«Я слушаю. Уже заказал вторую чашку кофе и прислонился к стене. Глаза закрою, и никто меня трогать не будет. А когда полиция все проверит, директриса мне позвонит, и я тебе об этом сразу скажу».
Глава 4. Долгий разговор
Димитос повернулся на бок, чтобы наблюдать за сыном. Подарок Чура не пожелал искать убежище, а принял активное участие в детской забаве. Маруш очень осторожно взял черепашку, усадил в грузовик с двумя колесами, кое-как покатал, пообещал: «Сейчас доделаю».
— Мы были торговым миром, торговым городом, — он начал проговаривать слова, чтобы упорядочить разбегающиеся мысли. — Я помню колоннаду Рассветной ярмарки, увитую вечнозеленым волхоягодником. Не обычным, оранжевым, а настоящим, с желтыми плодами. Лестницы с мраморными ступенями и отполированными перилами, ведущие к торговым рядам. Из пяти площадок работали только две — уже в моем детстве поговаривали, что товары из других миров несут в себе крупицу зла. Ассортимент неуклонно сокращался. Городские власти сетовали, что на охрану территории, противодействие чужой магии и пресечение преступлений уходят огромные средства. Так это было или не так — не знаю. Когда я учился в храмовой школе, наставники говорили, что на Кромке, перед съездом на ярмарку, стоит застава Чура и торговые караваны досматриваются. И количество зла, якобы пробирающегося к нам с Кромки, сильно преувеличено. Думаю, дело было еще в том, что товары перестали соответствовать запросам и потребностям. Произошло бурное развитие технологий, обесценившее мелкую бытовую магию. Например, телефоны вытеснили камни-говоруны: зачем держать дрессированных птиц и днями ждать ответа, если можно поднять трубку и поговорить?
«Да, действительно», — отозвался собеседник. — «Это я понимаю».
Димитос спохватился:
— Если что-то непонятно — переспрашивай.
«Мы тогда в час не уложимся. Интуитивно догадываюсь, а расспросы о камнях-говорунах могут подождать».
— Постараюсь кратко и по делу, — пообещал Димитос. — К моменту моего отрочества на саму ярмарку уже никого не пускали, отговариваясь соображениями безопасности. Товары забирали оптовики или храмовые служители: для святилищ Свечана постоянно закупали заговоренный воск, для алтарей Заржины — плетеных кукол из виноградной лозы, для школы Тропника… неважно. И люди, и оборотни стабильно покупали два товара, не потерявших ценность в связи с развитием технологий. Это были пояса от радикулита — из валяной шерсти волков-оборотней. И пуховые подушки, отгоняющие кошмары и дарившие волшебные сны — из мира людей-птиц.
«Ого! Я бы такую подушку купил!»
— Ты сначала дослушай. Ограничительные меры — для каждого выхода на площадки надо было оформлять пропуска — у многих вызывали раздражение. Мои наставники повторяли, что вода и скверна везде дырочку найдут, перекрыть все пути невозможно, да и задумавший зло через главный вход идти не будет. Они были правы. Я не видел ни Чура, ни Тальника, но помню, как на Брежинки-Медвежинки, в городском парке, среди танцующих пар, закружилась, сверкая глазами из-под темной вуали, госпожа Шмельница. Ее желтое платье сияло, движения очаровывали, а басовитое гудение шмелей почти заглушило музыку. Это длилось недолго, около пары минут. Люди расступились, посреди площади возникла лестница, по которой спустился Цветень, подавший супруге руку. Они ушли в небо, оставив каменную пыль от истаявших ступеней. А рой шмелей отправился на облет. Какие пропуска могут остановить Тальника, Живинку или Шмельницу? Или Ярышника, одаряющего майские костры рдеющими угольками из очага Огнича? Прости, меня опять унесло в сторону.
«Нет-нет, очень интересно. Без шуток. Суть я уловил, а детали потом из тебя вытрясу».
— Торговля угасала. Одновременно с этим упал спрос на — скажем так — внутреннюю волшбу. Это подорвало престижность обучения — многие уходили из храмовых школ, чтобы найти себе другое дело. Первой закрыли школу Тропника — мастера продавали хожени на Рассветной ярмарке, и остались без рынка сбыта после ликвидации очередных торговых рядов. Школа Свечана держалась дольше — и в столице, и на континенте было много заговоренных домов. Победило нетерпение. Камень медлителен. Чтобы правильно заговорить семейный особняк, уходят годы — надо начинать с закладки оберегов в фундамент и заканчивать крышей. Слишком долго, слишком дорого. Даже коттеджи с барельефами и цветочными гирляндами перестали пользоваться спросом. И люди, и оборотни переселялись в многоэтажные панельные дома — покупали квартиры, используя право на льготную ипотеку, которая не оплачивала магические изыски. К тому моменту, когда я заканчивал обучение, остались две официальные профессии. Ликвидатор магических последствий и корректировщик скульптуры и архитектурного декора. В общем-то, они схожи — и в том, и в другом случае ты работаешь с чужими заклинаниями и камнем, пропитанным многолетней волшбой. Я выбрал профессию корректировщика. Это было ближе к моей мечте.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Я помню. Ты говорил, что хочешь заговаривать статуи и барельефы, чтобы они оберегали дома, площади и мосты. Ты рассказывал о хранителях. Хотел найти свой город».
