— Но была целая жизнь, в ней была своя логика, которая — согласен, — в конце концов, вела меня в никуда. А сальто, которое я внезапно проделал, от прежней моей судьбы меня не оторвало, а новой не открыло.
В это время мимо них прошел спустившийся с насыпи высокий мужчина в брезентовом плаще, с финской каскеткой на голове. Лицо его Самарину показалось знакомым, и он заметил, как мужчина чуть приметно кивнул Осипову, но тот не ответил.
— Кто это? — спросил Самарин.
— Один мой знакомый... из местных, — как-то нетвердо ответил Осипов, глядя вслед удалявшемуся мужчине в плаще. Повернувшись к Самарину добавил: — Повода для тревоги нет.
Они молчали. Самарину почему-то трудно было вернуться к прерванному разговору, и он вообще решил его не затягивать:
— Что же вы решили?
— Наш договор мы не расторгаем, но выполнять я буду только те ваши задания, которые окажутся мне по силам. И я все, что добуду интересного, буду исправно закладывать в «почтовые ящики». Так что надобность в личных встречах отпадает совершенно, задания вы тоже можете закладывать в «ящики». Все это я решил твердо и бесповоротно.
Самарин сказал жестко:
— Это уже не трусость, а паника. И все-таки вы струсили и только не хотите в этом признаться. — Самарин захотел разговор обострить, вывести Осипова из себя, чтобы он сказал все до конца. В его комплекс потери надежд Самарин не верил.
— Может быть... может быть... — пожал плечами Осипов. — Только смею вас заверить, что и для паники основание у меня есть.
— Я думал, вы человек посильнее.
— Увы... Да, я забыл сказать... Хотя связь с вами не порываю, я отказываюсь от всех обусловленных вами гарантий для меня, словом, вы от своих обязательств передо мной абсолютно свободны.
— А как же прикажете оплачивать то, что вы для меня еще сделаете?
— Наличными, — усмехнулся Осипов. — При нынешних ценах на питье это мне не помешает.
— А ваша трусость не предостерегает вас от опасностей по причине затуманенной водкой головы?
— О, нет...
— Последний вопрос: человек, который сейчас поздоровался с вами, появился здесь случайно?
Осипов стремительно повернулся к Самарину и сказал, отчеканивая каждое слово:
— Как бы низко я ни опустился, с моей стороны удара вам в спину не последует! Запомните это!
— Ну что ж, спасибо и на этом.
Они расстались.
С Осиповым все застыло. Регулярно проверяемые Самариным «почтовые ящики» оказывались пустыми. Сколько допустимо было так выжидать — Самарин не знал, Надо заниматься обстановкой...
В этот день Самарин зашел в отель повидать Киву — этот шустрый румын знал очень много.
Киву на месте не оказалось. За стойкой сидела пожилая женщина.
Самарин спросил о Киву,
— Киву? — удивилась она. — Уж скоро неделя, как он удрал в свою Румынию. Наверно, остался вам должен?
— Почему вы решили?
— А он перед отъездом у всех взаймы брал, говорил, что хочет машину купить. Теперь ходят сюда его кредиторы и нехорошо ругаются.
— Номер у вас снять можно?
— Сколько угодно! Какой прикажете?
— Я попытаюсь сначала снять квартиру. Если не найду, приду к вам.
Да, очень сильный ветер дул с востока, выметая из Риги всяческий человеческий мусор.
Как бы не выдуло и Осипова!
Спустя несколько дней Самарин дал Осипову сигнал о личной встрече. Придет или уже не придет?
Он не пришел. Но в этот же день Самарин изъял из «почтового ящика» его коротенькое, но весьма важное донесение. Он сообщал, что недалеко от Риги гестаповцы ликвидировали связанную с партизанами подпольную группу, в которой действовал гестаповский агент по фамилии Зутис. Теперь этого агента собираются подбросить к партизанам, действующим на границе Латвии и Белоруссии.
На обороте донесения была приписка:
«Мое положение на службе весьма напряженное, если не критическое. Это связано с общей реорганизацией и моей национальностью».
Вечером Самарин зашифровал донесение в Центр и утром на всякий случай отнес его Рудзиту на рынок — вдруг появилась связь!
Рудзит еще издали, увидев его, помахал ему рукой.
У Самарина сердце радостно заколотилось, он даже замедлил шаг.
— Прибыл радист, давайте материал, — сказал Рудзит.
Самарин стоял неподвижно.
Рудзит рассмеялся:
— Связь, говорю, есть. Оглох, что ли?
Самарин передал ему шифровку и сказал:
— Вечером буду у вас дома, принесу еще.
— Сообразил наконец, — проворчал Рудзит.
Самарин вскочил в трамвай на ходу — скорее домой и, минуты не теряя, зашифровать подробное донесение о положении дела. Прежде всего об Осипове — это главное. Потом о провокаторе Зутисе... Но что может Центр издали посоветовать в отношении Осипова? Не вспомнит ли Иван Николаевич того разведчика, который запрашивал совета в отношении попа? Но нет, Осипов — это слишком важное дело, и Центр должен знать о нем все.
Поздним вечером, уже около полуночи, когда Самарин вернулся от Рудзита домой, последовал условный звонок Осипова, он вызывал его на личную встречу. Видать, его лихорадило сильно.
Никогда раньше Самарин не видел его таким — лицо опухшее, плохо побритое, под глазами мешки.
Как требовало условие, они встретились ранним утром у рынка, но Осипов предложил уйти отсюда. Не дожидаясь согласия Самарина, он пошел по направлению к Марьинской улице. Очевидно, он заранее выбрал место для встречи и теперь шел туда быстро и уверенно. В нескольких шагах позади шел за ним Самарин. Перед тем как свернуть на Ключевую улицу, Осипов первый оглянулся, проверил: заметил ли Самарин поворот пути?
По Ключевой они вышли на пустырь, пройдя который свернули вдоль кирпичного забора какой-то бездействующей фабрики. Наконец возле низкого складского здания Осипов остановился, подождал Самарина и, как только он приблизился, сказал:
— Боюсь, что я последний день на свободе.
— Что случилось?
— Помните, я давал вам сведения по трем своим агентам, которых мы засылали в Белоруссию?
— Конечно помню. Центр благодарил вас за эту информацию,
— Ну вот... А ваши взяли только двоих. А третий выскочил, явился сюда, и вчера до позднего вечера его допрашивали гестаповцы. На первом допросе я присутствовал, и он все время намекал, что ловушка для них была приготовлена еще здесь. Он поглядывал при этом на меня и явно что-то недоговаривал. Вечером его снова допрашивали, но меня туда не допустили. — Осипов помолчал. — Не говоря уж о том, что позавчера я пришел на работу нетрезвый и у меня произошло столкновение с главным гестаповцем. Он сказал мне, что пьяницам здесь делать нечего.
