Особое место в этой системе категорий занимают молодежные политические движения. В советское время любая политическая активность, не соответствующая официальной идеологии и неугодная власти, была практически вне закона, все соответствующие организации признавались антисоветскими. По мере либерализации режима их стали называть «группировками», «неформальными организациями» или «субкультурами», что давало им легальные возможности существования, но одновременно деполитизировало их и размывало социологическую терминологию. Сегодня социологи (Лебедев, 2008) признают «молодежными движениями» весь спектр молодежного общественно-политического активизма, будь то прокремлевские «Наши», «Молодая гвардия» «Единой России» (МГЕР) и «Местные», агрессивно-националистические Движение против нелегальной эмиграции (ДПНИ) и Евразийский союз молодежи, обновленный комсомол, национал-большевики или демократические антифашистские организации типа «Антифа».
Еще одно понятие, часто употребляемое в этом контексте и заимствованное из лексикона хиппи, – тусовка обозначает: а) встречу, общение с малознакомыми людьми без видимой цели, ради самого общения, б) место, где тусуются, в) группу тех, кто тусуется вместе (Щепанская, 1993. С. 334). Тусовка – категория скорее процессуальная, чем структурная. Чтобы быть в тусовке, надо просто быть в нужное время в нужном месте – там, где тусовка воспроизводит себя. Тусовочное сообщество не скреплено идеологической солидарностью, а структурная стабильность тусовки гарантирована преимущественно эмоциональными факторами: люди встречаются потому, что хотят быть вместе. Общими усилиями они создают некую атмосферу, которая им в равной мере дорога и необходима (Мизиано, 2002).
Взрослые считают хорошим тоном иронизировать по поводу экзотичности подростковой моды и рассчитанных на привлечение внимания броских внешних аксессуаров. Но подростки не могут без них обойтись.
«Вот вам конкретная ситуация. По улице идет шестнадцатилетний подросток, не слишком красивый, особыми талантами не отмеченный, зато вежливый, скромный, неброско, но чисто одетый, постриженный и без претензий. Что вы о нем скажете?
Да ничего вы о нем не скажете! Потому что просто его не заметите. И ровесники не заметят. И девочки, что вовсе уж обидно. Ибо главное его достоинство как раз в том и состоит, что он нам не мешает, не требует ни времени, ни сил, ни денег, ни умственного напряжения. Не отличник, зато и не двоечник, не активист, но и не хулиган, не модник, но и не оборванец. Прекрасный молодой человек, побольше бы таких. И живет рядом, и словно бы не существует. Очень удобный мальчик.
Только это ведь нам с ним удобно. А ему, как бы несуществующему – каково?
Девочка в шестнадцать лет – юная королева. Перед ней одна за другой распахиваются самые заманчивые жизненные двери. На нее обращают внимание двадцатилетние, а то и двадцатипятилетние парни, она кокетничает со всеми подряд, жизнь набирает высоту, словно самолет на взлете. А парень в те же годы? Для него это возраст комплексов, косноязычия и прыщей. У него, как выразилась одна юная знакомая, ни кожи, ни рожи, ни имени.
Но стоит надеть на шею железную цепь, а на запястье железный браслет, а на куртку приклепать десяток железных блямб – и жизнь в корне меняется. Теперь он не мальчик без имени и лица – теперь он «металлист». И незнакомые парни, каторжно звеня цепями, на улице подходят к нему как к своему. И взрослые оборачиваются с интересом и страхом. И девочки сгорают от любопытства и жаждут познакомиться. Всем кажется, что человек, на котором столько железа, и живет не так, как мы, а лучше, рискованней, азартней. О нем пишут в газетах, говорят по радио, по телеку. При таком количестве черного металла даже в желтом металле особой необходимости нет – и без того в центре внимания.
Словом, нехитрый маскарад позволяет подростку решить целую кучу личных проблем, в том числе и самую важную: окружающее человечество безоговорочно признает факт его существования на земле…
А почему столь хаотична смена пристрастий, почему после музыки стрижка, а потом танец, а потом гоняют на мотоциклах, а потом нитка на запястье и манера жить? Да просто потому, что все это не имеет значения. Новому поколению нужен новый фирменный знак, новый флажок, новый клич, на который сбегутся сторонники. Главное, чтобы знак был заметный, а флаг яркий, а клич громкий. Робкий вызов просто не заметят, ношеную перчатку не поднимут. «Металл» – годится, брейк – годится, зеленые волосы – в самый раз» (Жуховицкий, 1987).
Хороший пример, на котором можно показать полифункциональность и гендерно-возрастные параметры молодежных субкультур и движений, – история подмосковных люберов.
