— Игра, — задумчиво произнес Пэр. — Кто-то подчинил себе все отражения Стихий.
Данила приподнялся на локте.
— Ты с кем беседуешь?.. Что, уже вечер? — он увидал лиловую вереницу облаков, чинно плывущую к закату. — Черт возьми! Пэр, я просил разбудить меня через час!
— Тебе нужно было как следует отдохнуть, — отозвался призрак. — И не кипятись: до сих пор ничего не изменилось.
— А чему меняться-то? — буркнул Данила и кивнул на Вадимира. — Надо понимать, в себя не приходил?
Пэр со вздохом покачал головой.
— Я просил ветер рассказать мне о Мире, а он как будто увяз в воспоминаниях о недосягаемом. Наверное, Игра мешает Воздуху быть самим собой.
— Замечательно, — с сарказмом обронил Данила и пошел к воде.
— Данька, — нагнал его голос Пэра, — ты говорил, что Жизнь показала тебе Грег-Гора среди скал. Я видел единственный горный массив — на севере за лесами. Это около трех сотен верст отсюда, но если твоя Стихия покажет дорогу, я отправлюсь вслед за ней, и тогда…
— Ты еще не убедился, что одиночный вылет положительных результатов нам не дает? — отозвался Гаюнар. — Давай-ка лучше приведем в чувство нашего приятеля Кочевника. Худо-бедно, а он знает, что произошло в доме отца до того, как я, очертя голову, ворвался на двор.
Предлагая разбудить раненого, Данила в первую очередь рассчитывал на силу своей Стихии, и был неприятно удивлен, когда и на этот раз Жизнь, беспрепятственно проникнув в тело юноши, не породила никаких видимых изменений. Пэр не мешал, но от третьей подряд попытки брата все же остановил.
— Что-то с ним творится необычное, — сказал он, приближаясь к лежащему. — Посмотри, его дыхание ничем не отличается от дыхания здорового спящего человека. Пульс нормальный, лихорадки нет. Да и рана в целом не серьезна. Мне кажется, объединенное сознание Кочевника и человека еще не нашло своего места.
Младший Гаюнар нахмурившись изучал бледное лицо молодого ратника. О людях, кто в каких-то, данных свыше, свойствах оказался идентичен Кочевнику, знали в Структуре немногие. Даже Серафима не могла сказать, что представляли собой «потенциальные копии» тех, кто превратился в пустоту, когда Великий всемогущей рукой изъял их из Первой Игры. И вот после таинственного единения двух несовместимых по всем законам Судьбы душ, возродившееся существо было беспомощно в новых для него условиях.
— В кланоидах объединяются люди и внемиренцы, — негромко заговорил Пэр. — Образуется нерушимое братство, семья. Он не станет сам собой, пока рядом нет его друга.
— А его друг, увидав Доная, сиганул с третьего этажа и грянулся об асфальт, — невесело хмыкнул Данила.
— И стал Обманувшим Смерть, — призрак выжидающе посмотрел на брата.
Гаюнар невольно содрогнулся.
— Ты предлагаешь отправиться на поиски этого типа в Структуру?
Пэр поспешно замотал головой.
— Может быть позвать как-нибудь? — неуверенно предложил он.
— Как именно? Это только у Юльки получается: брякнула — и готово дело.
Не успел он закончить свою мысль, как призрак схватил его за руку, призывая к молчанию. Данила замер, вслушиваясь в ленивый шелест листвы, но кроме обычных лесных звуков не различил ничего особенного.
— Пэр? — одними губами позвал он.
«Что-то приближается к нам, — пришел мысленный ответ. — Оно сродни Воздуху».
— И Жизни, — прошептал Гаюнар, вдруг почувствовав, как Стихия тянется к своей части. — Аполлон, Артемида!
Издали донесся собачий лай. Не прошло и минуты, как оба пса выскочили из чащи и бросились к хозяину. Под лавиной безудержной собачей радости Даниле пришлось отступить, а потом и вовсе сесть на землю, ибо иначе четвероногие друзья сбили бы его с ног.
— Ну, довольно, довольно! Я тоже рад вас видеть! Успокойтесь, — он поймал собак за ошейники. — Волк с вами?
Под тяжелой лапой хрустнули ветки. Существо чинно выступило из зарослей кустарника и внимательно оглядело полянку.
— Данька, что с ним такое? — пробормотал Пэр. — Он видит нас. Он понимает!
Аполлон и Артемида дружно притихли. Данила, как завороженный, поднялся на ноги.
— Волк? Крылатый Волк, — позвал он.
Зверь поднял голову. Грозное пламя в глазах остыло, и его сменила неподдельная теплота. Он сделал шаг к Пэру. Горячее дыхание долетело до призрака, Воздух аккуратно вобрал в себя живую форму, и образы событий заплясали перед Гаюнаром в пестром хороводе.
— Пэр, что он говорит? — насторожился Данила, заметив, как изменился в лице брат.
Холодный волчий нос уперся в грудь. От неожиданности пилот отступил.
— Огонь разбудил Стихии, — опомнившись ответил призрак. — Но Воздух, Вода и Твердь потеряли власть над своими воплощениями, поскольку Миром много лет правит какой-то Экзистедер. Смерть и Жизнь облачены в искусственный наряд, хотя удержать их колдун способен лишь вблизи себя.
— Волк! Волк, скажи, где Космос? — воскликнул Данила.
Существо не ответило. Внимание его переключилось на человека-Кочевника.
— Наверное, он не воспринимает Стихию, не имеющую мирского облика, — предположил Пэр. — Если Серафима посчитает нужным, она сообщит о себе…
Его слова были прерваны негромким угрожающим рыком. Гаюнары переглянулись. Обоим в голову пришла одна и та же мысль.
— Эй, не вздумай это сделать!
Данила ухватил Волка за холку в момент, когда тот готовился к прыжку. Пэр заслонил собой раненого юношу.
— Волк, он уже не Кочевник! — крикнул призрак. — Он нашел место!
Но зверь, чья сущность была подчинена одной цели — уничтожению чужаков, без видимых усилий отшвырнул Данилу далеко в сторону и, скаля алую пасть, шагнул к лежащему.
— Остановись! — голос Пэра вдруг обрел небывалую жесткость. — Многие годы я существовал в твоем теле и был твоим разумом! Ты и я — Экзистедер Ортского и внемиренец-Кочевник принадлежали Судьбе. Посмотри! — он отступил так, чтобы Волк мог видеть юношу. — Он тоже часть нашей Судьбы. Ты желаешь уничтожить его? Ты желаешь поспорить с единством, которое ковали Стихии с начала времен? Смотри на меня! — человеческая рука, обвитая туманным цвета жизни ореолом сжала огромную морду, заставив зверя поднять глаза. — Семь Стихий Мироздания здесь, сейчас! Они во мне, в тебе, во всем сущем, и в этом человеке! И каждый из тех, кто остался на просторах Судьбы без имени и места бытия, способен обрести себя. Потому что вырвать их из Миров была всего лишь отвратительная прихоть Великого, который использовал силу творения, чтобы сломать начавшуюся Судьбу. А теперь Судьба живет, и в ней мы — Семь Стихий, ее фундамент и двигатель. И ни Ортский, ни ты, ни какой-нибудь экзистор никогда не заставят нас играть в чужие Игры.
Продолжая смотреть в лицо Возничего Воздуха, Волк попятился и, наконец, опустив голову, отошел в тень.
Крупные капли пота на лице, бурное дыхание, а в глазах твердость и непоколебимая уверенность. Данила молча пожал руку старшего брата, будучи не в силах выразить словами переполнявшие его чувства.
— Я очень надеюсь, что он понял меня правильно, — произнес Пэр.
Возле дерева, где лежал раненый, раздался шорох. Пэр торопливо обернулся, но Данила удержал его за плечо и показал в противоположную сторону. Там на высокой траве колыхалось черное бесформенное пятно. Волк внимательно следил за ним, сидя в сторонке, но кроме чуть приподнятой верхней губы, под которой виднелись ровные белые зубы, никаких агрессивных признаков не выказывал.
— Обманувший Смерть? — почти беззвучно спросил Пэр.
— Угу, — Данила наблюдал за медленным перемещением тени.
— Неужели тот самый?
Вдруг тень начала стремительно обретать плоть. Загудел лес, ветер прижал к земле осоку, а над вскочившим Волком задрожала холодная пелена рвущейся на волю Смерти. В то же мгновение многоцветный фонтан Жизни ударил в темную сень, разорвав ее на два лоскута. От земли до неба пространство расколола сияющая молния, и сквозь пробитую в Надмирье брешь на Мир взгляд устремил Космос. Как заботливый опекун, он последний раз полюбовался на того, кто мог бы стать его вечным рыцарем, и медленно отступил в свое измерение. В сражении за равновесие бесспорную победу одержали Смерть и Жизнь.
Врата Судьбы стали затягиваться. Гаюнары в немом замешательстве следили за тающей в синеве небес бездонной щелью, когда Волк внезапно и безо всяких видимых причин ринулся в Надмирье.
— Стой! — выкрикнул Данила и бросился за фантомным зверем.
Он нагнал существо уже на ребре Пути, а спустя миг рядом появился Пэр в сопровождении Аполлона и Артемиды. Последнее, что увидели братья до того, как око Структуры закрылось окончательно — два человека, помогающие друг другу встать на земле.
