Познакомившийся со мною довольно сей магометанин сообщил мне также любопытные известия об одном странном и в своем роде достопримечательном человеке, который во время бытности нашей в Кантоне являлся ежедневно на улицах для оказания перед народом дел, приписуемых святости. Он был по происхождению своему индостанец, уроженец города Делли, принадлежавший к разряду людей, которых называют индийцы факирами. Сии странствуют там повсюду и обращают на себя своею набожностью и презрением всех благ земных внимание и удивление народа, признавающего их святыми. В продолжение десяти последних лет странствовал сей факир по восточной части Азии, Пегу, Сиаму, Кожин-Китаю и Тонкину, из коего прибыл в сентябре прошедшего года в Макао, где, не хотев отвечать ни на один даже вопрос, был связан и посажен в темницу. По перенесении с величайшим равнодушием всех причиненных ему чрез пять дней огорчений, получил он свободу и отправился в Кантон.
Я видел его, или ходящего медленными шагами по улицам, или стоящего у угла какого-либо дома, окруженного толпою зрителей и шалунами мальчишками, которые беспрестанно над ним издевались, толкали, царапали, щипали и бросали в него апельсинными корками, на что он не только не изъявлял никакой досады, но еще и оделял их плодами и деньгами. Живущие в Кантоне магометане признают его святым действительно, чтут с благоговением и помогают ему деньгами. Знакомый мне магометанин говорил (хотя, впрочем, едва ли тому верить можно), что сей факир имеет довольные сведения, говорит хорошо по-персидски и арабски и разумеет преимущественно так называемый придворный язык дельский. Он посещает только одних магометан, здесь живущих. Если кто просит его садиться, то он вдруг удаляется и никогда уже опять не приходит.
За шесть лет назад питался он одними листьями и кореньями. Ныне же ест все, но с величайшей умеренностью. Образ мыслей его состоит в том, чтобы обузданием страстей своих сделать себя ни от кого независимым. Потерять терпение, объявил он, и казаться недовольным, было бы величайшее для него несчастие. Он не только не избегал случаев, но искал даже оных к испытанию своего терпения, и переносил все причиняемые ему оскорбления с твердостью стоика. Остановившись на одном месте, представлял он совершенного истукана, не шевеля никаким членам своего тела и не изменял нимало вида в лице, сколько бы его не раздражали. Он обращал только взор свой книзу тогда, когда смотрел кто ему в глаза пристально. Холод и жар переносил так, что нельзя было не удивляться.
В месяцах декабре и январе бывает в Кантоне очень холодно, ртуть в термометре опускается нередко ниже точки замерзания[170], но он ходил по улицам нагой, без всякого прикрытия. Строение тела его (было статное, рост более среднего, глаза острые, черты лица правильные, цвет тела темный, какой обыкновенен северным индостанцам, волосы весьма курчавые. Он ходил совершенно голый; вся одежда его состояла только из куска толстого серого холста, прикрывающего лядвии его до колен. По словам знакомого магометанина он старается, сколько возможно, избегать, чтобы не обращать на себя особенного внимания людей и для того не остается долго на одном месте, а переходит из одного в другое попеременно. Однако ежедневное его показывание себя на улицах служит явным доказательством, что факир сей, равно как и все вообще сего состояния люди, главным имеют предметом возбуждать к себе внимание других.
Знакомый магометанин по сообщении мне известий о сем странном человеке, удивил меня немало, предложив, чтобы я взял его с собою в Россию. Путевые издержки хотел он заплатить мне совокупно со своими, живущими в Кантоне единоверцами и казался быть предуверенным, что факир будет представлять в России роль немаловажную. Я отказал ему в том и причинил тем факиру немалое оскорбление.
Состояние европейской торговли в Китае подверглось в продолжении последних 20 лет великим переменам. До революционной французской войны, кроме России и Германии, имели все европейские державы участие в знатных выгодах оной, но при всем том англичане по принятии в 1784 г. новых мер[171] вывозили из Кантона китайских товаров более, нежели все прочие европейцы совокупно. Соделавшиеся тогда недавно независимыми американцы начали участвовать также в сей торговле[172] и усилились в оной столько, сколько другие нации, кроме Англии, ослабели. Их соперничество не может однакож угрожать подрывом английской торговле, как то прежде думали, потому что вывозимые англичанами из Кантона китайские товары все расходятся или в самой Англии, где, известно, употребляется чрезвычайное количество чая, или в пространных их Ост– и Вест-Индских колониях в Америке и Новой Голландии.
После англичан были первые «голландцы, производившие торг в Кантоне, но они не посылали туда никогда более пяти кораблей ежегодно, хотя близость богатых их колоний на Яве (не говоря о владении на Малакке, Банке, Суматре и Борнео, из коих можно было бы привозить в Китай корицу, перец, свинец, птичьи гнезда и другие вещи) и могла бы много им способствовать к распространению сей торговли. С 1795 года не приходил в Кантон ни один корабль голландский. Впрочем, они в ожидании лучших времен продолжают содержать там свою факторию и шести членам оной доставляют каждый год жалование, кои, хотя и не имеют никакого дела, но по прежнему обычаю приезжают в Кантон в ноябре месяце, а в феврале возвращаются обратно в Макао.
Французы не производили никогда с прилежанием китайской торговли, которая со времени революции совсем пресеклась. Испанцы могли бы торговать с Китаем поблизости Филиппинских островов своих весьма выгодно, но они посылали в Кантон редко более двух кораблей, а часто и ни одного не приходило. Со времени последней войны их с Англией, сей торг совсем прекратился, выключая несколько малых судов, приходящих и теперь еще из Манилы в Амой на юго-восточном берегу Китая.
Португальцы, владея городом Макао и будучи свободны чрез то от корыстолюбивых притязаний правительства и таможенных чиновников, равно и от великих издержек, каковые принуждены платить другие нации в Вампу, могли бы привести сию отрасль своей торговли в цветущее состояние, однако они довольствуются тем, что отправляют ежегодно в Европу только два или три малых корабля и от пяти до шести в Бенгал, но привозимые грузы последними принадлежат англичанам, которые посылают из Бенгала в Кантон свои товары под португальским флагом. Торговля шведов с Китаем со времен нового о китайском торге постановления в Англии и войны Швеции с Россией, в которую взял король у Готтенбургекой компании великие суммы денег, сделалась очень слабою. Впрочем, они и прежде того не посылали никогда в Кантон более двух или трех кораблей ежегодно; но потом только по два, а часто и по одному, иногда же и ни одного. В 1805 г. не приходили шведы в Китай вовсе, а теперь, как то я узнал, уничтожилась даже и Готтенбургская компания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