Эти страшные любера. Интерлюдия
Молодежная субкультура люберов (ед. ч. – любер, мн. ч. – любера) возникла в самом начале 1980-х из разрозненных уличных компаний молодежи, проживавшей в подмосковном городе Люберцы и Люберецком районе. К 1986–1987 гг. она развились до масштаба молодежного движения, известного на весь Советский Союз. На основе интервью с 32 очевидцами рассматриваемых событий, а также публицистических текстов 1986–1991 гг. Д. В. Громов реконструировал ее историю (Громов, 2006).
Первый этап: до апреля 1982 года
В доперестроечные десятилетия на всей территории СССР деятельность уличных подростково-молодежных групп имела ряд типичных черт. Это были группы ровесников, возникавшие по месту жительства (учебы, работы, тренировок); они взаимодействовали между собой, часто конфликтуя. Уличные компании были преимущественно мужскими; девушки, если и были вхожи в тусовку, как правило, не участвовали в экстремальных групповых практиках – в драках, криминальных действиях и т. д. Активная деятельность парней в подобных группах в большинстве случаев заканчивалась с уходом в армию.
Не были исключением и Люберцы. К концу 1970-х люберецкая уличная молодежь была разделена на конфликтующие между собой территориальные группы. Однако в самом начале 1980-х межгрупповые конфликты прекратились – уличная молодежь объединилась в единую люберецкую общность. Этому способствовало вовлечение подростков и юношей из разрозненных групп в совместную деятельность, а именно – в занятия культуризмом (атлетической гимнастикой). Основным локусом существования субкультуры стали «качалки» – подвалы, специально оборудованные для занятий культуризмом.
С самого начала в субкультуре сформировались две группы, условно обозначаемые как «спортсмены» и «хулиганы». Первые всерьез занимались спортом, стремились к высоким результатам и зачастую не интересовались уличной жизнью. Вторые воспринимали спорт только как престижное времяпрепровождение: «Они грушу повесили, подкачаются, туда-сюда, и едут куда-нибудь в Москву кого-нибудь побить». С точки зрения силы и физического совершенства оценивались и выдвигаемые юношами из своей среды уличные лидеры; описывая того или иного лидера, информанты прежде всего отмечали его силу («у него была бешеная растяжка, он мог подпрыгнуть и ногой лампочку выбить с плафона»), а затем уже – личные и организаторские качества.
Занятия культуризмом послужили в начале 1980-х сплачивающим фактором для местной молодежи: «Когда мы начали проводить соревнования по атлетизму, то стали уже как-то объединяться, драк между собой стало меньше. Потому что все уже между собой познакомились, начали общаться, появились общие интересы – спортивные. Кто посильнее – тем надо стремиться к соревнованиям, кто послабее – драться ездят. И здесь начали не столько драться, сколько конкретно заниматься спортом».
Еще одним организационным ресурсом, сплотившим субкультуру, стали совместные поездки в Москву. Отправляясь в полное приключений путешествие в Москву, люберецкие оказывались в чужом пространстве, где действовали многочисленные уличные компании, с которыми у них возникали конфликты. Порой конфликты между москвичами и люберецкими, как часто бывает при межгрупповых молодежных конфликтах, имели многоэтапное продолжение: обиженный приводил мстить своих товарищей, затем товарищей приводил обидчик и т. д.; частное столкновение перерастало в коллективную драку или серию драк.
Второй этап: апрель 1982 г. – декабрь 1986-го
Первая половина 1980-х годов была периодом кризиса социалистической системы. Одной из составляющих кризиса было разрушение коммунистической идеологии и, как следствие, активизация групп, придерживающихся иных идеологий. Одной из таких групп стали неофашисты, а другой – их противники пацифисты. С точки зрения властей, те и другие были одинаково плохи. Однажды, когда в Москве собралось около сотни люберецких парней, к ним подошел человек в штатском, как потом выяснилось, подполковник МВД, и предложил эти чуждые элементы разогнать. Сказано – сделано. «Была дана идея, и идея – что надо. Мы оказались молодежной группировкой против фашизма». Начиная с апреля 1982 г. определенный слой люберецкой молодежи стал расценивать свои поездки как специфическую «борьбу за идею», которая фактически сводилась к борьбе с той молодежью, которая «позорит советский образ жизни». «Идея была в том, что не должно быть ни пацифистов, ни нацистов, ни кого-то еще подобных. Мы воспринимали всё так: вот мы ведем здоровый образ жизни, качаемся, спортом занимаемся – а кто-то там с цепями ходит, лозунги какие-то выкрикивает – все это казалось нам… ну неестественно. И потом, нас всему этому и комсомол, и пионерия учили. Мы – за идею шли».
