происходит?
Он отвернулся от двери и посмотрел на меня.
— Тебе тоже нужно пространство. Все происходит быстро. Слишком быстро, на мой взгляд. Слишком быстро для тебя, ведь это твои первые отношения. Давай притормозим, я даю нам время, чтобы привести в порядок мысли.
Привести в порядок мысли?
Что там приводить в порядок?
Сердце начало колотиться так сильно, что я действительно его чувствовала.
— Я… мне… это не кажется быстрым, — осторожно сказала я.
— И все же, это быстро, — твердо заявил он, поставив точку в разговоре, и начал поворачиваться к двери, бормоча: — Позвоню во вторник.
От мыслей, сталкивающихся в моем мозгу, я видела его движения как в замедленной съемке, хотя, на самом деле, он двигался как обычно.
И мыслей у меня было много.
Очень много.
Недели мыслей.
И они появлялись так быстро, что, казалось, голова вот-вот взорвется.
Затем я почувствовала, как мои плечи расправились, и я сказала:
— Ты позвонишь мне во вторник.
Он оглянулся на меня и с нетерпением подтвердил:
— Да. Так я и сказал. Я позвоню тебе во вторник.
— Я видела тебя каждый день, спала рядом с тобой каждую ночь в течение нескольких недель, и вдруг я не только не увижу тебя, но и не получу от тебя вестей два дня.
— Все верно.
— Ты говорил мне, что я не буду спать без тебя, — напомнила я и закончила: — Никогда. Теперь ты говоришь, что я не буду спать с тобой два дня?
Мышца на его челюсти дрогнула, но он не произнес ни слова.
Мое сердце забилось быстрее.
Я сменила тактику.
— Что, если я не хочу ждать до вторника? — спросила я.
Он покачал головой.
— Фэй, уже поздно. Я вымотался. Мы поговорим во вторник.
— И тебе не важно, что я бы предпочла, чтобы ты остался, и мы либо поговорили о том, что явно тебя беспокоит, либо ты позволил бы мне позаботиться о тебе другими способами?
— Нет, не важно, потому что я устал. Я думал по дороге домой, и я уже сказал, как ты можешь обо мне позаботиться: дать мне пространство. Итак, ты даешь мне пространство, и мы поговорим во вторник.
Я бы дала ему пространство. Но он решил дать его себе без меня.
Меня тут же осенило, что Чейз многое решил без меня.
И меня также поразило, что всякий раз, когда мои подруги говорили мне, что их парням нужно пространство, на самом деле, они в нем не нуждались, им нужно было что-то совершенно другое.
Поэтому я приняла решение — первое в наших отношениях.
— Нет, не поговорим, — объявила я, и его брови нахмурились.
Затем он сделал успокаивающий вдох, явно подавляя раздражение от того, что имеет дело с неопытной девушкой, и объяснил:
— Когда я говорю, что мне нужно пространство, Фэй, когда кому-то нужно пространство, важно дать ему его.
О, нет.
Ни черта подобного.
Он мог быть моим первым почти во всем, но мне было не семнадцать, и я не познавала мир. Мне было двадцать девять, черт возьми, я не была глупой, у меня имелось собственное мнение, собственные желания, собственные потребности, и они были такими же ценными, как и его.
Наконец, внезапно мне все это так осточертело, что захотелось кричать.
Я не закричала.
Сбрасывая с себя пальто, я предложила:
— Отлично, бери его, да побольше.
Он полностью развернулся от двери и спросил:
— Что?
— Возьми его побольше, — повторила я, направляясь на кухню и по пути бросая пальто на табурет. — Ты хочешь его. Оно у тебя есть. Но не трудись звонить мне во вторник.
Его едва сдерживаемое терпение лопнуло, когда он заявил:
— Господи, Фэй, сейчас охеренно поздно, я пи*дец как устал. Я объясняю тебе, что мне нужно, чтобы ты поняла меня, и мне не нужна гребаная драма.
— Никакой драмы, — я открыла шкаф и достала бокал. Закрыв дверцу, я повернулась к нему, но не глядя на него, потянулась к бутылке вина на столешнице, и закончила: — Я даю тебе пространство. Много пространства.
— Ладно, — сказал он, когда я потянула за пластиковую штуковину, которую Чейз засунул в бутылку прошлым вечером, чтобы вино не выдохлось. Душераздирающе грустно, что я делаю это сама, потому что предыдущее решение Чейза означало, что он больше никогда этого не сделает.
— Но не звони в среду, — сказала я бутылке.
— Иисусе, — услышала я его вздох.
— Или в четверг, — продолжила я, наливая вино.
— Твою мать, Фэй.
— Или в пятницу, — продолжила я, поворачивая бутылку в руке, чтобы остановить льющееся вино, на накапав на стол.
— Фэй, это не имеет большого значения.
Не для него.
Но для меня это имело огромнейшее значение.
Хотя ему явно было все равно.
Я поставила бутылку на стол, подняла на него глаза и закончила:
— Или вообще когда-либо.
Он замер, и его настроение снова окутало комнату, когда наши глаза встретились.
— Ты прав, — продолжила я, — ты этого не говорил, но я поняла. Я неопытна. Мне нужно руководство в отношениях. Половину времени я не знаю, что делаю.
Я отпила вино, выдержала взгляд Чейза, опустила бокал и проглотила.
— Но не обязательно знать что-то об отношениях, чтобы понимать: каким бы замечательным ни казался мужчина, какие бы чудесные чувства он в вас ни пробуждал, для него ненормально скрывать что-то от вас. Ненормально, что, несмотря на то, что у него в голове происходит что-то серьезное, он набрасывается и разрывает вас в клочья. Ненормально, что, хотя он и более опытен, чем вы, он не направляет отношения, а контролирует их железной рукой. Значит, тебе нужно время, а я не имею права голоса в этом вопросе? Забирай себе время. Все время.
Выражение его лица изменилось, и я напряглась.
— Ты придаешь этому большое значение, дорогая, — сказал он мягко, но не двинулся ко мне. — После того, что произошло сегодня вечером, мне просто нужно немного времени, чтобы собраться с мыслями.
— А что произошло сегодня вечером?
Чейз не ответил.
Когда это было важно, Чейз никогда толком не отвечал.
— Ясно, — пробормотала я, мое сердце сжалось, и мне стало совсем нехорошо.
Я отпила вина, не понимая, почему женщины всегда говорят о том, что вино помогает при разбитом сердце. Оно не заставило меня чувствовать себя даже немного лучше.
Возможно, вина нужно больше.
Типа, целый ящик.
Чейз не двигался.
— Ты уходил, — напомнила я, довольная, что мой голос не дрогнул от подступивших к горлу слез.
— Я позвоню тебе во вторник, — прошептал он.
Я отсалютовала ему бокалом и предложила:
— Давай, попробуй.
Он
