Но вслух лишь истово заверила:
– Это те… вам! – и, отдав «успокоительное» демону, соскользнула на пол.
– Премного благодарен, Торика ЭлЛорвил Дори! – произнес он с какой-то особенной хрипотцой в голосе.
Я не стала ждать пустую чарку назад, закрывать двери, прощаться и тем более желать приятного сна, а сразу же на четвереньках выползла в коридор, оттуда на полусогнутых добралась до лестницы и уже через секунду полезла спать к Тимке. С ним спокойнее! Уснула без сновидений, едва головой коснулась подушки.
Утром поднялась бодрой, хорошо отдохнувшей и в своей кровати. Обнюхав и осмотрев руки и ноги, на коих не осталось ни следов от ползания по обугленному полу, ни тем более запаха коньяка, я уверила себя, что все произошедшее после полуночи было сном. Но как бы ни была крепка моя вера, я все же осмотрела и чарку и бутыль коньяка, а затем, в волнении закусив губу, направилась к сгоревшим покоям и обследовала притолоку на наличие ключа.
Ключ оказался на месте! А дверь заперта!
Счастливая, я осенила себя священным знаком Иллирии и не обратила внимания на медам строго вопросившую: «Что было вчера?»
– Ничего.
Попытка уйти не удалась, Алиссия заступила мне дорогу. Растрепанная, с помятым лицом и чуть хрипящим голосом, она повторила вопрос:
– Что было вчера?
– Вы вчера устроили концерт, исполнив прекрасный романс «Колокольчика звон»… – говоря это, я постаралась не скривиться и не поднять руки, чтобы потереть уши, засвербевшие от одного лишь упоминания.
– Это понятно. А дальше что произошло?
– Вы замолчали, – совершенно невинно представила я ее вчерашний бунт.
– И все?
Тут я не выдержала, улыбнулась:
– А да… было кое-что еще. – Алиссия настороженно посмотрела на меня и была готова услышать худшее, но я все так же миролюбиво произнесла: – Ваш супруг желал узнать, почему после романса не последовала ария, и рвался в ваши покои. Но так как двери были заперты…
– Не это! – Звезда столичного театра искренне не понимала, почему после ее распевки я реагирую так спокойно. Потому, схватив меня под локоток, буквально поволокла за собой, вниз. А именно в столовую, где, несмотря на ранний час, уже присутствовали люди: пять постояльцев и две мои помощницы мирно пили чай и поедали сдобу, приготовленную с вечера. При виде меня все без исключения улыбнулись, и, переведя взгляд на Тюри, поаплодировали ей. Не громко, но слаженно.
– Браво! – прогремел басом самый крупный из мужчин торговец Сятлов. – Это было великолепно. Я прослезился! – говоря об этом, он пальцами завил рыжий ус и подмигнул скривившейся медам.
– Надо сказать, меня ваше пение также повергло в шок, – поделился своими восторгами лекарь Томис, житель Заснеженного, задержавшийся в «Логове», чтобы переночевать. – Я давно не слышал ничего подобного. Благодарю!
Он даже не постеснялся отвесить поклон, правда, не вставая со стула, что можно было расценить как шутовство.
– И я!
– Я тоже, – подхватили остальные постояльцы, высоко оценившие ночной кофе с коньяком.
Выслушав еще несколько слов похвалы, Алиссия потащила меня в коридор близ кухни, поставила у стены, видимо, чтобы я сбежать не могла, и прошипела не хуже вампира:
– Вот! И что это было?
– Благодарность, – я старалась не улыбаться.
– За что благодарность? – кажется, она начинала закипать. Того гляди, опять устроит «изгнание баньши».
– За пение.
– Как они могут благодарить за пение?! Ведь я… я… – ее возмущение прервали тактичным покашливанием. Наше уединение несмело прервала мадам Ивир, большая поклонница театра, как выяснилось вчера. Я была уверена, что она, как и прочие, выскажет Алиссии свое восхищение, но хрупкая старушка превзошла даже торговца Сятлова.
– Вы сфальшивили в двух местах.
– Что?! – просипела певунья, потеряв голос от подобной оценки. Она даже отшатнулась от меня, но не отпустила.
– Да-да, я понимаю, о таком артистам не говорят, хранят бесценную хрупкость душевного покоя. – Старушка медленно и очень плавно поправила пенсне на тонком носу, крепче перехватила толстый журнал, с коим не расставалась даже во сне, и уверенно произнесла: – Но, увидев сегодня ваши сомнения, я уверилась, что молчать бессмысленно.
– О том, что я…
– Сфальшивили! – с толикой радости заверила Ивир. – Пусть с виду вы заносчивы и высокомерны, но в глубине души, несомненно, понимаете, что талант необходимо тренировать.
– Да я… – певунья всем телом подалась к нарушительнице хрупкого душевного покоя, явно желая ее растерзать.
