Летчики и техсостав 32-го истребительного полка И.М. Цымбалюк крайний справа, стоит
Продолжала работать в госпитале, затем раненых из нашего госпиталя направили под Харьков, где в мае 1942 года сложилась очень сложная ситуация. Также туда бросили все войска, которые размещались около ст. Елань, артиллерийский полк, 7-й стрелковый полк. Все пошли на Харьков. Я хорошо знала командира и комиссара этого артполка, который еще в финскую войну получил звание Героя СССР. И представьте себе, такое поражение потерпели под Харьковом, немец пошел прямо на Сталинград. И командир, и комиссар артполка, когда возвращались, заехали в госпиталь, рассказали, как произошло поражение, была страшная битва, немецкие танки прямо через окопы шли, многих наших солдат подавило. Комиссар рассказывал, как его завалило землей, ребята потом откопали. Но не могли сдержать немца, и наши отступили. Они вдвоем погибли под Сталинградом.
Фото мужа, Цымбалюка И.М., которое Андреева А.Ф. носила в нагрудном кармане все время работы в госпитале и в партизанском отряде. Получено 9 апреля 1942 г. На обратной стороне слова: «Подруге по совместной семейной жизни. Пусть наша жизнь будет дружной и подлинно ясной. Пусть порой, когда тобой овладеет грусть и печаль, взглянув на меня, ты становилась бы бодрой и веселой. Шурочке от Ильи»
В июне 1942 года моего мужа подбили. Илья до последних дней оборонял Севастополь. Как мне позже рассказывали его сослуживцы, он уже отдежурил свои часы и возвратился на аэродром, но опять появились немецкие самолеты в небе над Севастополем, и его снова подняли в воздух. Он вел бой, но его подбили немецкие зенитки. Илья очень берег машину, они же были ценные, мало их было, летчики бережно относились к машинам. Если бы выбросился из кабины, он бы остался жить, но Илья тянул, тянул до аэродрома, пока не увидел, что уже все горит. Тогда он решил выброситься, но самолет уже был на малой высоте, и парашют не успел раскрыться. Илья врезался в землю, и все тело разлетелось на части. Его около аэродрома похоронили. А я разрешилась в июле, родила девочку. Под таким напряжением, молока не было, муж погиб, я ревела постоянно. Кормить нечем, она прожила меньше месяца, я от слез ничего не видела. Не могла ходить, в госпитале уже не работала, дали выходные. Но потом отошла, в августе надо возвращаться в госпиталь, было тяжелое положение на фронте, много раненых.
Начались бои под Сталинградом, это был уже ноябрь, страшные морозы, столько было обмороженных. Конечности почерневшие, надо было срочно проводить ампутацию, чтобы не допустить общего заражения. Черными становились пальцы, ноги до ступни. И такой запах стоял в госпитале, страшно вспомнить. А надо стоять, все обрабатывать, я ведь обрабатывала раны во время и после операций. У раненого такие нагноения, запахи. Мы продолжали работать, раненые идут к нам в госпиталь постоянно, мы боимся, что разбомбят, и раненые погибнут, и мы. По ночам после смен дежурили, чтобы сбрасывать «зажигалки» с крыши, в рукавицах. Немцы в это время бросали очень много листовок, в которых говорилось: «Мы победим, вы будете разбиты. Единственный выход: заранее сдавайтесь, если хотите уцелеть!» Столько их сбрасывали, везде все было засыпано. И столько раненых в наш госпиталь шло, но наши держались, тогда сыграл большую роль приказ Сталина «Ни шагу назад». Это спасло, удержали Сталинград. Но и после начала контрнаступления, особенно в декабре, было очень много раненых и обмороженных, морозы стояли страшные.
Освободили Сталинград, потом весь Краснодарский край, я продолжала работать в госпитале, тем временем нашли мою учетную карточку как коммуниста. В обкоме партии подняли дело и дали в сентябре 1943 года указание в госпиталь, чтобы меня немедленно откомандировали к обком. В это время в леса пришло очень много людей, как раз молодежь подросла за время оккупации, и нужны были комсомольские руководители в партизанские отряды. Вызвали меня, побеседовали и в конце октября направили на полигон, расположенный за г. Краснодар. Месяц мы там занимались, учили нас военные из расположенных в городе воинских частей. Давали только практику, так как надо было немедленно идти в бой, в лесу нужно, прежде всего, уметь владеть оружием и правильно маскироваться. Тактики было немного, в основном порядок выхода из окружения, а так учились стрелять из автоматов, бросать гранаты. В 6 часов подъем, завтрак до 7 часов, с 8 начинались тренировки. Постоянно полоса препятствий, учили, как располагаться в окопах, как маскироваться, 2–3 раза в неделю водили на стрельбища, гранаты учили кидать, правда, реже. Мужчин также учили рукопашному бою, но нас, женщин, к этому не привлекали. На полосе препятствий надо было научиться пройти по бревну, ведь партизанам надо уметь быстро перейти речку, прыжкам всевозможным. Но парашютным прыжкам не обучали. Нам выдали хорошие, новенькие автоматы «ППС», мы их назвали «стрекоза». Мы очень любили эти автоматы, маленькие, удоб-ные, для женщин так вообще это чудо. Каждому дали по 4 рожка, висели на поясе, и патроны дополнительно в специально сшитом мешочке на поясе. Также 4 гранаты «Ф-1», овальные, «лимонки». Выдали обычную форму, шапки, не было шинелей, не хватило, поэтому нам достались черные пальто. По окончании курса мне присвоили звание мл. лейтенанта.
Отправили на аэродром под ст. Крымской на Таманском полуострове. Когда на аэродроме сидели, готовились уже улетать, ко мне подошла одна девушка, только что вернувшаяся из партизанского отряда, попросила пальто, а мне дала шинель, в которой она из леса прилетела. Это была немецкая трофейная шинель, скорее всего военно-морского флота, так как на пуговицах были якоря. Декабрь месяц, уже холодно, морозы, шинель эта мне очень пригодилась.
На транспортном американском самолете «Дуглас» нас ночью отправили в лес. Пролетели Таманский полуостров, когда уже летели над морем, прямо над нами появился «мессер», мы все очень боялись, что собьет или посадит на воду. Дрожали все, «мессер» интересовался, кто летит, мы же были без знаков различия, без огней. За Феодосией мы повернули в лес, там за Феодосией есть долина, по ее склонам густой лес. И так как летчики у нас были отличные, настоящие асы, они нырнули в долину, а немец не смог уже, забоялся, так что мы оторвались от «мессера». Сели благополучно, нас уже встречали, ведь перед каждым вылетом партизанам отправляли извещение, чтобы они разожгли костры, иначе ведь не сядешь, должен ориентиры на земле иметь летчик. У партизан был аэродром в Зуйском лесу около д. Ивановка, в 20 км от Симферополя, прямо за деревней. Туда регулярно самолеты садились, немцы ничего не могли обнаружить. Я до сих пор удивляюсь, как немцы его не нашли, ведь так близко к городу он был расположен. Они же ходили, искали везде, посылали шпионов, но так и не удалось им ничего найти.
