По сторонам вырос лес деревьев, похожих на гигантские грибы. Колеса карта прорезали грибницу колеей. Летучие создания не больше растопыренной ладони часами следовали за картом, привлеченные то ли шумом, то ли выбросом газообразных углеводородов. Элви задумалась, как столь хрупкие существа сумели пережить планетарную катастрофу. Когда спустилась ночь, вверх небоскребами взметнулись три громадные колонны, составленные из светляков. Элви не знала, организмы это вроде ящерок-пересмешников или артефакты вроде тогдашних бабочек. Туша крупного животного, высотой и объемом со слона, но сегментированного, как гусеница, разлагалась между гребнями невысоких холмов: подобия переплетенных ребер проступали на толстых боках, а над телом тучей кружились мелкие падальщики. Серебристо-голубое нечто поднялось из большой дождевой лужи, рухнуло и показалось снова. Понятия не имея, что видит, Элви не сомневалась, что такое поведение может быть только игрой. Плещется по лужам… Как же ей хотелось остановиться, присмотреться как следует.
Целая биосфера — или две, или три биосферы проносились мимо, дразня и намекая. Как она жалела, что не видела этого до шторма. Теперь оставалось в лучшем случае гадать, что было прежде, на основании того, что осталось после. Элви утешалась мыслью, что так происходит всегда. Вся жизнь природы состоит из кризисов, гибели, адаптации и новых расцветов — до следующих кризисов. То, что случилось на Новой Терре, стало единичным и конкретным событием, но такая закономерность имела место везде и, наверное, всегда. Даже чужаки, создавшие протомолекулу и кольца, столкнулись с гигантской космической катастрофой.
На рассвете путешественники поделили на троих остатки еды. Воды должно было хватить еще на несколько дней, но впереди ждал голод, и Элви догадывалась, что рано или поздно они станут искать, чем на этой планете можно набить живот. Не найдут и погибнут. Разве только Холдену и впрямь удастся включить реакторы — тогда корабли им что-нибудь сбросят. Дорогу перегородил каньон с крутыми стенами: многовековая эрозия обнажила слои камня, ровные и одинаковые, как строчки в книге. Экспертная система карта полчаса потратила на поиски подходящего для переправы места.
На замечание Элви, как им повезло, что на пути не попались горные хребты, Фаиз расхохотался.
— Для хребтов нужны тектонические плиты. На этой планете гор нет — так, оборочки.
Они трое редко что-либо обсуждали — мешал шум карта, — но Элви казалось, что даже в тишине Амос Бартон не стал бы разговорчивее. Он сутки и еще день провел на переднем сиденье карта, скрестив ноги и устремив взгляд на линию горизонта. Элви замечала на его широком лице признаки нарастающей тревоги, страха: за Холдена, и за корабли над ними, и за планету кругом. Впрочем, может, она приписывала ему свои чувства. Такое уж у него было лицо.
Местами след первого карта — след Мартри и Вэй — отклонялся от их курса. Иногда он терялся в мягкой грязи или пропадал на широких участках мокрого камня, но неизменно возвращался, уводя их в неизвестность. Фары высвечивали щебень и бледно-желтых улиток, лопавшихся под колесами.
Воздух остывал — то ли оттого, что они удалялись к северу, то ли облачный покров надежно отгородил поверхность планеты от солнечной энергии. Элви, сколько позволяло сосущее чувство в желудке, дремала, положив голову на колени Фаизу, а потом они менялись местами, и она подставляла ему свои колени. Ей снилась Земля, снилось, что она пытается объяснить доставщику пиццы дорогу по запутанным университетским коридорам. Разбудила ее перемена, но какая, Элви поняла не сразу. Карт молчал. Она села, протирая глаза.
В свете фар замер второй карт, заляпанный грязью, с исцарапанными боками. Амос выскочил и медленно обошел чужую машину: один раз — осматривая ее, а второй — вглядываясь в темноту.
— Что такое? — спросила Элви. — Все нормально?
— У них моторы перегорели, — объяснил Амос, снова забираясь на место. — Грязь набилась в оси, а они не вычистили. Дальше они пошли пешком.
— Мы близко к Холдену?
— О да, — Амос поднял ручной терминал. — Вот здесь мы видели последний сигнал. Короткий, но засечь место я вполне успел. Будем двигаться туда и надеяться, что он скоро снова проявится.
Карта не позволяла ощутить масштаб, но на ней имелись два индикатора: один обозначал их самих, второй — капитана.
— Если я не ошибаюсь, мы уже близко. Причем только мы остались на колесах. Дальше вам обоим лучше ехать лежа.
— Почему? — спросил Фаиз.
— Потому что те двое будут стрелять, — объяснил Амос, запуская генератор.
За шумом, думая, что Амос не слышит, Фаиз ответил:
— Да, это наверняка.
Элви его услышала.
Совсем ранним утром — в долгий период между полуночью и рассветом — они увидели строение. Сперва был просто блеск в темноте, словно клочок звездного неба. Элви даже подумала, что видит разрыв в облаках. Но чем ближе они подъезжали, тем яснее становилось, что тут что-то иное.
В темноте трудно было разобрать подробности, но здесь вроде бы присутствовала та же органическая архитектура, что и в районе Первой Посадки, только на пару порядков крупнее. Элви словно оказалась на краю огромных промышленных руин западноевропейского побережья — в местах, где когда-то вырастали сокрушающие мир гиганты, а теперь остались только их скелеты. Когда в лучах фар закружились бледные хлопья снега, она приняла их за пепел.
— Вот сюда нам и надо? — спросил Фаиз.
— Похоже на то, — сказал Амос. — Надежного сигнала от капитана не было уже пару часов, а последний пришел примерно отсюда. Думаю, изнутри сигнал не проходит.
— Или его там съели, — заметил Фаиз. — Такое вполне способно сожрать человека.
— Капитан — твердый орешек, подавятся, — сказал Амос.
Карт катился дальше, к последнему отмеченному на карте положению Холдена. Огромные черные шпили вырастали вверх, иногда загораживали дорогу. Снег стал гуще, он налипал на карт и на землю, а постройки оставались чистыми, только ярче блестели. «Они теплые», — подумала Элви и сама не поняла, почему так испугалась этой мысли.
Карт прошел под десятиметровой аркой и углубился в руины. Снег перестал. Стены вокруг мерцали, наполняя пространство мягким бестеневым светом. Воздух согрелся и пахнул чем-то острым и едким, вроде паров спирта, только жестче. Карт, ловя последний стершийся электрический след Холдена, вильнул в сторону, в другую, сдался и встал. Амос переключился на ручное управление.
Дорога некоторое время вилась и петляла, потом стала шире и прямее. Крыша строения терялась в темноте, но длинные трубы — может быть, кабели или нервная система — поднимались, сливались, тянулись внутрь, вперед — туда, где скрывалось сердце конструкции. Амос затормозил и, подняв свой дробовик, выстрелил. Ему ответило эхо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
