Я, как обычно, выбирал позицию сам. Со мной в охранении шёл только проверенный в бою контрактник Анатолий Висковатый. Хороший малый и главное – немногословный.
Мы заняли позицию выше всех, поэтому первые и обнаружили нарушителей границы: цепочкой на дистанции двух метров друг от друга вниз по тропе двигались восемнадцать человек. Я передал информацию по рации.
Моя задача была – отсечь бандитам путь к отступлению.
На первое требование нашего командира сложить оружие, нарушители ответили шквальным огнём. Используя преимущества высоты, я одного за другим «снимал» отступающих боевиков.
Но в их группе оказался опытный снайпер. Сначала он «снял» двух наших пулемётчиков. Потом вывел из строя командира. Хорошо, что ранение в грудь оказалось не очень тяжёлым – майор выжил благодаря бронежилету. Потом пулю в голову получил Висковатый. Мне пришлось менять позицию.
Я искал через прицел этого стрелка. Но как обнаружить одного среди камней, если все залегшие бандиты вели по нам огонь?
Интуитивно я понял, что нашёл снайпера, когда метрах в трёхстах заметил перебегающую с позиции на позицию фигуру в камуфляже со светлыми волосами. Баба? Возможно. В первую чеченскую таких снайперш можно было встретить с обеих сторон. У нас в спецназе была одна. Правда, за последнее время мне не приходилось видеть женщин со снайперскими винтовками в горах. Чуть подождав, когда светлая голова покажется над камнями и прозвучит винтовочный выстрел, я убедился, что это снайпер. Поймав несколько раз светловолосую в перекрестье оптики, я всё медлил, что-то мешало мне нажать на спусковой крючок – палец не желал слушаться. Минуты моего раздумья хватило вражескому снайперу на то, чтобы обстрелять мою новую позицию. Первым же выстрелом он достал меня. Тупой удар в плечо, и я почувствовал, как онемела левая рука. Вторая пуля прошла чуть выше головы. В глазах плыли розовые круги, но злость перехлестнула меня через край. Я не отрывался от прицела. Еле дождавшись, когда из-за камней снова покажется светловолосая голова, я нажал на спуск.
Подождав немного и убедившись, что снайпер больше не стреляет, я сполз с позиции под защиту камней. Стрелять я больше не мог. Кто-то сделал мне перевязку. Вскоре бой закончился разрывами гранат.
Ни один из боевиков не сдался живым. Но меня интересовал только снайпер. В бинтах, опираясь правой рукой на винтовку, как на палку, я спустился с нашей позиции и поднялся по тропе к телам убитых боевиков.
Я стоял и смотрел не в силах пошевелиться. Солнце светило в спину, отбрасывая мою тень на камни, а на них лежала моя Оля. Пуля пробила лоб чуть выше левой брови и прошла насквозь… Через горы – вот какой путь домой она для себя нашла. «Существуют только две истины: всё кажущееся реальным тебе на самом деле другому может казаться не реальным, и что суждено именно тебе – ничего нельзя изменить», – в тот миг я вспомнил эти её слова, сказанные мне в Амстердаме. «Ничего нельзя изменить…» – она в них серьёзно верила. Пришлось поверить и мне.
Я долго стоял возле неподвижного тела. Молчал, только изредка поднимал глаза на проходивших мимо людей с оружием. И не узнавал никого. Я был далеко… в Амстердаме… с Ольгой.
Потом был госпиталь. Дослуживал я уже в Подмосковье – учил новобранцев.
– Так эта убитая тобой девушка – Ольга? – произнёс поражённый услышанным Пётр.
– Да. Это Оля. Я её ждал, ведь она обещала, что вернётся и больше не будет уезжать, и никуда не отпустит меня… А я даже не знаю, где её могила?
– Почему? – спросила Людмила в наступившей тяжёлой тишине.
– Меня погрузили в вертолёт вместе с тяжелоранеными. От болевого шока я тогда совсем ничего не соображал. А сейчас вести официальные поиски Олиного захоронения я не могу – её матери и племяннику с сестрой ещё надо как-то жить. И как я объясню заинтересованным органам свой особый интерес к неизвестной снайперше?
– А как ты сам-то думаешь жить дальше? – голос женщины выдал участие.
– Мне однажды дали совет: один раз в году отправляйся куда-нибудь, где ты никогда раньше не был. Так и сделаю.
– Один мудрый человек сказал: я прожил ужасную жизнь – в ней почти ничего так и не случилось. Твою жизнь, Лёша, нельзя назвать не интересной. И она ведь ещё не кончается. Всё ещё будет хорошо.
– Люда, ты сказала – жизнь? Нет. Моя жизнь осталась там, где живёт моя Оля – в Амстердаме… Я знаю, что Ольга ждёт меня в Голландии. Может быть, когда-нибудь я поеду к ней. Мне так легче… Понимаешь?
– Говорят, человек не может жить без боли. Испытав её, он понимает, чего стоит жизнь без боли. Ты ещё полон сил, Лёша. У тебя впереди долгий путь. Поверь мне, как врачу и опытной женщине. Всё будет хорошо.
– Повтори, что ты сказала про боль? – напрягся Алексей.
– Тебя что-то удивляет?
– Точно так, слово в слово, мне говорила Ольга. Откуда ты это взяла?
– Не помню. Прочитала где-то. Запомнилось…
– А я прочитал недавно, что женщины обещают больше, чем могут дать. А она мне ничего не обещала. Но подарила весь мир. С ней я испытал то, что не испытывал ни с одной женщиной. В чём она была особенной? Каждое лёгкое движение, каждый взгляд её серых лучистых глаз были наполнены светом. Она могла быть одновременно невинной как ребёнок и чувственной как женщина из самой затаённой мечты, а вместе с тем – смелой и непредсказуемой… С ней я жил в совершенно ином мире… И я сам своими руками погубил этот мир.
– А почему Ольга пошла через горы. Просто нельзя было вернуться? – спросил Пётр.
– В Амстердаме мы обсуждали с ней её возвращение. Она хотела изменить фамилию и имя, и всю свою жизнь, но опасалась, что её «хозяева» не дадут ей это сделать. Видимо, не зря опасалась, раз другого пути не нашла. Хотя, возможно, выполняла задание…
– Нам – мужикам вообще бывает трудно понять женщин, – произнёс Пётр. – А Ольга, она была особенная. Жаль, что всё так вышло. Но не кори себя. У судьбы всё расписано наперёд.
– Странно, я почти не помню её убитую. – Алексей на несколько секунд задумался. – Но помню очень ясно, там, в Амстердаме, утром она, обнажённая, с распущенными по плечам волосами, стоит у окна и смотрит на поднимающийся из-за горизонта ярко-розовый солнечный шар. Я любуюсь ей – и нет на свете ничего более совершенного и прекрасного – девушка и Солнце! Вот такой я её и запомнил навсегда… живую.
– Вы были красивой парой, – чуть склонила голову Людмила. – Мы любовались вами.
– Спасибо за этот разговор, ребята. – Алексей посмотрел на висевшую на стене шестиструнную гитару. – Можно?
– Конечно, – разрешила Людмила. – Это дочь играет.
Алексей дотянулся рукой до инструмента, снял с гвоздя, опробовал аккорд и тихо запел:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
