Отношения между Данией и Россией во время войны, естественно, нашли отражение в переписке Марии Федоровны с сыном. Так, в декабре 1916 года она обращала внимание сына на то, что «Дания уже год тому назад предлагала переправить к себе больных военнопленных, чтобы они были, по крайней мере, хорошо накормлены и остались в живых. К сожалению, однако, им так и не дали никакого ответа… Мне непонятно — почему, ведь это делается из чувства христианского милосердия и не будет ничего стоить, так как датчане подготовили все за свой счет. Я надеюсь, что после твоего приказа военному министру, дело, наконец, сдвинется с места».
Особое внимание уделяла Мария Федоровна и деятельности в России датского Большого Северного телеграфного общества. «Посылаю тебе одну бумагу, — сообщала она сыну, — которую Вальдемар просил показать тебе. Это по поводу Det Store Nordiske Telegrafselskab, которое существует уже почти 50 лет и никогда не вызывало нареканий. Теперь датчан после их лояльной службы в течение всех этих лет совершенно несправедливо одним махом изгоняют из России, как если бы они были разрушителями. Словом, ты увидишь сам, что надо сделать».
В начале 1917 года на аудиенции у Марии Федоровны побывали два датских представителя Трансатлантической компании, учрежденной в России в годы войны, которые информировали императрицу о ее деятельности. Вдовствующая императрица обещала поддержать их интересы. Она хотела написать письмо в русские министерства, с которыми компания намеревалась иметь дело.
Министр иностранных дел Дании Густав Расмуссен, состоявший в 1917–1918 годах на службе в датском посольстве в Петрограде, позже говорил о «всепроникающей протекции датской принцессы». Мария Федоровна активно содействовала продвижению датских прошений, покровительствовала датским предпринимательским интересам, «часто замолвливая словечко» за датских предпринимателей, подвизавшихся в России. Эрик Скавениус охарактеризовал как-то могущественного директора Восточно-Азиатской компании, рыцаря ордена Слона X. Н. Андерсена как «особого представителя двора и вдовствующей императрицы».
«Все это приведет нас к революции…»
Государственная дума возобновила свои заседания. 8 февраля 1916 года император лично явился в Таврический дворец на открытие сессии. Французский посол Морис Палеолог так описывает атмосферу в зале заседаний, когда был отслужен молебен в честь открытия Думы: «Большой подъем настроения в зале. Реакционеры, поборники неограниченного самодержавия обмениваются взглядами, полными раздражения и отчаяния, — как будто Царь, Избранник и Помазанник Божий совершает святотатство. Левые, напротив, исполнены бурной ликующей радостью. У многих слезы на глазах».
Ситуация в стране принимала крайне опасный характер. Императрица-мать переживала за сына и династию.
1 ноября 1916 года в Ставку приехал великий князь Николай Михайлович с письмом, в котором содержалась просьба великих князей убрать Г. Распутина. В тот же день в Думе на первом заседании пятой сессии четвертого созыва с разоблачениями в адрес императрицы Александры Федоровны выступил П. Н. Милюков. Речь была размножена на машинке и разошлась по всей стране. Сам инцидент описан Милюковым в его «Воспоминаниях». «За моей речью, — вспоминал Милюков, — установилась репутация штурмового сигнала к революции». 7 ноября с этой же просьбой — избавиться от Распутина — в Ставку приезжал великий князь Николай Николаевич.
Генерал В. И. Гурко в своей книге «Царь и Царица» писал: «Да, вред, нанесенный Распутиным, огромный, но старался он работать на пользу России и династии, а не в ущерб им. Внимательное чтение писем Императрицы, заключающих множество преподанных Распутиным советов, приводит к убеждению, что среди этих советов, в большинстве случаев азбучных и наивных, не было ни одного, в котором можно усмотреть что-либо мало-мальски вредное для России. Действительно, что советовал Распутин? „Не ссориться с Государственной думой“, „Заботиться о народном продовольствии“, „Беречь людской состав армии до достаточного снабжения войска оружием“».
Великий князь Николай Михайлович, поддерживавший регулярную переписку с императрицей Марией Федоровной, в письме от 30 октября (5 ноября) 1916 года писал ей: «Я не только удовлетворен, но просто на седьмом небе от счастья от того, что выполнил свой долг по отношению к моему Государю и Отечеству; теперь моя совесть спокойна, потому что 1 ноября Ваш сын позволил мне высказать Ему все — в течение двух часов, с 9 до 11 часов вечера. Я, насколько это возможно, щадил Его самолюбие и чувства к Ней (императрице Александре Федоровне. — Ю. К.), однако ничего не утаил и открыл Ему глаза на все безобразия, творящиеся за Его спиной. Он выслушал меня очень внимательно, не перебивая, и, когда мы обсудили все насущные вопросы, Ники трижды с величайшей нежностью обнял меня и поблагодарил за мою откровенность и чрезвычайную смелость».
Великая княгиня Елизавета Федоровна незадолго до убийства Распутина посетила свою сестру императрицу Александру Федоровну. Она попыталась убедить ее удалить от двора Распутина, но в ответ услышала: «Мы знаем, что святых славословили и раньше» и прервала разговор. В ответ Елизавета Федоровна сказала императрице: «Помни судьбу Людовика XVI и Марии-Антуанетты». Слова оказались пророческими.
Как явствует из дневниковых записей Марии Федоровны от 9 (22) ноября 1916 года, в эти осенние месяцы с Николаем II имели беседы великий князь Николай Михайлович, генерал М. В. Алексеев, протопресвитер армии и флота Г. И. Шавельский, великий князь, главнокомандующий войсками Николай Николаевич (младший). Императрица-мать писала: «…Был Георгий (великий князь Георгий Михайлович. — Ю. К.), обсуждали с ним многое до полудня. Надеюсь, что он видит ситуацию в слишком черном свете. Говорил, что мы на пороге революции, поскольку умы взбудоражены, а доверие исчезло. Надеется, что беседы с Ники четырех разных людей откроют ему глаза и принесут свои плоды. Алексеев, Шавельский, Николай (великий князь Николай Михайлович. — Ю. К.) и, наконец, Николаша (великий князь Николай Николаевич. — Ю. К.), которого, по-видимому, было тяжелее и неприятнее всего слушать, сказали ему (Ники) всю правду. Господи, помоги же ему! На Него единственного мы только и можем уповать!»
10 (23) ноября: «…Георгий пробыл у меня до 12. Известия интересные, но печальные. В 2½ часа дня приехали Николаша, Петюша (великий князь Петр Николаевич. — Ю. К.) и их жены, которые, правда, вышли из комнаты, когда Николаша заговорил начистоту. Ужасно было слушать все то, что он сказал моему бед[ному] Ники».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
