Кей слушала его с лицом, мокрым от слез.
― И Майкл прислал тебя сказать мне все это?
Хейген посмотрел на нее с искренним изумлением.
― Да нет. Он велел передать, что ты можешь иметь что захочешь и поступать как захочешь, если только будешь как следует заботиться о детях. ― Хейген улыбнулся. ― Велел сказать тебе, что его дон ― это ты. Шутка такая.
Кей положила Хейгену руку на плечо.
― Значит, не он велел рассказать все это?
Хейген помедлил в нерешительности, как бы колеблясь, стоит ли говорить всю правду до конца.
― Ты так и не поняла, ― сказал он. ― Если Майкл узнает, о чем я тебе тут рассказывал, то я ― мертвец. ― Он снова помолчал. ― Есть только три человека в мире, которым он не причинит вреда, ― это ты и дети.
Прошло пять бесконечных минут. Потом Кей поднялась с земли и они медленно тронулись назад. Почти у самого дома Кей спросила:
― Ты можешь после ужина отвезти нас с детьми в Нью-Йорк на своей машине?
― За этим я и приехал, ― сказал Хейген.
Через неделю она пошла к священнику и сказала, что хочет принять католичество.
Из сокровенных недр храма вылетел колокольный звон, призывая к покаянной молитве. Кей, памятуя о полученных ею наставлениях, легонько ударила себя в грудь сложенной ладонью в знак покаяния. Опять зазвонил колокольчик, тотчас сменясь шарканьем ног, ― это причастники, покидая свои скамьи, потянулись к перильцам алтаря. Кей поднялась и двинулась следом. Преклонила колена пред алтарем, и вновь из глубины церкви донесся звон колокольчика. И снова сложенной ладонью Кей ударила себя в то место, где находится сердце. Перед нею стоял священник. Запрокинув голову, она открыла рот, готовая принять тоненькую, как папиросная бумага, облатку. Настал тот миг, который более всего внушал ей трепет. Пока не растает облатка и можно будет сделать глоток, и совершить то, ради чего она сюда пришла.
Очистясь от греха, осененная благодатью, Кей склонила голову, сложив руки на перильцах алтаря. Слегка переменила положение, освобождая от тяжести затекшие колени.
Отогнала прочь все мысли о себе, о детях, весь гнев и возмущение, все вопросы. И с истовым и глубоким желанием веровать, быть услышанной она, как вчера, как каждый день со времени убийства Карло Рицци, стала произносить слова молитвы о спасении души Майкла Корлеоне.
