— Практически нет. А как твоя голова? Может…
— Так, отложим травмы в сторону, — сердито сказал Роман и легко оттолкнул ее, и Рита, повалившись на подушку, рассмеялась.
— Нет, ты, все-таки, неподражаем!
— И хорошо — не хватало еще одного такого. А это что? — он кивнул на груду одежды.
— С берега привезли. Твоя одежда черт знает на что похожа, а вещи Горчакова я давно выкинула. Ребята купили несколько размеров, чтоб не промахнуться. Рома, бога ради, не нужно делать такое лицо. Это всего лишь тряпки!
— Значит, монитор тоже уже привезли.
— Да, — Рита сразу же стала очень серьезной, — и я уже его подключила. Кстати, я сказала, чтобы два привезли — на всякий случай. Мы одни на острове. Мне стоило большого труда заставить Таранова уехать — он был просто в ярости.
— Ну, его можно понять, — заметил Роман, сбрасывая простыню и выбирая брюки подходящего размера. Он быстро оделся и пошел было к двери, но Рита, соскочив с кровати, загородила ему дорогу и посмотрела на него с решимостью, которая Роману крайне не понравилась.
— После того, как ты ее прочтешь, ты собираешься уехать, не так ли?
— Да, — коротко ответил он.
— Я поеду с тобой.
— Нет, не поедешь, — Савицкий взял ее за плечи и собрался было отодвинуть с дороги, но Рита тотчас же накрепко вцепилась ему в руку. — Рита, я не собираюсь это даже обсуждать! Я опасен — опасен для этих людей и для тебя. Пока я вас не вижу, ничего не произойдет… Только не надо устраивать трагических сцен!..
— Ромка, — она встряхнула его руку, — неужели ты так ничего и не понял? Мне все равно. Я не хочу оставаться — ни в городе, ни вообще. Ты не можешь мне запретить.
— Ты предпоследняя!
— Пусть, — просто ответила Рита. — Пусть так. Лучше быть предпоследней, лучше быть даже следующей, чем быть одной. Я не хочу больше. Никаких сцен не будет — я просто ставлю тебя перед фактом, вот и все. Ты для меня не опасен. Если все произойдет, как он хочет, ты не будешь виноват в моей смерти. Ты будешь виноват в моей жизни. Хоть немного, но я успею пожить — пойми это!
— Глупая, — устало сказал он, притягивая к себе светловолосую голову и глядя поверх нее невидящими глазами. — Глупый, глупый котенок. Нельзя…
— Ну конечно можно! — решительно отрезала она, отодвинулась и потянула его за руку. — Идем, считай, мы достигли консенсуса в этом вопросе!
Роман придал лицу выражение философской покорности, думая про себя, что несмотря ни на какие консенсусы, все равно уедет один, а вслух спросил:
— Я все хотел узнать: а в чем конкретно заключалось ваше соавторство? Как вы работали?
— Сюжет, скелет книги всегда составлял он, я лишь дополняла его. Я наращивала плоть на этот скелет. Я давала имена персонажам — всегда я.
— Всегда по телефонным справочникам?
— Да.
— Что еще ты делала?
— Большую часть внутреннего мира персонажей… кроме особо отвратительных черт…
— Да, ваши персонажи ими изобиловали…
— …описательные сцены… диалоги. Все сцены убийств описывал только Денис. Всегда. И мы часто ссорились из-за этого, потому что я считала, что он слишком детализирует их. Смакует. Это… это ненормально.
— Да уж… Значит, обычно сюжеты придумывал он? — Роман покосился на винтовую лестницу, мимо которой они проходили, потом шагнул вслед за Ритой в открытую дверь кабинета. Здесь уже был не такой разгром, как прежде, а на столе, подключенный к системнику, стоял новенький монитор. Разбитый валялся в углу вместе с оплавленными клавиатурами. Там же стояли две большие коробки.
— Денису нравилось писать чистые триллеры, без всякой мистики, он говорил, что сам человек хуже любой нечисти, — Рита повернулась к нему, и ее лицо подернулось виноватым смущением. — А мне больше нравилась мистика… И мне казалось, что она… как-то смягчает то, что он придумывает. Денис уступал мне… не во всем, что я придумывала, но уступал. С ним было очень трудно работать. Он постоянно менял линию сюжета, дергал ее туда-сюда, вводил новые персонажи, снова и снова переписывал конец. Я всегда считала, что скелет произведения надо хорошо продумать от и до — и все. Он должен быть железным. Ты создал его, отковал — и все. Но Денис говорил, что сюжет должен быть гибким, что застывший сюжет неинтересен, и лучше всего, когда писатель сам не знает, чем кончится книга. Он говорил, что книга — это как большой двор — кто угодно может заглянуть в него и что угодно там сотворить. И вовсе не обязательно, что ты этого кого угодно позвал во двор. Он может прийти и без приглашения. И только после всех этих дерганий я писала последнее предложение и ставила число. Вот тогда уже книга считалась законченной и была неприкосновенна.
— Не нравится мне такой творческий подход твоего брата, — удрученно сказал Роман, садясь в кресло и глядя на заставку «Виндоуз». — А ты сама давно заглядывала в свою книгу?
— Дня два назад, — Рита наклонилась, одной рукой обняв его за плечи, а другой защелкала кнопкой «мышки». — Если честно, мне уже просто страшно в нее смотреть… Ром, ты уверен?
— Ну сколько еще это можно обсуждать?!
Коротко вздохнув, она прижалась щекой к его виску, щелкнула кнопкой еще раз, и Роман машинально крепко обнял ее, словно они стояли перед входом в глубочайшую пещеру, в которой могло оказаться полным-полно чудовищ.
«Страшно тебе, Рома? Страшно прочитать о том, как ты умрешь? А ведь ты умрешь, Савицкий, и она умрет — все умрут!» — тянул где-то в мозгу тонкий, ехидный голосок — уж не голосок ли Дениса, прокравшегося теперь и туда — вездесущего призрака, приход которого предсказать невозможно.
Просто ты часть меня, вот и все. Вы все теперь часть меня…
Он посмотрел на первую страницу открывшегося файла, где крупными буквами было напечатано название книги «Гонорар — вечность», хмыкнул, быстро пробежал глазами первые две строчки и протянул было руку к «мышке», но Рита вдруг оттолкнула ее и наклонилась ниже, встревожено глядя куда-то в низ страницы, и Савицкий тотчас спросил:
— В чем дело?
— Не понимаю… — Рита передвинула курсор, перелистывая страницы на самый конец. — Страницы… Их стало меньше. Их было триста двадцать, а теперь только двести девяносто восемь. Что такое?..
На экране монитора появилась последняя страница, заполненная только наполовину, и Роман и Рита потрясенно уставились на последнюю строчку, которая исчезала у них на глазах, буква за буквой, словно кто-то нажал на клавишу стирания и держал, не отпуская.
— Черт! — Роман столкнул ее руку с «мышки» и схватил ее сам. По листу продолжало стремительно расползаться белое, съедая напечатанные строчки. Он перелистнул на предыдущую страницу и тут же ткнул пальцем в последнюю строчку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
