Наверное, я сделал крюк чуть больше, чем нужно, но тут уж лучше малость «переборщить». Хотя, чего уж там умничать – я не такой уж великий следопыт, чтобы выйти именно в ту точку, в какую нужно, но перед бойцами следует делать вид, что так и надо.
– О, вон они! – громким шепотом сообщил один из «продотрядовцев».
Мне бы такое зрение! Парень рассмотрел засаду с расстояния, не меньше, чем с версту. А я, хотя и не жаловался на зрение (спасибо институт Федорова «там» и молодому телу «здесь»), пока ничего не видел.
Подняв руку, я остановил свой маленький отряд.
– Парни, а вы стрелять-то умеете? – поинтересовался я.
Такие вопросы стоило задавать раньше, но лучше поздно, чем никогда. А парни, похоже, обиделись.
– Да мы два месяца на стрельбище были!
– Каждый по сотне патронов извел!
Эх, нам бы на фронте, да по сто патронов на ствол, подумал я с грустью, а потом спохватился. О чем это я? Какой фронт? Или, из какой-то щели вылез «хозяин тела»? И почему он, зараза такая, молчал, когда был мне нужен? Почему не подсказывал? Ну, хотя бы тогда, когда мне было нужно знакомиться с коллегами, узнавать на улице бывших учителей. Прислушался к самому себе. Нет, тишина. Получается, я так начал входить в роль, что начал думать, как настоящий Вовка Аксенов? Или у меня «крыша съехала»?
А, наплевать! Терять мне нечего, а крыша сама разберется – съезжать, или оставаться на месте. Махнув рукой, я подал команду, которую слышал в старых фильмах.
– Цепью! Разойтись! Подходим ближе! Без команды не стрелять!
Мосинская винтовка, говорят, бьет на дистанции едва ли на километр. Ну, может и меньше, сейчас выяснять поздно. Но для уверенности я подвел бойцов поближе, втайне надеясь, что никто из людей, нас караулящих, не обернется. (Эх, надо бы по-пластунски, но я об этом подумал, когда мы прошагали уже метров двести, если не триста). Кажется, теперь можно.
– Батальон! Целься! Огонь!
Не уверен, что команды я подавал правильно, но главное, что я отдавал их громко. Пять винтовок выстрелили одновременно, но я пока не видел – попал ли кто, или нет. Сам вообще пока не стрелял. Из «нагана», с такой дистанции, палят лишь в фильмах, а что до меня, так и из родного ПСС дальше, нежели метров с пятнадцати, стрелять бы не рискнул. Ну, если в тире, так можно и с двадцати. Но в тире.
В азарте первого боя парни выстрелили еще по разу, а потом я опять заорал:
– Батальон! В атаку! Ура!
Мы бежали, радостно орали «Ура», еще что-то, уже не совсем цензурное. Кажется, в нас тоже стреляли, но когда мы добежали, то обнаружили лишь одного убитого, одетого в крестьянскую рубаху, да еще одного раненого, зажимавшего рукой грудь..
В горячке боя парни хотели бежать, и преследовать врага, но одна из задач командира – останавливать подчиненных, если это не нужно для дела. Сейчас мы свое дело сделали. Засаду сбили и, судя по всему, уцелевшие бегут куда-нибудь без оглядки. Главное, чтобы они не побежали на обоз.
Раненый дядька в солдатской шинели (уж не тот ли, кого я увидел из окна?) умер, когда мы начали собирать брошенное оружие. Увы, всего две винтовки, да пара обойм.
Глядя на умершего фронтовика, я не думал, как нелепо погиб этот человек. Судя по возрасту – мог бы воевать с четырнадцатого года, с начала Первой мировой. Об этом пришли мысли позже, уже по возвращению. А сейчас я думал (наверное, это плохо?), что нам не придется возиться с раненым, вести его в Череповец, сдавать в ЧК. Оставим их здесь. Вернутся местные, сами похоронят. По уму – следовало бы взять трупы с собой, установить личности убитых, а потом наведаться в деревню Макарино, чтобы навести там революционную справедливость. Впрочем, у нас есть командир, пусть думает. Решит Кузьма взять тела с собой – помогу грузить. А нет – подсказывать не стану.
