Но подслушанный разговор между Ариной, её матерью, и Тинатин смутил Таню и она засомневалась в своём друге.
Таня пришла домой, и, раздевшись, намеревалась пройти на кухню, откуда доносились голоса, но услышав, о чем говорят, остановилась в коридоре. Речь шла об Андрее.
Арина: … Хм… при чем тут первая любовь, вторая, третья? «Первая любовь» – это такая глупость. Я вот например уже не помню.
Тинатин: Значит это была не любовь.
Арина: Но под понятием «первая любовь» подразумевают первый сексуальный… ну или какой-то чувственный опыт.
Тинатин: Знаешь, у всех по-разному. У меня Анзор – мой первый и единственный. Но я у него не первая.
Арина: Он тебя старше?
Тинатин: На восемь лет.
Арина: Так что ты говорила про Катю?
Тинатин: Я хотела сказать, что такой страсти, как у них с Андреем, я не видела больше нигде. Только в кино. Все испытывают чувства… но… не забывают практическую сторону вопроса: дом, семья, дети. Любовь любовью, а кушать хочется всегда. А у Кати с Андреем… это была какая-то священная неземная страсть. Мне кажется, они не задумывались о будущем.
Арина: Вот в твоем случае: как ты перешла к «практической стороне вопроса»?
Тинатин: Я забеременела и убежала из дома к Анзору… Или сначала убежала, а потом забеременела… не помню…
Арина, после недолгой паузы: Ты хочешь сказать, что Андрей не сможет никого полюбить так, как Катю?
Тинатин: Мне кажется, это тот случай, про которые говорят: «любят только раз».
Арина: Но он у Кати был не первый, и она у него тоже – думаю в 23 года он уже был далеко не девственником.
Тинатин: Значит с другими до этого у них была не любовь.
Арина: У них отношения с детства – жили в соседних квартирах.
Тинатин: Значит, первая… я запуталась. Не знаю.
Арина: Ты организовала ей последний 23 день рождения… вы ездили в Гелатский монастырь…
Тут Арина всхлипнула, и Таня, стоя в коридоре услышала как мать застонала и разрыдалась, а Тинатин стала её успокаивать. Осторожно, чтобы её не услышали, Таня прошла в прихожую, оделась и вышла из квартиры. Она долго бродила по набережной, размышляя над словами Тинатин, не знавшей о том, с кем сейчас встречается Андрей. Но Тинатин хорошо помнила лето 1996 года, когда Андрей приезжал в Абхазию вместе с Катей Третьяковой, с которой у него был бурный роман, и на которой он собирался жениться, но она погибла в автокатастрофе.
Постепенно Танины мысли сосредоточились на той части подслушанного разговора, которая касалась «практической стороны вопроса любви»:
«как ты перешла к практической стороне вопроса? – Я забеременела и убежала из дома к Анзору».
Вернувшись домой, Таня первым делом вынула из тумбочки свои гормональные противозачаточные таблетки и выбросила их в мусорное ведро.
Глава 17
Таня разглядывала фотографии, на которых Андрей гуляет по набережной с сыном. Эти снимки были сделаны тайком её подругой, которая случайно встретила их на набережной. Тане было весьма любопытно посмотреть, как её мужчина обращается с детьми, а то он такой скрытный, что никогда не делится своими переживаниями.
Так и есть, и фотографии подтверждают то, что рассказывают общие знакомые. Таня не могла нарадоваться, глядя на снимки. Самое главное, что он сына окружает любовью и заботой, и очень волнуется по поводу его будущего. Не говоря уж о материальной помощи. Ради сына он на все готов. И ей хотелось думать, что у её детей будет такой же хороший отец, то есть он. Её Андрей. Ей не просто захотелось от него ребенка, а захотелось всем нутром, глубоко, всеми клетками её тела; ей этого хотелось подсознательно, хотелось с той же скрытой, неудержимой, полной жизненных соков волей, которая заставляет деревья зеленеть весной.
Глава 18
Спасаясь от внезапного дождя, настигшего их в саду, Арина с Таней добежали по аллее до ажурной, увитой виноградом беседки. Мать с дочерью долго не могли отдышаться.
– А где Георгий? – спросила Арина. – Ты оставила его возле пруда?
И посмотрела на дом, а не в ту сторону, где час назад Таня прогуливалась в компании сына хозяина домовладения, Иосифа Григорьевича Давиденко, пригласившего их на выходные. Таня отлично поняла, чтоʹ мать имеет в виду, подобные разговоры велись часто, но богатый наследник, Георгий Давиденко, совсем её не интересовал – милый, но чересчур инфантильный для своих 24 лет. Он только созревает, он еще не состоялся как личность, а созреет ли и состоится – тот ещё вопрос. Он может от страха прокричать что-нибудь зажигающее, но это неубедительно, он фальшивит. Если природа и не отдохнула на отпрыске старого седого полковника, то не то чтобы сильно напряглась.
