матроса, все эти фанатичные правила, глупость, лицемерное почитание тысячи богов, поклонение демону, жестокость и низведение шепчущих до ничтожеств.
«Вы не смеете! Я — пророк вашего божества!»
«Не единственный, но слишком много возомнивший о себе чужак».
Сколько часов он проспал в этой духоте, обсиживаемый мухами, смехотворный в своей беспомощности? Шелковые простыни под ним были влажными от пота, тканая рубашка без рукавов мерзко прилипала к спине. Ладонь, неаккуратно исколотая кем-то из усыпивших его пар-оольцев, ныла. Во рту не было слюны, и Вестер с трудом ворочал словно покрытым песком языком: похоже, все это время он дышал через рот.
Вестер с силой зажмурился, пытаясь прийти в себя, и тут же, на долгом выдохе, сунул руку за пазуху. Удивительно, но письмо от Юории все еще было во внутреннем кармане, хоть бумага и стала влажной и грозящей разорваться даже от аккуратного прикосновения. Вестер сжал письмо, не делая попыток его достать. Это было не нужно: он помнил текст наизусть.
.
Муж мой, любимый!
Спаси меня, прошу тебя! Я сейчас в Черных землях, но в полдень нам приказали их покинуть, мы отправимся на восток, куда-то в сторону Зеленых. Безумный директор Приюта решил, что я причастна к смерти дочки Вертерхардов (надеюсь, это была твоя идея — сработано чисто и красиво, как все орали!). Я не помогала им, меня начали обвинять, поэтому выгнали. Дядя сказал, я больше не нужна, он отдал меня своему слуге как рабыню! Его зовут Олеар, ты его помнишь. Он мерзок, ненавижу его! Он обращается со мной, твоей женой, так, будто я его собственность, насилует и избивает меня!
Он шепчущий, но до тебя ему далеко. Прошу тебя! Я хочу вернуться с тобой в Пар-оол и быть на стороне победителей. Теперь я, наконец, поняла, что не нужна дяде. Я отказываюсь от Империи, я готова использовать все свои знания и наказать всех, кто был жесток ко мне. Герцоги обращались со мной как с ничтожеством, так пусть же хлебнут крови, как в прежние времена! Только ты и я.
Дядя говорил своему слуге, что во мне какой-то артефакт, который можно отследить с помощью демона. Ты же можешь найти меня через него? Просто забери меня, умоляю!
И хочу тебя порадовать. Они с дядей как-то держат связь. Олеар проболтался, что у кого-то из герцогов есть давнее родство с Вертерхардами, но это вряд ли сработает, поэтому они просто надеются ни на что. И тогда их попытка активировать защиту оставит Империю без правящей верхушки. Хочу отпраздновать это вместе с тобой.
Умоляю, не говори никому об этом письме! У дяди могут быть шпионы даже в Пар-ооле. Олеар тут же убьет меня, если узнает о моем предательстве.
Вечно твоя Юория.
.
Разве мог он оставить ее там?
.
Когда Вестер зачитал письмо на совете в главном плавучем храме, пар-оольцы застучали кулаками по столам в знак одобрения. На Юорию всем было плевать, но то, что она написала походя, между мольбами, оказалось куда ценнее, чем они могли себе представить. Девчонка белой крови была мертва, призрачные надежды на дальнее родство могли и не оправдаться. Новости произвели целительный эффект на разозленных потерей своих людей мудрецов.
И Ренарда, отдавшего приказ своим воинам, поздравляли, будто он выиграл войну.
Нелепость.
Они строили планы по захвату Олеара и выпытыванию у него информации, и Вестер был с ними солидарен. Именно поэтому он принес письмо на совет: так пар-оольцы получали свое, а он — свое. Женщину, делавшую его по-настоящему живым в череде стертых воспоминаний и чужих смертей, к которым он был причастен.
Когда мудрец Нкиру Джебхуза, самый старый и осторожный среди членов высокого совета, встал со своего кресла и тяжело оперся о стол, все замолчали.
— Вы недальновидны. Это мало что меняет, — сказал он мрачно своим квакающим голосом. — Приют Тайного знания все еще оскверняет наш мир, мы несем большие потери. В недавней ночной стычке погибло не меньше двух сотен кукол, а с ними двадцать пар-оольцев. С их стороны почти никто не пострадал. И хотя мы успели окружить восточную границу Черных земель, сдается мне, что они прорвут наше кольцо и пойдут дальше. К словам черного герцога о родстве я бы относился серьезно, как и ко всему, что он делает.
— Что ты предлагаешь? — поднялся вслед за ним Ннамди. — Приюту осталось недолго. Мы отщипываем от них кусок за куском, оскверненного за оскверненным. Скоро армия рабов так разрастется, что континент станет нашим в одночасье. Даже если кучка напуганной знати добредет до Альвиевого плато, там давно ждут ловушки для таких, как директор Приюта и Даор Карион, а наши воины легко убьют остальных.
— Я предлагаю не убивать слугу Даора Кариона. Вместо этого через него связаться с его мудрецом, раз такая возможность появилась. Даже его невмешательство в дела остальных сыграет нам на руку. Я считаю, для начала мы должны предложить черному герцогу значительно большее, чем суверенитет. Возможно, контроль над всем континентом, который мы очистим от шепчущих по велению нашего бога.
— Ты веришь в то, что говорящее с Вестером существо — бог, не больше меня, — сощурился Ннамди. — Мудрец, отбрось осторожность и выражайся яснее.
Нкиру скривился, будто Ннамди сказал какую-то скабрезность.
— Я бы сначала послал двоих или троих, чтобы они проверили, что эта женщина и слуга черного герцога и правда одни.
— При всем уважении к великому мудрецу, — Ннамди склонил большую темную голову, — я не согласен. Так Олеар может просто захватить наших людей и при этом узнать о том, что знаем мы. Тогда он будет осторожен. Убьет племянницу Кариона и пойдет дальше один, и у нас не будет возможности ни использовать его разум, ни связаться через него с кем-либо. Посылать надо большой отряд с целью быстрого захвата.
— Если в письме указаны неверные сведения, это может быть опасно, — покачал головой Нкиру.
— Я тоже сначала подумал так, — кивнул Ннамди. — Да, если письмо написано не этой женщиной, то оно рассчитано на нас: никто в своем уме не предположит, что Вертерхард умолчит о таком во время войны. Если Юория Карион все еще с отрядом — с их стороны было бы невероятно глупо давать нам сведения о своем местоположении. Если она осталась в какой-то ловушке для привлечения внимания — лучше нам рискнуть парой человек, чем пятью десятками, но и это кажется глупым, ясно же,
