Михалыч замолчал. В блиндаже установилась тишина, только с улицы изредка доносились взрывы снарядов и мин. Сержант Аникин так резко вскочил со своей чурки, что у него даже хрустнуло в коленях, и стал ходить по блиндажу. Рассказ красноармейца вернул его в то страшное, совсем недавно им пережитое, довоенное время. А взгрустнувший Петя все мучался над теми же непонятными для него вопросами: «Кому и зачем все это надо было? Кому надо было расстреливать невиновных?» Мальчик хотел было уже спросить об этом у Михалыча, но одумался. «Здесь не место для таких вопросов, — решил он. — Да этот пожилой красноармеец и знает только то, что рассказал ему когда-то Коровин. Откуда ему, бывшему колхознику, быть в курсе таких страшных дел… И время меня подгоняет — пора в дорогу. Вот доберусь до Ленинграда и спрошу об этом у самого начальника Особого отдела фронта. Он-то уж наверняка все знает…»
«Фига вам, фашисты!»
Аникин подошел к Пете:
— Ну, мужичок с ноготок, пора прощаться. С Коровиным ты теперь заочно знаком. Человек он, как рассказал нам Михалыч, неплохой, поможет тебе.
За такое сравнение Петя на сержанта ничуточки не обиделся. В тулупчике он действительно был похож на маленького хлопотливого мужичка, которого можно встретить в любой русской деревеньке. Мальчик крепко пожал руку сержанту и тихим благодарственным голосом сказал:
— Спасибо, товарищ сержант. За все вам большое спасибо.
Обращаясь к красноармейцу, тщательно укладывавшему в вещевой мешок разные нехитрые солдатские пожитки, Аникин произнес:
— Давай, Михалыч, поторапливайся, в путь-дорогу пора. Смотри, будь осторожным, в целости и сохранности доведи нашего гостя. Гость он важный, все молчит. А мы-то не лыком шиты, кое-что повидали. Особым отделом не каждый интересуется, обычно его боятся, им даже пугают. А тут сам напросился, значит, дело есть. Чует мое сердце — важная у нас с тобой птица побывала, береги его.
Сержант и красноармеец весело рассмеялись, а Петя почувствовал, как лицо его медленно наливается краской: ему стало как-то неловко, что вот этим прекрасным людям он не имеет права рассказать о себе. Такая уж была у него работа, да и инструкции были такие.
Улица встретила их солнцем и легким морозцем. Блестевший кругом снег резал глаза до слез. Михалыч присел на корточки в траншее: его уже совсем немолодым глазам нужно было привыкнуть к такому яркому свету. А Петя с полузакрытыми глазами стоял рядом и удивлялся какой-то страшной, наступившей тишине. Это была тишина не войны: ни тебе взрывов снарядов, ни тебе противного визга мин, ни тебе пулеметных очередей. Только рядом над головой Михалыча весело щебетала на солнечной стороне траншеи стайка резвых воробьев, прилетевшая сюда неизвестно зачем. Птички резвились гак, что на ушанку Михалыча ложился ровными слоями густой снег. Мальчик усмехнулся дружной работе воробьев: так Михалыч скоро будет похож на новогоднего Деда Мороза. Но Петя тут же помрачнел, представив, что вдруг сейчас сюда грохнется снаряд… Он захватил горсть снега, слепил твердый снежок и ловко бросил его в самый центр стайки воробьев. Птицы моментально разлетелись врассыпную. И опять установилась странная, непонятная тишина. Петя удивленно посмотрел на Михалыча, а тот улыбнулся, ласково прижал его голову к своей груди и сказал:
— Тишине удивляешься? Думаешь — не конец ли уж войне? Нет, дорогой, воевать нам еще ох как долго. Фрицы природой любуются, вот и молчат их пушки. В бинокли Ленинград, сволочи, уже кое-где разглядывают, благо погода позволяет. Вот и молчат их пушки. Руки уже небось потирают гады, предвкушая крупную добычу. А вот им…
И Михалыч энергичным жестом сделал из трех пальцев известную всем фигуру, ткнул ею в сторону гитлеровцев. Его тут же поддержал смехом Петя, и они вдвоем, размахивая руками, подпрыгивали в траншее и громко кричали:
— Не видать вам, сволочи, Ленинграда! Никогда не видать!
Старый, опытный солдат Михалыч был прав. В декабре 1941 года фашисты, словно голодные стервятники, обложили свою израненную жертву и ждали ее конца. Им казалось, что из такого капкана, который устроили здесь солдаты великого Рейха, не выбраться этим русским медведям. Сам Гитлер не раз обещал: Ленинград уничтожим!.. Дотла уничтожим этот рассадник большевизма. А перед этим он отдаст его на три дня на растерзание своим солдатам. Правда, сроки захвата города уже не раз менялись. Но это не беда. Война есть война. Кто мог предположить, что русские будут так яростно сражаться. Но очень скоро им конец. Главное — солдаты верят своему фюреру: ведь пока он все свои обещания выполняет. Вон почти вся Европа у их ног, она работает на нас, на великий Рейх. Атеперь и России скоро конец. Вот возьмем ее Северную столицу, и каждый солдат фюрера добудет здесь себе богатство. Тут богатым станут все. В эти яркие и солнечные дни фашисты кое-как рассматривали город вбинокли и делили уже между собой его лакомые куски. Каждый из них старался урвать для грабежа какой-нибудь музей или на худой конец церковь. Ведь, как трезвонил им шеф пропаганды Геббельс, там у русских собраны несметные сокровища.
Юный разведчик и сопровождающий его старый солдат шли глубокими и широкими ходами сообщения укрепленного района, который обороняли бойцы 167-го стрелкового полка. Немцы закончили любование природой и принялись за свой привычный, монотонный обстрел. Там, наверху, кругом свистело, ухало, ревело. А здесь, в недоступных для врага траншеях, шла своя обычная солдатская жизнь в обороне. Как разведчик, Петя сразу отметил: красноармейцы основательно зарылись в землю, при этом огромные блиндажи и уютные окопы сделаны капитально, на длительный срок. А значит, отступать больше не будут. Да отступать уже и некуда — там, за ними, город Ленинград.
Петя и Михалыч все шли и шли ходами сообщений. Казалось, им не будет конца и края. Удивленно качая головой, Петя думал: «Сколько же труда и сил нужно было потратить на эти катакомбы, чтобы можно было идти по этим подземным змееподобным улицам в полный рост Михалычу с его такой крупной фигурой. Да, поработали славненько». Еще Петя сразу обратил внимание на красноармейцев. Там, в таком уже для него далеком тылу противника, на допросах фашисты не раз твердили: Красная Армия разбита, с ними воюют только голодные, злые большевики и сотрудники НКВД, которым терять нечего, поэтому они так яростно дерутся. Нет, на разбитых и поверженных красноармейцы совсем не походили. Это были, как правило, веселые и энергичные люди с добрыми крестьянскими лицами, уверенные в своей правоте. Многие из них восторженно приветствовали Петиного сопровождающего. Михалыч был здесь своим, желанным человеком. Каждый из красноармейцев, как молодых, так и пожилых, старался перекинуться с ним шуткой, поделиться солдатскими новостями, угостить махоркой или просто так хлопнуть по плечу этого бывалого, тертого вологодского мужика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
