После того, как поезд, согласно расписанию, прибыл к платформе номер пять берлинского вокзала Schцnefeld, я действовал как совершенный автомат. Одуревший от полутора суток тряски в душном купе, неопытный и почти безъязыкий турист, каковым я, в сущности, и являлся, должен бы был растеряться, провести полчаса у табло с расписанием поездов и, окончательно расставшись с надеждой хоть что-нибудь понять, посвятить остаток сил поискам ближайшего киоска с Настоящим Немецким Пивом. Я легко мог представить себя, любимого, на месте этого гипотетического олуха. Мое амплуа.
Тем не менее я почему-то сразу же направился к справочному бюро. Неизвестно, откуда я вообще узнал о его существовании: прежде я никогда не пользовался услугами подобных контор. Однако сейчас как-то сразу решил, что зеленый значок с крупным изображением буквы «i» означает «информация», и брел по указующим стрелкам, пока не достиг искомого кладезя железнодорожной мудрости.
Сотрудники «кладезя» были вполне способны объясняться по-английски; еще более удивительно, что я сам умудрился вспомнить ровно столько полезных иностранных слов, сколько требовалось, чтобы выяснить, когда и откуда отправляется поезд, следующий в Мюнхен, да еще и попросить записать эти бесценные сведения на бумажке.
Ближайший поезд отходил через семь минут. За это время я успел найти нужную платформу и даже расположить свое усталое тело там, где, согласно специальной схеме, должен был остановиться вагон второго класса для курящих. Устроился в пустом купе, рассчитанном на шесть сидячих мест, предусмотрительно прикрыл дверь и задвинул занавески, в надежде, что это отобьет у других пассажиров охоту составить мне компанию. Дождался отправления поезда и лишь тогда позволил себе расслабиться. Снял осточертевшие ботинки, достал сигарету, внимательно прислушался к стуку своего сердца и – в который уже раз – удивился собственному спокойствию.
Через пять минут после того, как вежливый вислоусый контролер обнюхал мой билет и церемонно откланялся, я спал как младенец, свернувшись калачиком на коротком, неудобном диванчике, подложив под голову сумку с вещами и укутав ноги своим элегантным демисезонным пальто. Оно рисковало утратить последние остатки былой красоты, но меня это не слишком смущало. До Лестницы в Небо, по моим расчетам, оставалось несколько часов пути, а там хоть трава не… впрочем, трава пусть себе растет – что ж я, зверь какой?
Поезд прибыл в Мюнхен в половине шестого утра. Вопреки собственным прогнозам, я проснулся за четверть часа до этого знаменательного события, а потому успел умыться, побриться и даже завязать шнурки на ботинках. Заказал чашку кофе с круассанами в привокзальном ресторане. Старательно мазал хлеб толстым слоем масла – не потому, что это вкусно, а из предусмотрительности: кто знает, удастся ли мне сегодня еще раз поесть, так что лишняя сотня калорий не помешает. Потом отправился в местное справочное бюро, педантично выяснил расписание всех поездов, следующих в Шёнефинг. Без особого труда купил билет в хитроумном автомате, отыскал нужную платформу, занял место у окна, тут же задремал и проснулся за несколько минут до прибытия к месту назначения – столь совершенным существом я не был еще никогда в жизни. Я вел себя как перелетная птица, впервые в жизни отправившаяся к африканским берегам: вроде и не был тут никогда, вроде бы правил здешних не знаю, но это не имеет значения, поскольку внутренний компас, несомненно, покажет мне кратчайший путь к цели.
Поезд останавливается.
Выхожу.
Запах влажной земли и свежей хвои, сладкий вкус холодного горного воздуха, первое прикосновение подошв к мелким круглым камешкам мостовой. Про себя думаю, что надо бы отловить представителя местного населения и спросить у него, как пройти к озеру, но ноги сами несут меня куда-то, то вверх, то вниз по узким кривым улочкам. Городок Шёнефинг построен на нескольких маленьких, но весьма крутых холмах, у подножия которых серебрится озеро. Несколько роскошных домов почти на самом берегу – ага, возможно, в одном из них живет Клара-Мария, благословенная посетительница небесной кондитерской. А теперь, дружок, смотри внимательно, – говорю я себе. И если увидишь хоть какое-то подобие лестницы…
И тут я ее увидел. Это была не просто лестница, а некое подобие деревенской улицы: широкие ступеньки вымощены булыжниками, по обеим сторонам – не перила, а заборы, за которыми топорщатся остроконечные капюшоны крыш. Всюду жизнь, в палисадниках лают собаки, полощутся на ветру детские ползунки, из земли пробиваются маленькие отважные стебельки растений, а среди талого снега уже разбрызганы разноцветные капли крокусов. В иное время я бы непременно задержался у каждой калитки, сунул бы любопытный нос в чужую приватную жизнь, но сейчас меня интересует лишь одна подробность, да и та топонимического свойства: к каждому забору аккуратно привинчена табличка с надписью: «Himmelich Leiter». Кто-то мне говорил, что именно так, без артикля, и пишутся названия улиц.
Что ж, значит, я на месте.
Медленно поднимаюсь по лестнице. Не тороплюсь, поскольку внимательно гляжу по сторонам. Жду знака, или указания, или хоть малейшего намека, что мне следует остановиться. Но не обнаруживаю ничего из ряда вон выходящего. Впрочем, если уж мне назначили свидание на лестнице, было бы логично предположить, что следует подняться на самый верх. Лестницы, собственно, именно для того и существуют, чтобы подниматься наверх, разве нет?
А если так – вперед!
И, поднявшись на верхнюю ступеньку, я обнаруживаю лазейку – не в каком-нибудь дощатом заборе, а в старинной кованой ограде, увитой какой-то вечнозеленой растительной роскошью. Один толстый прут отогнут, другой отсутствует вовсе, так что даже взрослый человек вроде меня может без особого труда проникнуть на заповедную территорию.
Мне – туда?
Каким-то образом ответ совершенно очевиден.
В сладостном полузабытьи протискиваюсь в щель и бреду вперед, погружаюсь в ароматную утробу запущенного сада; по старой, полуразрушенной лестнице, заросшей бледной прошлогодней травой, поднимаюсь по склону крутого холма туда, где стоит трехэтажный дом с башенкой и блестят мокрые от ночного дождя каменные перила летней террасы.
Мое путешествие «туда-не-знаю-куда» подошло к концу. Мне бы, пожалуй, следовало испугаться, хотя бы из уважения к законам жанра, но страха нет – вероятно, он первым покинул корабль, причаливающий к волшебному острову: этакая жирная, вислозадая, но резвая крыса, до последней минуты скрывавшаяся в моих трюмах в надежде на перемену курса. Тело становится легким, как воздушный змей, сорвавшийся с привязи. Воздушный змей, змей небесный – что за славный пример для «рожденных ползать», какой обнадеживающий символ!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
