Нильс же Хольгерссон не очень-то радовался тому, что стая надолго задержалась в Вестеръётланде. Хотя он всячески приободрял себя, но ему трудно было смириться со своей участью. «Скорей бы уж Сконе осталась позади; скорей бы очутиться за морем, — думал он, — тогда бы уж я знал: надеяться не на что, и чувствовал бы себя куда спокойнее».
Но вот наконец однажды утром дикие гуси снялись с места и полетели к югу, в Халланд. Глядеть на землю вначале не доставляло мальчику особого удовольствия. Он думал, что ничего нового там не увидит. На востоке высилась горная гряда с огромными вересковыми пустошами, напоминавшими смоландские. Далее же к западу все было усеяно круглыми холмами да буграми, а побережье изрезано заливами и бухтами примерно так же, как в Бохуслене.
Но когда дикие гуси полетели на юг вдоль прибрежной полосы, мальчик, сидя верхом на гусиной спине, свесился вниз и не смог уже оторвать глаз от земли. Холмы поредели, и теперь под ним простиралась равнина. И берег уже не был так сильно изрезан. Шхеры тоже постепенно редели, а потом и вовсе исчезли, и широкое, открытое море подходило прямо к побережью.
Лес внезапно кончился. Правда, множество безлесных, но тем не менее прекрасных равнин встречалось и на севере страны. Однако все они были окружены лесами, которые росли там повсюду; можно сказать, лес владел всем вокруг, а распаханные земли казались всего лишь огромными вырубками в нем. Да и на самих равнинах было немало и рощиц, и окруженных живыми изгородями пастбищ. Словно для того, чтобы напомнить: лес в любую минуту может вновь заполонить весь край!
Здесь же все было по-иному. Здесь власть забрали бескрайние равнинные земли. Кое-где виднелись большие лесные посадки, но отнюдь не дикие могучие леса. Вся местность лежала перед ним ничем не прикрытая — одна пашня рядом с другой. И это напоминало мальчику Сконе. Казалось, он узнавал и оголенный берег с песчаными отмелями и горами водорослей. Увидев все это, он и обрадовался, и испугался… «Должно быть, я уже недалеко от дома», — подумал он.
Между тем картина под ними сильно изменилась: вниз из Вестеръётланда и Смоланда, нарушая однообразие, с шумом сбегали реки. Озера, болота, вересковые пустоши и дюны стали преграждать путь пашням. Однако пашни все тянулись дальше и дальше, вплоть до самой горной гряды Халландсос, поднимавшейся со всеми своими прекрасными долинами и ущельями у самых пределов Сконе…
Во время путешествия гусята не раз спрашивали старейших в стае:
— Как там за морем? Как там за морем?
— Потерпите, потерпите! Скоро узнаете! — отвечали те, кто не раз облетел всю страну вдоль и поперек.
Когда гусята видели длинные, поросшие лесом горные отроги Вермланда и сверкавшие между ними озера, либо скалы Бохуслена, либо прекрасные невысокие горушки Вестеръётланда, они, дивясь, спрашивали:
— Неужто на всем свете так? Неужто на всем свете так?
— Потерпите, потерпите! Скоро узнаете, каков белый свет! — отвечали им старые гуси.
Когда же дикие гуси перевалили через Халландсос и пролетели немного вглубь Сконе, Акка закричала:
— Смотрите вниз! Оглядитесь хорошенько! Вот так будет и за морем!
В тот миг они как раз перелетали через горную гряду Сёдерсосен. Вся эта длинная горная цепь была одета в буковые леса, в зелени которых утопали великолепные, украшенные башнями замки. Среди деревьев паслись косули, а на лесных полянках резвились зайцы. До слуха летящих в вышине диких гусей доносились звуки охотничьего рога и хриплый лай собак. Широкие дороги змеились между деревьями, а по дорогам разъезжали в блестящих каретах либо гарцевали на породистых конях дамы и господа. У подножья горной гряды расстилалось озеро Рингшён, на узком мысу которого лежало старинное поместье Бушёклостер. Горную гряду перерезало ущелье Шералид; на дне его, в бездонной глубине между двумя отвесными склонами, одетыми деревьями и кустами, поблескивала какая-то горная река.
— Так будет и за морем? Так будет и за морем? — допытывались гусята.
— Да, так будет и за морем, там, где есть поросшие лесом горные отроги, — закричала Акка, — но они встречаются нечасто! Потерпите, скоро все увидите, как там и что!
Акка вела диких гусей все дальше на юг, к самой большой равнине в Сконе.
И вот она уже расстилается перед ними со всеми своими широкими нивами, свекловичными полями, испещренными длинными рядами свекольной ботвы, с низенькими, выбеленными усадьбами, окруженными пристройками, с бесчисленными белыми церквушками, с уродливыми серыми сахарными заводами, с маленькими то ли поселками, то ли городками вокруг железнодорожных станций. Вот потянулись торфяные болота с длинными рядами сложенного торфа, каменноугольные шахты с горами черного угля; между аллеями подстриженных ветел бежали дороги; железнодорожные пути пересекались, образуя на равнине густую сеть. То тут, то там сверкали мелкие, окаймленные буками равнинные озера; красивые господские усадьбы украшали их берега.
