Джемма девочка вежливая. Может, и впрямь срочное дело, как не помочь?
— Ваш друг велел вам передать… — тихо сказала она на следующее утро, задержав шаг перед Аликом.
Алик, уже три дня посвященный в Валеркин план, «загреб» длинной рукой воздух вместе с бумажным конвертиком едва ли не раньше, чем следовало, нелепо крутнулся, побледнел и на негнущихся ногах пробежал по инерции дальше, одинаково боясь и поблагодарить и обернуться.
Если Джемма хоть одним глазком заглянула в записку, то наверняка от изумления потеряла аппетит. Потому что в записке излагался — ни больше, ни меньше! — рецепт против ночной невесомости: «Возьми грамм сала саранчука… Домелка разотри свинцовую пломбу… Равномерно смешай их, добавляя по капле мушиной обманки… Через замочную скважину слей на дно крысиного камня… Нагрей до образования пены… Не давая остыть, раствори получившуюся массу в стопке циркульной кислоты… Намазывайся каждый день после полета…»
Бессмысленнее этого трудно было что-либо вообразить. Тем не менее Алик и Джемма начали при встречах здороваться.
Олег выкарабкался из неудобной парты, подошел к окну. Дыницы отстроились заново. И хотя каждый дом был возведен на прежнем, довоенном месте, поселок целиком мало напоминал те прежние, довоенные Дыницы.
Этот новый мальчик Алик тоже ничуть не напоминал Олега ни характером, ни внешностью. И все же был чем-то понятен и близок. Ревнивое чувство снова шевельнулось в сердце.
«На кого променяла! — подумал Олег. — Значит, ей все равно кто, лишь бы рядом?»
«Он тебе понравился?» — замирая, спросила Школа.
«Парень как парень, — проворчал Олег. И застыдился: — Нескладный какой-то, уязвимый… Но славный…»
«Ты слишком долго не приходил…»
Олег вздохнул. Вот опять — долго. А что такое долго? Для кого долго? Он не мог вернуться сюда побежденным. Когда-то он не выдержал встречи с полуразрушенным памятником Детству. Можно сказать, предал. Но рано или поздно он понял. И вернулся. Потому что для каждого человека существует единственное место на земле, где он нужен. Для победы требуется время. Особенно — для победы над собой.
Отчего ж ты тогда обиделся? На весь мир, на Школу? Вырос — уступи место. Уступи тому, кто в свою очередь оставит Школе свое имя… Лучше подумай, чем близок тебе этот парень. Уж не чудом ли нерастраченного детства, завершающегося сейчас у тебя на глазах? Вполне благополучного детства, дважды отнятого у тебя войной…
Может, и Олегово детство сохранилось где-нибудь в этих стойких стенах? Может, ждет его? Может, удастся повторить его с другими мальчишками и девчонками? Например, хоть с этим угловатым Аликом — с его странной любовью и до абсурдности верным другом? Если очень повезет — детство будет возвращаться с каждым новым поколением, с каждым таким вот утомительно неприспособленным к жизни Аликом. Можно будет вживаться в бесчисленные чужие детства, которые никогда не заменят ему одного. Своего.
Олег уселся за учительский стол. Мысленно населил класс разными человечками, каких только мог припомнить или представить. Получилось несоразмерно и необъемно, вроде рисунка в стенгазете: маленькие фотографические головки на немощных искривленных тельцах. Так же мысленно Олег бросил на парты тетрадки, пеналы… Но это ничуть не улучшило картины — что ни говори, непривычно из-за учительского стола видеть знакомый класс!
Олег задумался. И как всегда, когда задумывался, достал нож, выщелкнул лезвие и начал в бешеном темпе отстукивать острием между растопыренными на столе пальцами левой руки. Столешница ощетинилась рябью точек, слабо обозначивших контур веера или фантастического плавника. Школе стало прохладно и колко, но она не остановила его. Не остановила даже тогда, когда он ночными штрихами вырезал на учительском столе: О-Л-Е-Г.
И чуть погодя рядом: Б-у-р-б-о-н.
Здорово, если детишки прозовут его так же, как когда-то прозвали отца…
Олег Бурбон.
Школа тайком затушевала одно слово и добавила другое. В точности как помнил слой давно отбитой штукатурки: Бурбон златозубый.
Взвесила то и другое.
И остановилась на новом варианте.
Олег Бурбон.
Так, пожалуй, звучит современнее.
Олег Молев встал, потянулся, посокрушался о дорогах, которые непростительно долго вели его в свой класс.
«Бурбон! — явственно прозвучало знакомое слово. — Бур-бон!»
Внизу едва слышно хлопнула дверь. Школа вглядывалась пристальными настороженными стенами, вслушивалась чуткими полами.
По этажу, прилипая босыми ногами, оставив на краске пыльный след, крался застенчивый жердина Алик. Под лестницей возле заколоченного черного хода, где спасались от директорского гнева изгнанные с урока ученики, Алик отодвинул швабру, присел на перевернутое ведро. Почему-то здесь отлично мечтается, легко переносить неудачи. Даже затянувшееся полузнакомство с Джеммой теряет здесь горькую остроту…
«Прости! — прошелестела Школа над самым Олеговым ухом. — Ты и так сильный. Я тебе больше не нужна…»
И всей своей чудодейственной силой перетекла под лестницу.
«Солнышко светит ясное, здравствуй, страна прекрасная!» — зазвенело, запело, засвистело во всех бездействующих дымоходах.
Прекрасная вечная Страна. Страна имени Детства.
«Нашего имени», — почему-то подумал Олег. И еще: как же она ошибается, хоть и умеет слушать не только себя. Не нужна? Еще как нужна! Еще более чем всегда нужна ему эта необыкновенная Школа, которую когда-то построил своими руками отец!
На один миг Олега одолела грусть. Всего лишь на миг. Но грустным мыслям сегодня не было места. И он прогнал их.
— Постой. Послушай! — вслух сказал Олег, и Школа слабо откликнулась. — Можно мне побыть с вами? Не оставляй меня…
Школа поколебалась:
— Ты ему не сделаешь больно?
— Чудачка! Если и сделаю, то ненадолго. Сказки обычно имеют хороший конец…
— Ты хочешь рассказать ему сказку?
— Не я. Ты! — Олег жестко усмехнулся.
Темнота под лестницей сухая, пыльная, по временам ее прокалывают острые огоньки. Алику не требуется расшифровки, он понимает: это иные миры на мгновение соприкасаются с нашим, это чья-то воля пытается прорвать оттуда разделяющую нас преграду. Как вот он сейчас. Как многие другие на земле. Бывает, наш собственный мир, растянутый во времени, пересекает свой хвост. Тогда можно заглянуть в прошлое или в будущее.
Хорошо бы смотаться на часок в новый век. Будь здесь Валера, он бы уж придумал способ перескакивать через эпохи…
«На триста лет? На четыреста?» — вкрадчиво спросила темнота.
— На четыреста? Ух ты! — У Алика захватило дух. — Нет, лучше куда поближе. Лет на пятнадцать. На двадцать пять. Все бы там высмотреть — и знать, но что не стоит тратить сил…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
