С трудом он поднялся к беседке — и теперь наконец-то-увидел, что эта та беседка, за которой он разделся — и тяжело опустился на скамью.
Здесь тропические виды рыб плавали в океанской воде, но не было океана, и где целые флоты точнейших копий кораблей ходили под парусами, без кого-либо на мостиках, никто ими не управлял, где бесценные статуи стояли, скрытые, на подстриженных и ухоженных полянах в глубине леса и — он увидел далеко не все, да и какие другие невозможности были здесь возможны, в этом невозможном месте. Кроме того, чувствовал себя он отвратно. (Он сморщил нос). Чертовски близко… чуть не утонул. Без сомнения, рехнулся ненадолго, уж точно. Она не могла быть настоящей. И разве не заметил он зеленоватый оттенок ее кожи, или же просто оттенок лучей солнца…? Кто угодно, кто мог создать такое место, управлять им, вполне мог бы сварганить и какую-нибудь машинку, чтобы загипнотизировать тебя, как об этом рассказывалось в некоторых научно-фантастических рассказах.
Он неуютно поежился. Может кто-нибудь наблюдает за ним даже сейчас.
Торопясь, он начал одеваться.
Итак, она ему привиделась. А может быть и все вокруг-не настоящее. Он тоже наткнулся на нарушителя, на том краю озера, и это реальность, а дальше, когда он чуть не утонул, все остальное, наверное, ему привиделось.
Только — он прикоснулся ко рту. Ему привиделось будто кто-то вдувает воздух в него. Где-то он слышал об этом, но определенно не среди того, чему учили его в Й.
— Эй, ты похож на покойника. Эй, ты там?
Что бы это значило?
Как в тумане, он закончил одеваться. Затем пробормотал:
— И какого дьявола меня потянуло сожрать этот чертов пирог? Он поразмыслил, что скажет Сэмми. Если она ненастоящая, Сэмми даже не захочет узнать, о чем он говорит. А если она настоящая, то единственно, о чем он может спросить: «Так, значит она была с тобой там, и все что ты сделал-прямо на нее вывернул себя наизнанку?». Не-ет, он ничего не скажет Сэмми. Или кому-нибудь еще.
И быть ему всю жизнь холостяком.
Уф, ну и дела. Что за знакомство?! Перво-наперво она спасает твою жизнь, затем ты не знаешь что сказать и наконец, только посмотри, что пришлось сделать. Ну, да ладно — она не настоящая.
Он попытался представить себе ее имя. Даже если оно ненастоящее. Ведь многие не пользуются своими именами.
Он выбрался из беседки, пересек молчаливый сосновый покров и затем заорал. В этом крике не было слов и кто-нибудь бесполезно попытался бы что-то разобрать.
Она стояла, ожидая его. На ней было неброское коричневое платье, туфли на низких каблуках, через плечо повешена коричневая кожаная сумочка. Волосы ее причесаны аккуратно и скромно завязаны венцом. Она выглядела так, словно каким-то внутренним переключателем убрала сияние, прежде окутывавшее ее кожу. Она выглядела, как если бы была готова исчезнуть, если и не в воздухе, то в толпе, в любой толпе, только бы оказаться рядом с ним. И он прошел бы мимо-это уж точно, если бы не ее глаза. Она быстро подошла к нему, и, положив руку на его щеку, засмеялась над ним. И снова он увидел белизну этих необычных клыков, таких острых…
— Ты покраснел! — воскликнула она.
За всю историю человечества, ни один покрасневший не остановился при этом наблюдении. Он спросил:
— Куда ты направляешься?
Она быстро посмотрела ему в глаза, затем сложила свои руки на ремешке висевшей через плечо сумочки, и посмотрела на них.
— С тобой, — тихо ответила она.
И это лишь одно из многого того, что она еще сказала ему, мгновение за мгновением, что со временем приобрело значение для него. Он отвез ее обратно в город, они вместе поужинали и затем направились по адресу в Вест-Сайде, который она ему дала, и всю ночь простояли снаружи, болтая. И через шесть недель поженились.
— Ну как я мог спорить? — спросил доктор Вебер доктора Рэтберна.
Они стояли рядом друг с другом, наблюдая за маленькой армией рабочих, словно муравьи, копошившихся вокруг гигантского каменного сарая примерно в четверти мили от замка, между прочим, невидимого отсюда, и таким образом, невидимого людям. Работа началась накануне в три часа пополудни, и продолжалась всю ночь. Все, абсолютно все, что бы не заказал доктор Вебер, не только было ему предоставлено, но привезено или уже установлено.
— Понимаю вас, — ответил Рэтберн, уже имевший подобный опыт.
— И не только, как я мог спорить, — продолжил Вебер, — но почему я должен был бы? У каждого человека есть планы, честолюбивые замыслы. А этот Кеогх, какой подход, а! И первым делом, на что он нацелился-планы относительно моей персоны. С этого и начал. И неожиданно все, что вы хотели иметь или кем-либо быть, преподносится вам или обещано, и без всякого надувательства относительно обещаний.
— О, нет. Им нет нужды дурачить кого-либо… Вы хотели сообщить прогноз?
— Вы насчет этого юноши? — Он взглянул на Рэтберна. — О — вы имеете в виду другое… Вы хотите спросить смогу ли я довести один из этих суррогатов-зародышей до срока. Подобное мнение могло бы выставить меня полным идиотом, но, думаю, такая работа — не для идиотов. Пока же, все, что я могу вам сказать — я предпринял попытку — то, что даже и не мечтал сделать, если бы не она и ее сумасшедшая идея. Я ушел отсюда в четыре утра с несколькими мазками из его горла и к девяти у меня уже около полудюжины их было изолировано и находилось в питательном растворе. Свиная плазма крови самое быстрое, что я смог приготовить. И получил митоз. Они делились, и спустя несколько часов, двое из них покрылись рябью и начали формировать гастрофор. Этого свидетельства оказалось достаточно для продолжения. Вот все, как я считаю, и то же сообщил им по телефону. А к тому времени, когда я добрался сюда, — добавил он, махнув в сторону огромного сарая, — тут уже на четыре пятых сооружена исследовательская лаборатория, достаточно внушительная для любого городского медцентра. Спорить? — снова вернулся Вебер к самому первому вопросу доктора Рэтберна. — Как я мог спорить? Да и почему я должен?.. И эта девушка. Она воплощение силы, подобной тяготению. Она может приложить такое давление, я имею ввиду ее лично, что наверно, могла бы заполучить все, что угодно в этом мире, если бы захотела, даже и не принадлежащее ей. Даже сам мир. Доставьте этот прибор к северо-восточному входу! — рявкнул он технику. — Я сейчас спущусь вниз, и покажу вам куда его установить. Он повернулся к Рэтберну. Это был человек, поджариваемый на огне.
— Я должен идти.
— Если есть что-либо зависящее от меня, — произнес доктор Рэтберн, — только скажите.
— Вот это — самое чудесное, — заметил Вебер. — Именно так все говорят вокруг, и, черт побери, говорят искренне!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