— Это были мечты о несбыточном. Подростковые чаяния. Наверняка я говорил, что мой отец был чужаком. Он пришел из другого мира, — пробормотал Димитос, глядя на сына, перекладывавшего черепашку в грузовичок, у которого появились все четыре колеса. — Мира, где люди и волки-оборотни жили бок о бок — с раздорами, но без кровопролитных войн. Первого хранителя, отца моего прадеда, в город пригласил волх. Отставник-колдун, отслуживший положенный срок в страже Чура, и бродивший по доступным мирам. Закатная ярмарка — там была Закатная, а не Рассветная — появилась в городе при моем прадеде. Точно знаю, что они торговали с людьми-птицами, отец об этом говорил, когда случилась беда с подушками — с завистливой злостью. Сам, мол, никогда бы до такой гадости не додумался, а эти смогли. Прости, я опять отвлекаюсь. Отец бежал от гражданской войны. Воевали все — и люди, и волки-оборотни. Ярмарка была разрушена, а одна из воюющих сторон попыталась принудить хранителя привести помощь со стороны. Найти наемников на Кромке. Это было невыполнимо, но дало отцу возможность сбежать. Он ей воспользовался и добрался до моего родного мира — по торговым путям. Здесь его ждало разочарование. В храме Свечана, хозяина зимнего камня и льда, покровителя волхов и львов-хранителей, его назвали предателем. Ни один хранитель не должен бежать из вверенного ему города, ставя свое благополучие выше жизней подопечных. Отцу запретили выполнять магические работы — один из волхов сказал, что любая его волшба будет нести печать проклятия за предательство. Я хотел учиться в школе вопреки этим обвинениям и разговорам. Мечтал, что выйду на Кромку, отыщу тот город, предложу свою службу людям, волкам и камню. Жизнь и магия внесли свои коррективы. Весьма суровые. Ты слушаешь? Тебя еще не позвали?
«Слушаю очень внимательно. Пока еще свободен».
— Три года назад случилась «Ночь кошмаров». В то время Жасмина была беременна, я летал на крыльях от счастья — как будто превратился в грифона. Работал по графику, снимал заклятья с домов, сменивших хозяев, обследовал и укреплял питьевые фонтанчики и памятники по заказам службы городского благоустройства. Иногда выходил на смену МСЧ. По тревоге. Как числившийся в резерве ликвидатор. Удивительно, но беда нас не коснулась, хотя подушки счастливого сна были почти в каждой семье. Родители Жасмины — кондитеры. Они почти не пользовались магическими предметами. Жасмина, вынашивая Марысека, запретила держать в доме то, что может повлиять на судьбу или здоровье ребенка. У моих родителей тоже не было подушек. Моя мать — преподаватель математики. Она очень рациональна, привыкла работать с формулами, расчетами и фактами, и всегда говорила, что если есть возможность избегать необъяснимого — лучше избегать. Ну а отец не желал поддерживать звонкой монетой здешнюю торговлю. Мне до сих пор непонятно, как эти противоположности сошлись, что подтолкнуло их жить вместе, прячась по разным комнатам, зачать меня… — Димитос спохватился, понимая, что снова начал болтать обо всем сразу — слишком много накопилось. — Прости. Опять отвлекся. В общем, у нас не было подушек счастливого сна, и никто даже хвостом не повел, когда в сети, по телевизору, в газетах и на рекламных щитах замелькало заманчивое предложение: «Сдай две старые подушки и получи взамен одну новую». По столице поползли разнообразные слухи. Говорили, что у людей-птиц голод, и они готовы отдать любое количество подушек за шляпки подсолнечника с полей, где его специально выращивали вперемешку с обычным волхоягодником. Что корпорация «Сладкий сон» разорилась, перекуплена за бесценок и новые менеджеры избавляются от избытков накопившегося товара. Что на новые подушки будут давать гарантию три года, а не десять, как было раньше. Говорили всякое, но очереди все равно стояли — подушки нельзя было стирать с химическим порошком и другими средствами, но люди и оборотни все равно стирали, а потом жаловались, что больше не видят сны. Очень многие использовали возможность избавиться от испорченной подушки и действительно получили новую. Рекламная кампания и обмены длились два месяца. Когда желающих приобрести новую подушку со скидкой или взамен уже не осталось, столице и Первому континенту досталась неделя спокойного сна. А потом на людей и оборотней обрушилась Ночь Кошмаров — убийственных, наведенных магией. Кошмаров, вытаскивающих из глубин памяти потаенные страхи, и не позволяющих проснуться.
