К старости цвет приобретает светложелтый тон, это — своего рода «седина» белухи. Поэтому среди самого многочисленного стада белух легко обнаружить стариков — самых крупных, самых матерых животных. Еще легче не только по размерам, но и по окраске отличить молодежь и детенышей. Новорожденная белуха достигает полутора метров в длину и окрашена в темный, почти коричнево-серый цвет; потом, с годами, цвет постепенно переходит в пепельно-серый, голубовато-серый и, наконец, в белый. Повидимому, окраска молоди является защитным цветом. Насколько легко еще издали рассмотреть на воде взрослую белуху, настолько трудно бывает отличить от морских волн молодь. Правда, надо сказать, что естественных врагов у белухи почти нет, если не считать довольно малочисленного ее сородича, неутомимого зубастого хищника — касатку.
Голова белухи круглая, с небольшими, сильно сплюснутыми челюстями. В передней части головы имеется сильно развитая жировая подушка, позволяющая зверю пробивать достаточно толстый молодой лед.
Питается белуха и морскими моллюсками и ракообразными, но главной пищей ее является мелкая рыба — сайка, мойва и др.
Местом обитания белухи является Северный Ледовитый океан и примыкающие к нему моря. В погоне за рыбой белуха часто заходит в заливы с опресненной водой, в устья больших рек или достаточно далеко уходит на юг. Поэтому ее можно встретить как в любой точке вдоль побережья полярных морей, особенно у устьев крупных рек, так и в более южных широтах, например у берегов Сахалина.
Белуха — стадное животное и всегда держится косяками от нескольких десятков до многих сотен и даже тысяч голов.
Взрослая белуха дает от 250 до 400 килограммов жира и до 100 квадратных футов кожи, идущей преимущественно на приводные ремни. Кроме того, ценится ее костный жир, являющийся прекрасным смазочным маслом для точных инструментов. Мясо может итти в пищу, но преимущественно, наравне с костями, используется в производстве туковых и клеевых заводов. Промысел на белуху чрезвычайно заманчив, но, несмотря на это, развит недостаточно. Объясняется это не только его трудностью, но и ненадежностью. Дело в том, что у белухи нет постоянных путей миграции. В одном и том же месте один год она может появиться в огромном количестве, а потом ряд лет не появляется совершенно. Наш пример подтверждает это с достаточной убедительностью. В минувшем году, несмотря на открытое море и присутствие сайки, мы не видели ни одной белухи, а в этом году мимо нашей базы прошли десятки тысяч зверей. Хорошо организованный и оснащенный промысел в одном сезоне может дать богатую добычу, а в другом принести только крупные убытки, так как организация промысла белухи требует значительных затрат.
Для промысла необходимы специальные крепкие ставные сети. Ими закрывают белух в узких заливах или «обметывают» стадо на прибрежных отмелях и затем бьют зверя так называемыми «спицами» — железными или стальными копьями. Часть белух просто запутывается в сетях. Известны случаи, когда один такой лов давал сразу до 300 голов зверя. Кроме сетей, промысел должен быть обеспечен пловучими средствами, приспособлениями для вытаскивания и разделки тяжелых туш и т. п. и располагать достаточной рабочей силой, которая может быть занята лишь несколько дней в году, при появлении зверя. Поэтому промысел на белуху, несмотря на свою кажущуюся заманчивость, может быть выгодным лишь в комплексе с каким-либо другим, постоянным делом.
Изменчивые пути хода белухи до сего времени сохраняют ее поголовье, и запасы этого зверя можно считать пока нетронутыми. В будущем, при большем освоении Арктики, белуха безусловно будет играть не последнюю роль в общей сумме промысловой продукции. А пока местные охотники нередко бьют белуху из ружья. Такая охота требует хорошего знания характера зверя и некоторых чисто топографических условий. Она дает незначительную продукцию и никак не отражается на запасах зверя.
* * *
Первый раз мы услышали характерное дыхание белух в дрейфующих льдах у острова Голомянного еще 31 июля, увидеть самих зверей тогда не удалось. После этого две недели белухи в нашем районе не подавали о себе никаких вестей. И только 15 августа, находясь на том же Голомянном, мы увидели небольшое стадо. Вместе с белухами шел косяк в 60–70 голов не совсем обычных для здешних мест гостей — гренландских тюленей. Это заставляло предполагать, что оба стада пришли откуда-то издалека, вместе с появившейся в большом количестве сайкой.
Нашествие гостей переполошило все местное население. Большим белым облаком шумно носились над ними чайки. В значительном количестве собрались у кромки льдов нерпы и морские зайцы. Они необычно высоко высовывались из воды, чтобы посмотреть на пришельцев. А те шли, не обращая ни на что внимания. Белухи солидно сопели и вздыхали, словно озабоченные своим промыслом на рыбу, а стремительные лысуны, как всегда, беззаботно резвились.
Наш охотник волновался. Если раньше нерпы казались ему не заслуживающей внимания мошкарой по сравнению с морскими зайцами, то теперь и последние потеряли в его глазах всякое значение по сравнению с белухами. Глядя на высовывающихся из воды матерых зайцев, он досадливо говорил:
— Да не лезьте же вы, лешие! Не до вас сейчас. Всякому грибу свое время.
Он пытался стрелять по белухам, но безрезультатно. Для верной стрельбы по этому зверю необходим невысокий, хотя бы в несколько метров, крутой или, еще лучше, обрывистый и приглубый берег. Уже с небольшой высоты можно следить за каждым движением животного, идущего на глубине нескольких метров, держать его на мушке и бить наверняка в тот момент, когда оно вынырнет для вздоха. На Голомянном не было таких условий, да и сами белухи держались в 150–200 метрах от берега. Поэтому охота не дала ничего, кроме волнений. Журавлев несколько дней не мог успокоиться. Даже добытый морж не утешил его, и охотник продолжал проклинать берега Голомянного.
Белухи опять исчезли, и вновь мы увидели их лишь 13 сентября, в открытом море, когда шторм взломал около базы ледяной припай и мы получили, наконец, возможность использовать свою моторную шлюпку и выйти в открытое море. На этот раз не только Журавлев, но и Вася Ходов загорелся азартом. Он сел за руль и с непоколебимой верой в технику заявил:
— Сергей, приготовься к стрельбе. Сейчас догоним.
Шторм взломал торосы у нашего острова.
Мотор бешено заработал. Шлюпка понеслась за уходящим стадом белух. Но наша техника не выдержала испытания. Шлюпка еле развивала 12–13 километров, а белухи, напуганные стуком мотора, уходили со скоростью не менее 20–25 километров. Журавлев бесновался на носу шлюпки, на чем свет стоит ругал мотор и умолял Ходова «наддать» и «нажать». Но тот не только «наддал», а, можно сказать, выжимал из слабосильного мотора все, что можно было. И белухи скрылись в морском просторе.
