class="p">— И какая причина того, что его слову не
следует доверять? — зашипела я, и темные глаза женщины метнулись на меня. — Мигель видел состояние мира. Он знает, какой силой обладает Лавиния; он испытал это на собственном опыте. Возможно, пребывание здесь защитит вас на данный момент, но вы никогда не станете по-настоящему свободными, пока Лавиния не будет побеждена. Вы будете заперты в этом уголке Солярии, не осмеливаясь выйти наружу. Это та жизнь, которую вы действительно хотите?
Женщина хмуро посмотрела на нас.
— Вы думаете, что можете манипулировать нами, чтобы мы дали вам то, что вы хотите? Заставить нас отдать наших воинов как пушечное мясо?
— Нам нужно поговорить с Верховной нимфой, — настаивала Тори.
— Я — и есть она. Недавно я взяла на себя роль лидера нашего совета, и меня не поколеблет это решение, — твердо сказала женщина, и это было просто здорово.
Впереди толпы выдвинулся мужчина, за спиной которого стоял ряд свирепых на вид нимф.
— Верховная нимфа Кордетта, можно? Дарси Вега ответственна за освобождение нимф, которых я привел в эту деревню. Она разорвала связь Лавинии с нашими тенями, чтобы нами больше нельзя было управлять. Она освободила наши разумы, она вернула нам…
— Тише, — рявкнула Кордетта. — Какие условия я поставила, чтобы позволить тебе и остальным присоединиться к этому месту, Карим?
Челюсть Карима согнулась, затем он склонил голову.
— Подчиниться твоему слову и не высовывать головы из-за парапета, — пробормотал он.
— И чем ты сейчас занимаешься? — Кордетта зарычала.
— Они имеют право говорить, — потребовала я, и глаза Кордетты в ярости устремились на меня.
— Они не в вашей власти. Вы не купили их преданность. Я знаю, что ты сделала, но это было не для нас. Вы искали смерти Принцессы Теней ради собственной выгоды, чтобы захватить трон Солярии. Ваши усилия никогда не были направлены на нашу пользу.
— Но вы, несмотря ни на что, получили от них пользу, — вмешалась Тори. — В союзе с нами, подобным вам будет место в королевстве, когда эта война будет выиграна. Мы будем равны, Нимфы и Фейри.
— Ха, даже если бы ты поначалу умиротворила нас такой вещью, твой вид в конечном итоге потребует обратно свою землю и вернется к охоте на нас, как на дичь, — прорычала Кордетта.
— Мы не собираемся этого делать, — поклялась я. — Помогите нам, и мы поможем вам. Мы примем законы, которые защитят вас и ваш народ.
— Пфф. — Кордетта махнула мне рукой. — Думаете, вы первые правители, давшие нимфам такие обещания? Договоры и контракты не стоят бумаги, на которой они написаны. Это ловушки, призванные выманить нас из укрытия и насадить на кончики ваших мечей.
— Возможно, на этот раз все по-другому, — убеждала Ума, и Кордетта слушала ее, казалось, уважая любой авторитет, которым она обладала. — Мы должны услышать их условия. Мы не можем оставаться скрытыми вечно.
— В нашей деревне было много лун, чтобы обсудить предложение, которое Тори Вега преподнесла нам в последний раз, когда она вошла в наш дом без приглашения. Вывод был ясен. Мы не пойдем. — Кордетта снова обратила на нас свой пристальный взгляд. — И мы не могли бы уйти, даже если бы захотели. Тени испорчены, и их порча, несомненно, найдет нас снова, как только мы покинем это место. — Она провела пальцем по шраму на щеке и с усмешкой сделала шаг к нам. — Кроме того, я уже исчерпала ненависть вашего рода. Я знаю предрассудки, живущие в ваших сердцах. Вам было бы наплевать на нас, если бы вы попытались, и я не поддамся на ложь молодых, наивных правительниц, когда они находятся в самом отчаянном моменте. — Она повернулась к нам спиной, и я шагнула за ней, ярость обжигала мою грудь.
— Ты ошибаешься, — крикнула я, и она сделала остановилась. — Я глубоко заботилась об одном из вас. Диего Полярис был моим другом. Он умер, потому что попытался пересечь линию, прочерченную на песке между нами. Он заслуживал лучшего, чем то, что получил. Он хотел быть Фейри, и не потому, что мы лучше, а потому, что это королевство предлагало Фейри свободу, которую он никогда не мог себе позволить. Но с его стороны было неправильно хотеть этого, потому что ему следовало бы иметь признание, равенство, любовь.
Лицо Мигеля побледнело, а руки тяжело упали по бокам.
— Я никогда не знала этого мальчика, — отрезала Кордетта, оглядываясь на меня.
— Ты можешь его узнать. — Я вытащила из кармана шляпу Диего и протянула ей. — Все, что он видел, все, что он знал, находится здесь. И его душа тоже здесь, в ловушке теней вместе со всеми остальными нимфами, чья жизнь потеряна после порчи Лавинии.
Кордетта нахмурилась, глядя на шляпу.
— Одеяние души…
Мигель поспешил к ней, его рука была протянута и дрожала. Его глаза встретились с моими, и их наполнило облако сожаления.
— Могу ли я оставить это себе? Хоть я и не заслуживаю этого, — прошептал он, и его голос был пронизан горем.
Я тяжело сглотнула, кивнув, уступив ему.
— Ты был пленником, — тихо сказала я. — Ты не сделал ничего плохого.
Он нахмурился, и между нами прошел момент, когда я увидела, как часть тяжести спала с его плеч. Я знала свою вину за причинение вреда людям действиями других. Я боролась с ощущением крови на своих руках из-за того, что сделала, когда Теневой Зверь завладел мной. Но это всегда была Лавиния, теперь я это знала. Я надеялась, что Мигель тоже сможет найти способ узнать это.
Мигель откашлялся, эмоции вспыхнули в его глазах, когда его рука сжала материал. Он держал его в воздухе, поворачиваясь к толпе, и Кордетта наблюдала за ним с холодным выражением лица.
— Мой сын был хорошим, хотя я не мог быть таким. Он стремился стать лучше. Он боролся с контролем чудовищных нимф, которые держали меня в плену. Он был единственным, чем я гордился всегда. И меня не было там, когда Лавиния покончила с ним. — Его голос дрогнул, и слеза скатилась по его щеке, когда он с любовью прижал шляпу к сердцу. Когда он снова заговорил, его голос был голосом сломленного отца, который будет вечно горевать о ребенке, которого у него не было времени полюбить, пока он был жив. — Если хотите, презирайте меня за то, что я слишком слаб, чтобы подняться из-под гнета испорченных теней, но мой сын был сильнее. И его жертва заслуживает того, чтобы ее приняли во внимание.
— Он умер у меня на руках, — сказала я, боль от этого воспоминания пронзила мою грудь и заставила
