Хочу предупредить только, что было бы лучше скрыть от нее правду…
— Нет, — перебила его мисс Уильямс. — Я считаю, что лучше смотреть правде в глаза. Подтасовывая факты, от судьбы не уйдешь. Карле довелось пережить потрясение, узнав правду, — теперь она хочет знать, как именно все было. Я считаю, что смелая молодая женщина так и должна поступать. Как только ей станут известны подробности, она сумеет снова забыть обо всем и жить собственной жизнью.
— Возможно, вы и правы, — согласился Пуаро.
— Я в этом убеждена.
— Но тут есть одно обстоятельство. Она не только хочет знать, как все произошло, она хочет убедиться в невиновности своей матери.
— Бедное дитя, — вздохнула мисс Уильямс.
— Вы так полагаете?
— Теперь я понимаю, почему вы сказали, что будет лучше, если она никогда не узнает правды, — откликнулась мисс Уильямс. — Тем не менее я остаюсь при своем мнении. Конечно, желание удостовериться, что мать невиновна, мне представляется вполне естественным, и, хотя ей предстоит убедиться, что ее надежды напрасны, судя по вашим словам, Карла достаточно отважна, чтобы узнать правду и не дрогнуть.
— Вы уверены, что это правда?
— Я вас не понимаю.
— У вас нет никаких сомнений в вине миссис Крейл?
— По-моему, это обстоятельство даже не подлежит сомнению.
— Даже если она сама настаивала на версии о самоубийстве?
— Бедняжке надо же было хоть что-то сказать, — сухо заметила мисс Уильямс.
— Известно ли вам, что перед смертью миссис Крейл написала дочери письмо, в котором торжественно клялась в своей невиновности?
Мисс Уильямс уставилась на Пуаро.
— Она поступила крайне неразумно, — резко заметила она.
— Вы так считаете?
— Да. Боюсь, что вы, как большинство мужчин, человек сентиментальный…
— Мне чужда сентиментальность, — возмущенно перебил ее Пуаро.
— Существует и такая штука, как ложь во спасение. Но к чему лгать перед лицом смерти? Чтобы избавить от боли собственное дитя? Да, так поступают многие женщины. Но миссис Крейл, на мой взгляд, не могла так поступить. Она была отважной и очень искренней женщиной. Я бы не удивилась, если бы она завещала своей дочери не судить ее слишком строго.
— Значит, вы не верите, что Кэролайн Крейл написала правду? — спросил несколько озадаченный Пуаро.
— Не верю.
— И тем не менее утверждаете, что любили ее?
— Я в самом деле ее любила. Я была к ней очень привязана и глубоко ей симпатизировала.
— В таком случае…
Мисс Уильямс окинула его каким-то странным взглядом.
— Вы не совсем понимаете, мсье Пуаро. Поскольку прошло уже так много времени, я могу кое в чем признаться. Видите ли, случайно мне довелось узнать, что Кэролайн Крейл виновна!
— Что?
— Это правда. Не уверена, правильно ли я поступила, но я скрыла это от суда. Поверьте мне, Кэролайн Крейл виновна, я это знаю твердо.
Глава X
А пятый, плача, побежал домой…
Окна квартиры Анджелы Уоррен выходили на Риджентс-парк. Здесь в этот весенний день легкий ветерок проникал в открытое окно, и, если бы не рев мчавшихся внизу машин, можно было подумать, что находишься за городом.
Пуаро отвернулся от окна, когда дверь отворилась и в комнату вошла Анджела Уоррен.
Он уже видел ее. Воспользовался возможностью побывать на лекции, которую она читала в Королевском географическом обществе. По его мнению, лекция была превосходной. Быть может, прочитана в несколько сдержанной манере, если принять во внимание желание всех лекторов быть понятыми как можно большим числом публики. Мисс Уоррен отлично знала свой предмет, не запиналась, не повторялась и за словом в карман не лезла. Голос у нее был звонкий и довольно мелодичный. Она не пыталась увлечь аудиторию романтичностью своей профессии или привить слушающим любовь к приключениям. Она кратко и немногословно излагала факты, сопровождая их отменно выполненными слайдами, а потом из этих фактов делала весьма интересные выводы. Сухо, педантично, ясно, четко и на высочайшем уровне.
Эркюль Пуаро всей душой порадовался за нее. Разумная особа!
Теперь, увидев ее вблизи, он понял, что Анджела Уоррен могла бы стать очень красивой женщиной. У нее были правильные, хотя и несколько суровые черты лица, ровно очерченные темные брови, ясные и умные карие глаза, матово-белая кожа». Плечи, правда, были чуть шире, чем следовало, и походка больше похожая на мужскую.
Нет, она никак не была тем поросенком, который, плача, побежал домой… Но на правой щеке, уродуя ее и морща кожу, был давно заживший шрам, чуть оттягивающий вниз угол правого глаза — никому и в голову бы не пришло, что этим глазом она не видит. Эркюлю Пуаро было совершенно ясно, что она уже настолько привыкла к своему физическому недостатку, что совершенно его не замечает. Кроме того, из тех пятерых, которыми он заинтересовался в ходе расследования, наибольшего успеха и счастья в жизни добились вовсе не те, кто, казалось, поначалу обладал преимуществом. Эльза, на руках у которой были все козыри — юность, красота, богатство, — преуспела меньше всех. Она была похожа на цветок, прихваченный морозом, а потому не успевший распуститься. У Сесили Уильямс вроде не было особых достоинств, которыми можно было бы хвастаться. Тем не менее, на взгляд Пуаро, она не пала духом и не сетовала на неудачи. Мисс Уильямс нравилась ее собственная жизнь — она по-прежнему интересовалась людьми и событиями. Она обладала умственным и моральным потенциалом, обеспеченным строгим викторианским воспитанием, которого мы нынче лишены, — она выполняла свой долг на том жизненном посту, который был предопределен ей свыше, и это заковало ее в латы, неуязвимые для камней и стрел зависти, недовольства и жалости. Она жила воспоминаниями, маленькими удовольствиями, которые позволяла себе в силу строжайшей экономии, это помогало ей, сохранившей физическое здоровье и энергию, по-прежнему интересоваться жизнью.
Что же касается Анджелы Уоррен, то в ней, с детства обезображенной и, должно быть, страдающей от этого, Пуаро увидел человека, наделенного силой духа, что воспитала постоянная борьба с собой и обстоятельствами. Недисциплинированная когда-то школьница превратилась в волевую, честолюбивую женщину, наделенную живым умом и огромной энергией. Это была женщина, чувствовал Пуаро, преуспевающая и счастливая. Она получала огромное удовольствие от своей кипучей деятельности.
Правда, она не принадлежала к тому типу женщин, который Пуаро, безусловно, одобрял. Несмотря на ее интеллектуальность, в ней было нечто от femme formidable[1049], что его как мужчину порядком пугало. Ему больше по вкусу были яркие и экстравагантные особы.
Изложить Анджеле Уоррен цель своего визита не составило никакого труда. Не надо было ничего придумывать. Он просто пересказал свой разговор с Карлой Лемаршан.
Суровое лицо Анджелы Уоррен осветила радостная улыбка.