– Нет-нет, не спешите благодарить, я еще не закончила, – мягко прервала поток ругани беззаботная и ничего не замечающая мадам Ивир. Прикрыв на мгновение глаза, она вновь уловила ускользнувшую мысль и продолжила экзекуцию Тюри. А та до боли сжимала руки, а вместе с ними и мой локоток. – Вашему пению не хватает души и чистого звона. Знаете, это очень характерно для людей, поднявшихся из грязи, но так и не забывших о ней.
– Слушайте, вы!.. – уязвленная звезда театра отпустила меня и освободила руки для новой жертвы.
– Не стоит мне ничего доказывать, – старушка вновь оборвала ее и, будто бы обороняясь, прижала журнал к груди, – я достаточно услышала. И могу сказать, если первое не исцелить, то второго вы можете добиться, посетив хрустальные пещеры в Тарии…
И в тот самый момент, когда медам решилась напасть на ценительницу высокого искусства и без слов втолковать, что талант Тюри неоспорим, в коридоре объявился торговец.
– Мадам Ивир, нам пора. Торика, спасибо за гостеприимство, мадам Тюри, – краткая заминка и очередная благодарность, – искренне рад, что заселился в «Логово» в один день с вами, – говоря это, он погладил себя по выпуклому животу, намекая на извинения в чашках, и улыбнулся. – Всего доброго.
Они ушли собираться, а разгневанная Алиссия ринулась на поиски супруга.
– Эванас! Эван… – певунья заглянула в опустевшую столовую, затем на кухню и негодуя спросила у меня: – Где он? Где мой муж?!
– На сеновале… – ответила я с заминкой, поэтому окончание фразы «…был вчера» медам не услышала.
Она потребовала у Риси свою шубу и как была в легком платье и домашних туфельках, так и отправилась искать мерзавца, оставившего ее одну в самый неподходящий момент.
Это что, она сейчас простынет, заболеет и останется здесь более чем на три дня?! Я против! С этими мыслями направилась будить Тюри. Он долго не отзывался на стук, но стоило упомянуть Алиссию, и дверь тотчас распахнулась.
– Что с ней? – Директор театра, одетый лишь в исподнее, вялый со сна, смотрел на меня с тревожным ожиданием.
– Побежала вас искать на сеновал.
– Правда?! – удивился, как мальчишка. – А зачем?
– Алиссию изумило добродушное поведение людей, коим довелось услышать ее распевку. Поэтому она страстно желает узнать подробности вчерашнего вечера. – По мере моих пояснений выражение лица Тюри из озабоченного стало беззаботным и даже чуточку довольным.
– Что ж, в таком случае я вполне могу рассчитывать еще на час сна. Побегает, поищет. – «Поорет», – добавила я про себя. – И успокоится на время, – завершил он свою мысль и шагнул назад, желая закрыть дверь.
– Охотно верю, но разве вы не боитесь, что ваша супруга простудится и… потеряет голос?
– Шуба на ней? – деловито вопросил Тюри.
– Да.
– Тогда все в порядке. Меховое изделие заговорено от недугов, как и у остальных членов моей труппы, а может, и посильнее прочих. – И с усталой усмешкой пояснил: – В противном случае я бы не рисковал, согласившись на авантюру с переходом через горы…
– Вы молодец, – охотно похвалила я его предусмотрительность, которая вряд ли спасет в наших горах. – К слову, о вашем переходе. Видите ли, вас ввели в заблуждение и до перевала отнюдь не пара-тройка километров, а значительно больше…
– Тора! – Желая привлечь мое внимание и остановить поток слов, мужчина даже подпрыгнул. – Умоляю, еще хотя бы час, а потом я весь ваш!
– Поняла-поняла… – Я отступила от двери, и он, рассыпаясь в благодарностях, отправился спать.
Эванас Тюри оказался не только продуманным человеком, но и счастливым. Он и его люди проспали еще без малого четыре часа, потому что медам Тюри, вдоволь набегавшись и наоравшись, действительно притихла. Вошла в харчевню, скинула шубу на руки одной из наших девчат и почти по-человечески попросила горячего чая и немного сдобы – без надменного взгляда свысока и ханжеских интонаций. Она устроилась за столиком Гилта полуоборотом к окну, спиной к столовой, чтобы одновременно отслеживать двор и лишний раз не попадаться постояльцам на глаза.
Оказывается, ей претило выслушивать хвалебные благодарности за вчерашнее выступление. Быть может, из-за критики мадам Ивир или же потому, что большую часть выступления Алиссия не помнила. Хотя волноваться ей не стоило, гостей в «Логове» осталось меньше десятка и все были намерены покинуть нашу заставу до снегов. Поэтому они спешно забирали свои заказы из мастерских, готовили лошадей, собирали вещи и не обращали внимания на застывшую у окна Тюри. Разве что дети милой четы Люпиевых: семилетняя Дороти и пятилетний Себастьян решились к ней подойти, чтобы подарить картину под названием «Изгнание баньши».