— Смотрите вниз! Глядите хорошенько! — кричала гусыня-предводительница. — Вот так будет и за морем — от самого берега Балтийского моря до высоких гор, а дальше нам никогда залетать не доводилось!
Когда гусята осмотрели равнину, гусыня-предводительница полетела к берегам Эресунда. Топкие низкие луга постепенно спускались прямо к воде; на берегах пролива лежали длинные гряды почерневших водорослей, выброшенных прибоем. Кое-где виднелись высокие береговые насыпи, а кое-где наносные пески-дюны, в виде отмелей и холмов. На побережье поднимались рыбачьи поселки с длинными рядами одинаковых кирпичных домиков. На молу возвышался небольшой маяк, и повсюду виднелись развешанные для просушки бурые сети.
— Смотрите вниз! Глядите хорошенько! — повторяла Акка. — Вот так будет и за морем!
Пролетела Акка со своей стаей и над несколькими городами. Внизу виднелись бесконечные фабричные трубы, глубокие колодцы улиц между высокими закопченными домами, большие красивые парки и длинные бульвары, гавани, забитые судами, старинные крепостные укрепления и замки с древними церквами.
— Такие города есть и за морем, хотя там они намного больше! — поясняла гусыня-предводительница. — Но и эти города внизу могут еще подрасти, как и вы!
Облетев Сконе, Акка опустилась на болото в приходе Вемменхёг. А Нильса все время мучила одна назойливая мысль. Видимо, Акка нарочно летала над всей провинцией, желая показать ему, что его родной край ничуть не хуже любого другого в мире. Но в этом не было никакой надобности. Мальчик вовсе и не думал — богата ли, бедна ли его родная земля. С тех пор как он увидел первый поросший ивняком холм и первый приземистый бревенчатый сруб, сердце его заныло от тоски по дому.
LIV У ХОЛЬГЕРА НИЛЬССОНА
Вторник, 8 ноября
Стоял пасмурный и ненастный день. Дикие гуси паслись на просторных нивах вокруг Скурупа; когда все наслаждались послеобеденным отдыхом, Акка вдруг подошла к мальчику.
— Теперь, похоже, ненадолго установится вёдро, — молвила она. — Завтра, думается мне, мы начнем перелет через Балтийское море.
— Вон как! — коротко ответил Нильс. У него перехватило дыхание, и больше он ничего не мог вымолвить. Ведь мальчик все еще надеялся, что, пока он в Сконе, с него снимут заклятье и снова превратят в человека.
— А ведь мы довольно близко от Вестра Вемменхёга, — заметила Акка. — И я подумала, может, тебе хочется заглянуть домой на часок? Ведь пройдет немало времени, прежде чем ты свидишься с кем-нибудь из своих!
— А может, не надо? — возразил мальчик, но в голосе его послышалась радость.
— Если белый гусак останется здесь с нами, никакой беды не случится, — продолжала Акка. — А вот тебе надо, пожалуй, узнать, как там, у тебя дома? Хоть ты и не превратишься в человека, но, может, сумеешь хоть чем-нибудь помочь родителям.
— Ваша правда, матушка Акка! Как я сам до этого не додумался! — воскликнул мальчик, горевший желанием попасть домой.
Через минуту гусыня-предводительница с Нильсом летела к усадьбе Хольгера Нильссона. И вот уже она опускается на землю за каменной оградой, окружающей торп.
— Надо же! Здесь все точь-в-точь как было! — воскликнул мальчик и ловко взобрался на ограду, чтобы оглядеться. — Кажется, будто только вчера я сидел тут и смотрел, как вы летите высоко в небе!
— А есть ли у твоего отца ружье? — внезапно спросила Акка.
— Ясное дело, есть, — ответил мальчик. — Ведь я из-за этого ружья не пошел в то воскресенье в церковь, а остался дома.
— Тогда я не могу дожидаться тебя здесь, — призналась Акка. — Лучше, если ты сам придешь встретиться с нами у мыса Смюгехук завтра поутру, а нынче переночуй здесь.
— Нет, погодите, не улетайте пока, матушка Акка! — закричал мальчик и быстро спрыгнул с ограды. Он не знал почему, но им вдруг овладело странное предчувствие: с дикими гусями или с ним самим что-то случится, и они никогда больше не встретятся. — Вы ведь видите, как мне плохо. Ведь я не могу снова стать человеком, — продолжал он. — Но все равно я ничуть не раскаиваюсь, что улетел с вами весной. Нет уж, лучше никогда не бывать человеком, чем отказаться от такого путешествия!