Они увидели Иосифа Григорьевича, промокшего, но хладнокровно поднимавшегося по каменным ступеням к дому. В этой суматохе (гости разбежались кто куда) он один сохранял полное достоинство и проявил спокойствие, подобающее его статусу. Глядя на него, Таня всегда внутренне вздрагивала, так он был похож на Андрея, правда постарше лет на двадцать. Как будто совсем непохож, но в чем-то совсем одинаков. И что характерно, машины у них одинаковые.
Таня, розовая от ходьбы, с грудью, вздымающейся под намокшей светлой блузкой, оправила спереди юбку, обтянув при этом свои крутые бедра; с развевающимися волосами, ясным взглядом, влажными губами, она производила впечатление прелестной грозди винограда, налившейся соком и золотистой.
Она сказала несколько грубоватым, будто прокуренным голосом, не таким пленительным, как её рот:
– У нас с Андреем будет свой дом.
Тут Арина, воплощение материнской гипер-опеки, велев дочери застегнуть куртку на все пуговицы дабы не простыть, приступила к допросу:
– Ты выбросила свои противозачаточные таблетки.
– Ну да.
– Что ты задумала?
– А чтоʹ обычно задумывают, выбрасывая контрацептивы?
Арина задумчиво разглядывала дочь – своего ребенка, в котором будто бы находится еще один, некий внутренний ребенок, который хочет расти и развиваться в том темпе, какой диктует ему инстинкт. Таня учится в институте, занимается музыкой, недавно записалась на актерские курсы, работает на принадлежащей Андрею фирме, – практически то же самое, когда хлопаешь себя по макушке и одновременно трёшь живот, пытаясь пяткой почесать свою задницу. Из всего перечисленного девушке нужно выбрать одну-единственную центрообразующую деятельность: удачно выйти замуж.
– Таня… дочь… подумай хорошенько, прежде чем… я не хочу, чтобы ты наделала ошибок. Посмотри на других, посмотри, к чему это приводит. Все мы совершаем ошибки, но передаём опыт детям, чтобы они не делали тех глупостей, что и…
– Одной из твоих глупостей была Катя!? – выкрикнула Таня.
– Кати нет, и я бы попросила так не упоминать того, кто…
– Но она была в твоей жизни!
– Она была не только в моей жизни… – многозначительно произнесла Арина, и, справившись с волнением, продолжила:
– Ты знаешь, что такое первая любовь. У твоего избранника она тоже была, ты в курсе.
– Да, ну и что? Я его первая настоящая любовь.
– Допустим, – снисходительно согласилась Арина. – Но есть ещё первые дети. Да, есть такой феномен – первый ребёнок.
– Скажите пожалуйста! – вызывающе вскрикнула Таня. – И у тебя он тоже, этот феномен?!
– Не у меня, а Катиного отца. Это в основном у мужчин бывает. Правда не у всех. Твой Андрей из таких. Он будет хорошо относиться к детям от второй жены… если конечно решится на развод и новый брак, в чем я сильно сомневаюсь, но не полюбит новых детей так, как своего первенца.
– Откуда ты всё знаешь? – набросилась Таня на мать.
Всё же материнские слова возымели действие. Таня задумалась: а ведь Андрей никогда не обсуждает с ней свою семью – жену и ребёнка. Ни слова, ни полслова. Он всегда уводит разговор в сторону, когда она пытается что-нибудь выудить. От подруг, встречавшихся с женатыми мужчинами, Таня слышала, что те напропалую докладываются о своих семейных делах и вовсю полощут своих жён. И не надо быть опытным психологом, чтобы понять: равнодушный человек взахлёб рассказывает о том, что ему безразлично, выпячивая несвойственные ему качества (как например показушная любовь к детям, демонстрация фотографий и преувеличенно восторженное нахваливание ненаглядных деток), в меру заботливый родитель сдержанно показывает свои чувства, ну а маниакально привязанный к жене и детям тщательно скрывает всё, что касается семьи. Это как раз про Андрея: спрашивать его за его семью – всё равно что разговаривать с куском гранита.
– Но я хочу сделать свои ошибки, имею право! – упрямо сказала Таня. – Ты же сама говорила: «смысл жизни – в ошибках молодости».
– Не могла я при тебе такого говорить, – опешила Арина. – Ну… может быть… но мы должны развиваться, должна быть какая-то эволюция, понимаешь?
– Меня сейчас не эволюция волнует, а овуляция.
Арина попыталась придать тону максимальную решительность:
