И девицы, и молодицы дружно подтягивают запевалке:
На травке-муравке рвите цветочки,Пошли в хоровод!Пошли в хоровод![375]В хороводе веселитесь,По забавушкам пуститесь,Песни запевайте,Подружек сбирайте!Пошли в хоровод!Пошли в хоровод!Запоемте, девки, песню нову,Нашу радость хороводу!В хоровод, в хоровод!Пошли в хоровод!
Собрались девицы, подошли к ним молодцы, но стали особым кружком. В хороводе песню за песней поют, но игра идет вяло, невесело. Молодица, что созывную песню запевала, становится середь хоровода и начинает:
Как нам, девушки, хоровод сбирать,Как нам, красные, новы песни запевать?
Хоровод продолжает:
Диди ладо, диди ладушка!Вы, подруженьки любимые,Вы, красавицы забавницы,Сходитесь на лужок,Сходитесь во кружок.
Диди ладо, диди ладушки!Вы сцепитесь все за ручки,Да примите молодцов!Приходите, молодцы, во девичий хоровод.Выходите, удалые, ко красныим во кружок,Диди ладо, диди ладушки!В пары становитесь – сохи собирать,В пары, в пары собирайтесь – пашеньку пахать,Пашеньку пахать, сеять бел ленок,В пары, в пары, в пары, во зеленый во садок.Диди ладо, диди ладушки!
Гурьба молодцов к хороводу идет. Тихо, неспешно идут они, охорашиваясь. Пары в круг становятся. Тут и миршенские, и якимовские. Вместе все весело, дружно играют.
Вот середь круга выходит девица. Рдеют пышные ланиты, высокой волной поднимается грудь, застенчиво поникли темные очи, робеет чернобровая красавица, первая по Миршени невеста Марфуша, богатого скупщика Семена Парамонова дочь. Тихо двинулся хоровод, громкую песню запел он, и пошла Марфуша павой ходить, сама беленьким платочком помахивает. А молодцы и девицы дружно поют:
Как на кустике зеленомСоловеюшко сидит,Звонко, громко он поет,В терем голос подает,А по травке, по муравкеКрасны девицы идут,А котора лучше всех —Та сударушка моя.Белым лицом круглоличкаИ наряднее всех.Как Марфушу не признать,Как милую не узнать?
Лётом влетает в круг Григорий Моргун, самый удалой молодец изо всех якимовских. В ситцевой рубахе, синь кафтан болоком[376], шляпа с подхватцем, к тулье пристегнуты павлиньи перышки. Красавец Григорий из богатого дома, из тысячного, два сына у отца, две расшивы на Волге. Идет Гриша, улыбается – редко шагает, крепко ступает – знать сокола по полету, знать молодца по выступке. Подходит он к Марфуше, шляпу снимает, низко кланяется, берет за белые руки красавицу, ведет за собой. Сильней и сильней колышется девичья грудь, красней и красней рдеют щеки Марфуши… Вот глаза подняла – и всех осияла, взглянула на молодца – сама улыбнулась. А хоровод песню свою допевает:
Признавал, узнавалГриша молодец удал,За рученьку ее брал,От подруг прочь отзывал,Полой ее одевал,При народе целовал.
И под эти слова Гриша, накинув на Марфушу полу кафтана, целует ее в уста алые. Первый силач, первый красавец изо всех деревень якимовских, давно уж Гриша Моргун в чужой приход стал к обедням ходить, давно на поле Ореховом, на косовице Рязановой, чуть не под самыми окнами Семена Парамоныча, удалой молодец звонко песни поет, голосистым соловьем заливается… Не свивать гнезда соловью на высоком дубу – не видать тебе, Гриша Моргун, Марфы Семеновны женой своей. Казенный тысячник за барского дочери не выдаст, хоть гарнцами ему отсыпай золотую казну.
Песня за песней, игра за игрой, а у степенных людей беседа живей да живей. Малы ребятки, покинувши козны и крегли, за иную игру принялись. Расходились они на две ватажки, миршенская становилась под горой задом к селу, одаль от них к речке поближе другая ватажка сбиралась – якимовская.
Стали якимовские супротивников на бой вызывать. Засучив рукава и сжав кулачонки, мальчики лет по тринадцати шагнут вперед, остановятся, еще шагнут, еще остановятся и острыми тоненькими голосками нараспев клич выкликивают:
– Камча, камча, маленьки! Камча, камча, маленьки!
То – вызывной клич на бой[377].
Спешным делом миршенские парнишки в ряд становились и, крикнув в голос «камча!», пошли на якимовских. А те навстречу им, но тоже с расстановками: шагнут – остановятся, еще шагнут – еще остановятся. Близко сошлись бойцы-мальчуганы, но в драку покуда не лезут, задорнее только кричат:
– Камча, камча, маленьки!.. Камча, камча, маленьки!