Мои бойцы, тем временем, не заморачивались сложностями бытия, а совершенно спокойно выворачивали карманы убитых. Интересного ничего не нашли. Ни денег, ни документов. У солдата отыскался кисет, вот его присвоили с чистой совестью. Что ж, это даже не мародерство, а законная добыча. Это только граф де Ля Фер брезговал брать трофеи на поле боя. А бойцы, покамест, ни сапоги с трупов не снимают, ни одежду. Завершив дело, парни подошли ко мне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Ну, командир, как это ты удумал? – сказал с восхищением щербатый боец, лет шестнадцати, если не младше. – Батальон!
Парни покатились с хохоту, а я скромно промолчал, что на самом-то деле читал о подобных вещах в художественной литературе, а сейчас применил находку, хотя и не был уверен, что сработает. А вот, поди же ты, прокатило!
– Да, командир, а чего ты там орал? Че-то там такое – «За родину?»
– Ну, это я по привычке, – отбрехался я, подумав, что мог бы и проорать: «За Родину! За Сталина!» – Мы так в атаку ходили. Правда, – вздохнул я, вспомнив рассказы дяди Володи, – иной раз и с другими словами шли!
Народ еще немного похохотал, а спустя минут десять подкатил и обоз. Кузьма, довольный, как сто копеек, первым дело протянул руку за своим «наганом», из которого я так ни разу и не выстрелил. Беспрекословно вернув оружие владельцу, я спросил:
– Вам навстречу никто не попался?
– А, – отмахнулся Кузьма. – Бежал тут один, с винтарем, мы уж струхнули – не случилось бы чё, а он нас увидал, в сторону сиганул, словно заяц.
– А сколько тут всего было-то? – спросил я, глянув на того, глазастого.
– Ну, человек десять, а может и восемь, – смущенно отозвался тот. – Я ж их считать не стал. А что, надо было?
– С убитыми что будем делать? – спросил я у командира.
– Так что нам с ними делать? – удивился тот. – Мы что, их хоронить подряжались? Пусть где лежат, там и лежат. Вон, из деревни придут, на погост снесут.
Я только пожал плечами. Раз командир сказал, значит так и будет.
Мы двигались к городу, на всякий случай посматривая по сторонам. Но дальше были только поля и поля, места чистые, откуда к нам незаметно не подобраться. Пока шли, Кузьма все вздыхал.
– Ты чего стонешь, отец-командир? – с усмешкой поинтересовался я.
– Я думаю я – чего это на мужиков-то нашло? Ведь раньше такие спокойные были.
– Раньше, это когда? – заинтересовался я.
– Ну, когда это было, – отчего-то засмущался командир. – С неделю назад.
– То есть, неделю назад вы уже здесь были? – решил уточнить я.
– Ну да. Нам так-то было велено в Вичелово ехать, а я туда дорогу не знаю. Да и думаю – мужики тут спокойные, в прошлый раз мы у них тоже под тышшу пудов взяли.
– Так-так-так, – задумчиво произнес я. Посмотрев на командира, остановил его.
– Ты чего? – не понял наш горе-начальник.
– Давай-ка Кузенька, мы с тобой кое о чем покалякаем, – ласково предложил я, одной рукой ухватывая парня за ремень, а второй расстегивая его кобуру. Успокаивая командира, тихонько сказал: – А пушка тебе не нужна.
Я вытащил «наган» из кобуры, кинул его в проходившую телегу. Подождав, пока весь обоз проедет, ухватил Кузьму за шиворот (он слегка трепыхался, «чевокал», но перестал), убедился, что подчиненные ничего не увидят, а потом от всей души врезал горе-командиру по физиономии.
Кузьма был парень не маленький, но я вложил в удар силу «этого» человека, а умение – «того». Парень отлетел в сторону, упал на землю, но сознание не потерял.
Протягивая ему руку, спросил:
– Понял, за что?
Кузьма, покряхтев немного, протянутую руку взял. Встав на ноги, попытался сквитаться со мной, но так как я был готов к его выходке, то он улетел в кусты еще раз. На сей раз я уже рывком поднял парня с земли, а потом засветил ему в третий раз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Так ты понял, за что я тебя бью? Или добавить?
Видимо, после третьего удара Кузьма начал умнеть.
– Да понял я… Я ведь, чего думал – мужики тут смирные, хлеб возьмем, да на поезд, на же еще грузить, а потом чтобы парней на ночь домой отпустить. А до Вичелова чесать – до ночи провозимся. Думал, что в Макарино мы теперь до следующего года не поедем, слабину мужикам дадим.
