– Я подтверждаю слова госпожи Жанны, – сказала королева Анна. – Она все рассказала мне сразу же по возвращении в Ренн, но мы не решились тогда огласить столь грязное дело. Наверное – зря.
За дверью раздался шум, возгласы стражников, потом створка с треском распахнулась – рыжий пират с одной стороны, измазанная сажей Жаккетта с другой бережно ввели в зал спотыкающуюся госпожу Фатиму, которая за время плена не стала, слава Аллаху милостивому, тоньше.
– У нас тоже есть обвинения к этому господину! – зычно крикнул рыжий пират. – Эта несчастная женщина взывает к королевской справедливости и милосердию!
Госпожа Фатима и так-то поражала своей красотой до глубины души, а сейчас, в сердце Франции, так далеко от знойных берегов Северной Африки, она и вовсе выглядела заморской райской птицей среди стаи голубей. Ну, или боевым слоном Ганнибала посреди поверженных римских легионов.
Опять наступила гробовая тишина.
И тут поднялась и мягко вышла на середину зала Анна де Боже, бесцветная, как предрассветное утро, и спокойная, как мерзлый песок.
И все, кто находился в зале, знали, что настоящий правитель Французского королевства – она.
– Королевский совет завершен, – негромко объявила она. – Поскольку сейчас будет сугубо внутрисемейное разбирательство, связанное с членом королевской фамилии, прошу вас, господа, меня извинить.
Зал опустел. Там остались только король, королева, Анна де Боже с мужем, виконт, Жанна с Жераром, Жаккетта, рыжий пират и госпожа Фатима.
И стража наготове. Вид у стражников был такой, словно они и сами не подозревали, как мимо них просочился рыжий пират с такой компанией.
– Так в чем эта несчастная женщина обвиняет господина виконта? – вежливо уточнила Анна Французская.
Госпожа Фатима, всхлипнув, начала быстро тараторить по-арабски.
– Эта женщина, точнее, девушка, дочь достойных родителей, – начал объяснять рыжий пират, – приехала погостить к моей молодой жене, которая является компаньонкой госпожи Жанны, придворной дамы нашей королевы. Госпожа Жанна была так любезна, что устроила нам свадьбу в своем доме. И в день свадьбы виконт подло выкрал вот эту беззащитную чужеземную девушку, что стоит перед вами, и надругался над ней, навсегда лишив ее девственности. Похищение и насилие – вот наши обвинения.
– Это – девушка?! – вырвалось непроизвольно у госпожи де Боже.
И тут госпожа Фатима зарыдала так, что потек несокрушимый кохл на ее веках.
– Я была честной девушкой! – звучно рыдала по-французски госпожа Фатима, и горе ее было слышно во всех уголках зала. – Ни один, ни один господин не дэлал со мной брачную запись, спросите кади, спросите соседей – все, все знают Фатиму, а теперь позор Фатиме! Никто, никто не возьмет ее замуж! Господин, – стрельнула она глазами в виконта, который стоял со скучной миной на лице, – молодой и горячий, как андалузский жэребец, и, конечно, не удержался сорвать бутон розы, но бэдная Фатима в чужой земле, в чужих руках, загубленная навсегда!
Госпожа де Боже смотрела на честную девушку ничего не выражающим взглядом. Но горе тому, кто подумал бы, что Анна Французская спит на ходу. Современники короля Людовика Одиннадцатого помнили, что когда он начинал усиленно думать, вид у него был – как у полного придурка.
И у его дочери мысли сейчас были ясные и светлые.
Безумный виконт давным-давно всем мешал. Очень мешал.
И вот попался…
– Бедная девушка – мусульманка? – спросила она.
Умом госпожа Фатима не уступала госпоже де Боже и уловила в вопросе все, что хотела сказать регентша королевства.
Решительно бухнувшись перед Анной Французской на колени, она залепетала:
– Прошу вас, госпожа, стать крестной мамой бэдной Фатиме!
В который раз за последний час воцарилась гробовая тишина.
Все поняли, что бедную восточную девушку с потрохами-то не съешь.
– Разумеется, милое дитя! – улыбнулась благостно Анна де Боже. – Это мой христианский долг. Виконт, прошу вас следовать за мной. Господа, мы вас оставим ненадолго. Дело настолько важное, что я вынуждена переговорить с дорогим племянником без свидетелей. Стража! Проводите нас.
Теперь под стражей оказался не Жерар, а Волчье Солнышко.
Когда регентша и виконт покинули Свадебный зал, рыжий пират, Жаккетта и госпожа Фатима захлопотали вокруг Жерара. Госпожа Фатима умело оторвала от нижнего края рубашки Жаккетты длинный кусок полотна, пират замотал Жерару голову, прямо с королевским платком.
Убедившись, что они закончили с перевязкой, Карл Восьмой сказал:
– Сейчас госпожа де Боже, я более чем уверен, уладит дело наилучшим для всех нас образом. А пока же я хочу восстановить справедливость и посвятить этого достойного юношу в рыцари. Милые дамы, раз уж вы так горячо встали на его защиту, может быть, вы послужите ему и дальше? Приподнимите его.
Жанна и королева Анна поддерживали Жерара с боков, а рыжий пират – со спины. Общими усилиями они придали ему нужное положение.
Король сошел с трона, встал перед беглым оруженосцем и торжественно коснулся его плеча обнаженным мечом Карла Великого, знаменитым Жуайезом.
– Я посвящаю вас, Жерар, в рыцари и властью, дарованной мне Господом, освобождаю от данных ранее клятв. Теперь я – и только я – ваш сеньор. И вам не придется выбирать между верностью господину и спасением Прекрасных Дам, ибо я, как и вы, почитаю это первейшим долгом истинного рыцаря…
Вряд ли Жерар слышал эти прекрасные слова. Но главное, что их слышали остальные.
* * *
…Когда Жанна с искаженным лицом побежала в Свадебный зал, Жаккетта, чуть отдышавшись и хлебнув водички, поспешила обратно.
Она успела как раз в тот миг, когда рыжий пират сломал-таки замок и дверцы шкафа распахнулись.
В шкафу, как бриллиант в дорогом футляре, сидела госпожа Фатима. Целая и невредимая. Жаккетта ткнулась лицом в ее пухлое плечо и заревела, как маленькая.
– Все хорошо, слава Аллаху высокому, моя звездочка, – погладила ее по голове Фатима. – И неисповедимы пути его. Помоги мне выбраться из этого сундука на ножках.
Глава VII
Госпожа де Боже приказала отвести виконта в первую же пустую комнату с плотно закрывающейся дверью. Этой комнатой оказалась королевская опочивальня, ведь и король, и королева были сейчас в Свадебном зале.
Виконта де Шатолу втолкнули, госпожа де Боже, аккуратно подобрав юбки, перешагнула порожек – дверь закрылась, стражники встали по ее бокам.
Возмущенный виконт отряхнулся и постарался принять независимый вид. Который не произвел на регентшу ровным счетом никакого впечатления.
– Итак, мой любезный друг и родственник, – сказала она. – Будьте так добры, напомните мне, что кричали уважаемые люди, подстрекаемые принцами лилий на Генеральных Штатах в Туре, после смерти моего батюшки, в одна тысяча четыреста восемьдесят четвертом году от Рождества Христова.
