Солдаты – дезертиры, которые бегут с фронта. «Один из них темноусый и седой, по виду шахтер (I. С. 195). Мельком брошено: бегут с фронта дезертиры, один из них «по виду шахтер!»…
Перед нами ростовские красноармейцы-пулеметчики, которых набрал Бунчук. Судя по тексту романа, это – члены партии.
Красногвардейцы-пулеметчики, по выражению одного из них, – «кунсткамера», злая карикатура на рабочих и членов партии. Вот Геворкьянц – ишак, «на весь Нахичеван один такой». Вот «злой мокрогубый грек Мекалидзе». Вот Крутогоров – рабочий депо «большой рукастый, глаза навыкат». Хвалычко не говорит, а «фыркает». Степанов «раздраженно кричит» (II. С. 222).
Казак по прозвищу Чубатый «с выдающейся нижней челюстью» (II. С. 308). Автор устами одного из персонажей говорит: «Волчиное в тебе сердце, а может и никакого нету, камушек заместо нево заложенный» (II. С. 311). Это дегенерат с проповедью уничтожения человека. Его даже лошади боятся.
Этого человека Шолохов заставляет убить офицера. Вот Гаранжа – большевик, который проповедует в лечебнице большевистские идеи. «Желчный, язвительный сосед Григория был недоволен всем: ругал власть, войну, участь свою, больничный стол, повара, докторов – все, что попадало на острый его язык» (I. С. 369).
Классовая ненависть автору непонятна. По его мнению, большевик – это человек, который все ненавидит, у которого есть «злой упор». У него, например, Бунчук проповедует злобу.
Но это не классовая ненависть, которая нужна, – какая-то беспредметная злоба. Особенно интересна фигура Валета. Он проходит через оба тома, и кончается роман на Валете. Кто такой Валет? Почему ему уделяется так много внимания? Что он, по замыслу автора, выражает? Валет – это настоящий пролетарий. Еще до прибытия Штокмана он проповедует в станице, что будет еще 1905 год. Судя по всем его поступкам, автор хотел дать «настоящего» пролетария, который при каждом случае борется. Например, он борется с Моховым, который обидел какого-то бедняка. Правда, Шолохов правой рукой рисует пролетария, а левой – целым рядом тонких приемов – превращает портрет в пасквиль. Например, он описывает Валета так, чтобы вызвать физическое отвращение, тогда как по ходу романа этого вовсе не требуется, и дает довольно омерзительную фигуру.
У Валета «хориные с остринкой глаза», «ежиная мордочка», в общем, он «огрызок человеческий». Вот его портрет: «Валет трескуче закашлялся, харкнул залпом и нехотя встал. Большая не по росту шинель висела на нем, как кафтан на бахчевом чучеле. Висячие поля фуражки прикрывали острые хрящи немытых, с зеленью внутри ушей» (II. С. 341). Или «Ежиная мордочка его побелела от злости, остро и дичало зашныряли узко сведенные злые глазенки, даже дымчатая шерсть на ней как будто зашевелилась» (II. С. 344). Шолохов рисует портрет подлинного пролетария, с подлинной классовой установкой, но Шолохов рисует его так, чтобы вызвать у читателя физическое отвращение. Валет, «шкалик» и «огрызок человечий» – вот эпитеты, которыми награждает его автор устами своих персонажей.
У него даже не волосы, а шерсть, именно «Валет» – паршивая собака.
Как он описывает смерть Валета? Валет с Мишкой Кошевым бежали, в дороге их настигают казаки и стреляют. «Валет, путая ногами, пошел боком, как лошадь, испугавшаяся своей тени. И не упал, а как-то прилег, неловко, лицом в синий куст полынка». Жил, как злобный хорек, а умер, как лошадь, испугавшаяся своей тени…
Не только у Валета, но и у Штокмана «остренькие глаза» (I. С. 134) и тоже хориные глазки: «Штокман сверкнул хориными глазками…» (I. С. 137).
Сопоставьте глаза «светлые, как ручей» у Евгения Листницкого, «отчаянные», как у Чернецова, с «хориными»…
Валет в романе Шолохова является носителем классовой борьбы. Но прорвался нарыв, и вместе с нарывом вышел из казачьего тела занозоноситель «злобы и разврата» – Валет. Мишку Кошевого белые не расстреливают: «казачье» берет верх над классовой борьбой. «Мужика убили, а тебя пожалели», – говорит ему казак. «Парень ты молодой. Заблудился трошки, ну да это не беда. Вылечим». Подтелкова казнили за то, что он пошел против казаков, Мишку помиловали, потому что он казак.
Говоря о приемах творчества Шолохова, можно указать попутно на прием, при помощи которого он аннулирует впечатление от порки Мишки Кошевого.
Порют казака, который боролся у красных, порют белые. Это вызывает, во всяком случае, не смех, а Шолохов сделал так, что это вызывает смех. После того как Мишку выпороли, он встает и говорит: «Голова думала, аж… отвечает». И он сразу аннулирует впечатление от порки. Очень искусный и тонкий прием! Смех убивает негодование.
Вторая книга романа кончается очень многозначительным лирическим отступлением, которое можно перевести на простой язык.
Заключительным аккордом «Тихого Дона» является христиански всепрощающее по идее автора – глубокое «лирическое отступление», написанное в иконописных тонах. Аксессуары тоже потрепанные: неизвестный старик, часовня под могилой большевика Валета, – «скорбный лик божьей матери», вязь славянского письма:
В годину смуты и развратаНе осудите, братья, брата.
Казаки, зарывшие Валета, не притоптывают могилу: «Затрубят ангелы на страшный суд – все он проворней на ноги встанет».
В елейной инокописи Шолохова чувствуется Иудушка Головлев, в уста выдуманного на этот случай старика автор вкладывает свои мысли, а сам подводит итог великой борьбе, а по Шолохову, – «године смуты и разврата».
По Шолохову, от большевика «Валета» осталась часовня «горюнить глаза прохожих и проезжих извечно унылым видом, будить в сердцах невнятную тоску». А по-нашему – советы, заводы, коллективы остались, а не часовня.
Но Валет со своей классовой ненавистью чужд не только казачеству, а и всей жизни. «И еще в мае бились возле часовни стрепета, выбили в голубом полынке точек, примяли возле зеленый разлив зреющего пырея, бились за самку, за право на жизнь, на любовь, на размножение. А спустя немного, тут же возле часовни, над кочкой, под лохматым покровом старюки-полыни, положила самка стрепета девять дымчато-синих крапленых яиц и села на них, грея их теплом своего тела, защищая глянцево-оперенным крылом». Классовой правде Валета автор противопоставляет не только казачью правду, но и правду природы, из которой выросла казачья правда, – вспомним думы Бунчука о том, что «с земляками требовался иной полузабытый черноземный язык»… (I. С. 164).
Итак, с точки зрения выдуманного Шолоховым старичка, единственное, что остается сделать казакам, – простить друг друга и простить Валета, носителя «смуты и разврата». А жизнь идет своим чередом, и биологическая правда торжествует.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