Мало повременя, стали мальцы друг на дружку наскакивать, но это еще только заигрыши…[378] Вот наконец с якимовской стороны выступает паренек лет двенадцати, удалой, задорный, забиячливый, недаром старостин сын. Зовут его Леска Баран. Засучив рукавишки, тряхнув белыми, как лен, волосенками, низко нагнув голову, ястребенком ринулся он на миршенских. Подбежал, размахнул ядреными ручонками и ровно две тростинки подрезал двух мальчуганов, а потом, подняв важно голову, к своим пошел. Не вставая с земли, зажмуря глаза, раскрыв рты, сбитые с ног мальчуганы хотели было звонкую ревку задать, но стоявшие сзади их и по сторонам миршенские подростки, выростки[379] окрысились на мальцов и в сердцах на них крикнули:
– Не сметь визжать, заревыши![380] Охота реветь – ступай к матери…
Стихли ребятенки и, молча поднявшись с земли, стали глаза утирать кулачонками. Ватажки своей они не покинули. Нельзя. И мальцам неохота срама принимать. А хуже того срама, что с боя сбежать, нет и никогда не бывало. Житья после не будет и от чужих, и от своих.
Леска Баран стал впереди своей ватаги, молодецки подбоченился и гордо поглядывал на миршенских. А те языки ему высовывают, выпевают, вычитывают:
Леска дуракПовадился в кабак,Там его били,Били, колотилиВо три дубины,Четвертый костыльПо зубам вострил,Пята дубинаПо бокам возила,Шесто колесоВсего Леску разнесло,По всем городам,По всем сёлкам, деревням.
Глазом не моргнул Леска на задорные, обидливые напевы миршенских парнишек. Стоит на месте, ровно в землю врос, стоит, а сам охорашивается: «Глядите, дескать, на меня, каков я богатырь уродился». Не стерпел того Васютка Черныш из миршенских. Подобрав пестрядинные, домотканые штанишки, подтянув поясок и засучив рукава сарпинковой косоворотки, маленький, пузатенький, но сильный и смелый Васютка, сверкая исподлобья темно-карими глазенками и слегка переваливаясь с ноги на ногу, мерным неспешным шагом выступал на якимовских. Те в голос ему:
Требухан, требуханСъел корову да быка,Овцу, яловицу,Пятьдесят поросят,Девяносто утят.
Не серчает Черныш, не ругается, не его будто бранят, не его корят. Был он на ногу скор, на походку легок, напускался на ватажку якимовскую, пошел косить направо и налево – мальчуганы вкруг него так и валятся. Тут Леска Баран наспех выскакивал, ниже пояса склонял белокурую курчавую голову, со всех ног на Васеньку бросился, хочет его с копыт долой, да Васютка Черныш тут увертлив был – вбок отскочил, Леску, как сноп, повалил, сел верхом на него… Тут начинался задорный бой, смешались миршенские с якимовскими, давай колотить друг друга напропалую… Дрогнули ребятки миршенские, смяли их якимовские, погнали с луговицы в село.
Тут миршенские подростки и выростки засвистали громким посвистом, созывали товарищей выручать своих маленьких.
– Камча! – крикнули они якимовским подросткам.
– Камча! – отвечали якимовские.
И те и другие спешно в ряды становились, крепко плечом о плечо упирались и, сжав кулаки, пошли стена на стену. Тут уж пошел прямой и заправский бой[381].
А побитые парнишки с синяками на скулах бегом к отцам, к матерям силой, удалью своей хвастаться. Маленьких бойцов похваливают, по головкам их поглаживают, оделяют орехами да пряниками. У Лески Барана да у Васютки Черныша полны подолы орехов, рожков и подсолнухов.
А хороводы идут своим чередом, играют там песни[382] по-прежнему. Вот в середь круга выступает молодой рослый парень. Алешей звать, Мокея Сергеева сын. У отца у его две мельницы-точильни возле Миршени стоят. Русые кудри, искрометные очи, сам чистотел, белолиц, во всю щеку румян; парень – кровь с молоком, загляденье. В ситцевой голубой рубахе, опоясан шелковым алым поясом, сапожки со скрипом, шапка на ухо, скосырем[383] московским глядит. Величаво приосанившись, важно в хороводе он похаживает, перед каждой девицей становится, бойко, зорко с ног до головы оглядывает, за руки, за плечи потрогивает. И на то молодицы с девицами песню поют ему:
Что по гридне князь,Что по светлой князь,Наше красное солнышко похаживает,Что соколий глаз,Молодецкий глаз,На малых пташек – на девиц – он посматривает.Что у ласточки,У касаточки,Сизы крылья – у красных белы руки он потрогивает.Парчевой кафтан,Сапожки сафьян,Золоту казну, дорогих соболей им показывает.Веселым лицомДа красным словцомМысли девичьи светлый князь разгадывает.Не мани нас, князь,Не гадай нас, князь,Наше красное солнышко, незакатное,Не златой казне,А твоей красеРетивы сердца девичьи покоряются;Ты взгляни хоть раз,Ты вздохни хоть раз,Любу девицу выбирай из нас.
Становился Алеша Мокеев перед Аннушкой Мутовкиной. Была та Аннушка девица смиренная, разумная, из себя красавица писаная, одна беда – бедна была, в сиротстве жила. Не живать сизу орлу во долинушке, не видать Алеше Мокееву хозяйкой бедную Аннушку. Не пошлет сватовьев спесивый Мокей к убогой вдове Аграфене Мутовкиной, не посватает он за сына ее дочери бесприданницы, в Аграфенином дворе ворота тесны, а мужик богатый, что бык рогатый, в тесны ворота не влезет.
