— Но вы, конечно, можете принести фото. Уверена, она умирает от желания увидеть их. Квартира четырнадцать.
— Вы тоже будете там?
— Непременно. А' почему вы спрашиваете об этом?
Я повесил трубку, вышел на свежий воздух и спустился с холма. Парень в бриджах все еще сидел в «ланции», но один «кадиллак» исчез, зато ряд машин пополнился двумя «бьюиками» с откидным верхом, Я нажал кнопку рядом с номером квартиры четырнадцать и прошел через дворик, где один фонарь освещал пурпурную китайскую жимолость, а другой — большой бассейн с жирными золотыми рыбками и круглыми листьями водяных лилий. Сами цветы закрылись на ночь. Во дворике были две каменные скамьи и небольшой газон. В целом дом выглядел не особенно респектабельно. Квартира четырнадцать находилась на втором этаже.
Я позвонил, и дверь открыла высокая смуглая девушка, Слово «сексуальная» было весьма слабым определением для нее. Она была в бриджах угольно-черных, как ее волосы, в белой шелковой блузке и алом шарфе, свободно повязанном на шее. Но ее губы были ярче этого шарфа. Она держала длинную коричневую сигарету в крошечных золотых щипчиках. Ее черные волосы разделялись прямым пробором, белым как снег, и на плечах, по сторонам тонкой белой шеи, лежали блестящие тугие косы, каждая из которых завязана крошечным алым бантиком, хотя время, когда она была девочкой, давно прошло.
Она быстро взглянула на мои пустые руки: рекламные снимки обычно слишком велики и не помещаются в карманах.
— Мне нужна мисс Уэльд,— сказал я,
— Можете передать фото через меня.
Тон ее был холодный и вызывающий, но глаза говорили совсем другое. Она была тверда, как стальной клинок.
— Простите, но я должен передать лично мисс Уэльд.
— Я же сказала вам, что она принимает ванну,
— Я подожду.
— А вы уверены, что не забыли захватить с собой снимки, амиго?
— Уверен.
— А как вас зовут?
В конце этой короткой фразы ее голос смягчился и стал похож на ласкающее прикосновение. Улыбка слегка приподняла уголки ее губ.
— Ваш последний фильм был потрясающий, мисс Гонзалес.
Улыбка блеснула как молния и преобразила ее лицо, тело ее затрепетало от удовольствия.
— Он ужасен,— вымолвила она.— Вы сами прекрасно знаете, что он ужасен.
— Никакой фильм с вашим участием не может быть ужасным, мисс Гонзалес.
Она посторонилась, пригласив меня войти.
— Мы должны выпить,— заявила она.— Я обожаю лесть, какой бы грубой она ни была.
Я вошел. Я бы ничуть не удивился, увидев револьвер в заднем кармане ее бриджей. Она встала так, что, входя в квартиру, мне пришлось коснуться ее груди. Брюнетка была похожа на Тадж-Махал при лунном свете. Закрыв за мной дверь, она протанцевала к портативному бару.
— Выпьете шотландского? Или, может быть, лучше коктейль?
— Благодарю. Шотландского.
Она приготовила два «хайбола» в огромных бокалах. Я опустился в кресло, обитое ситцем, и осмотрелся по сторонам. Гостиная выглядела довольно, старомодно. В ней был ложный камин с мраморной облицовкой и газовой топкой. Штукатурка потрескалась, на стенах висели какие-то, картины диких расцветок. В комнате стоял черный облупленный «Стейнвей». В углу висело двуствольное ружье с красивым резным прикладом, на его дуле был завязан белый атласный бантик. Голливудское остроумие.
Смугая леди в бриджах подала мне бокал и присела на ручку моего кресла.
— Если хотите, можете называть меня Долорес,— проворковала она и сделала хороший глоток из своего бокала.
— Благодарю.
— А как мне вас звать?
Я усмехнулся.
— Я прекрасно знаю, что вы лжете,— сказала она,— и у вас в карманах нет никаких снимков. Не считайте только, что я сую нос в ваши личные дела.
— Правда?
Я отпил пару глотков.
— А какую ванну принимает мисс Уэльд? С обычным мылом или с аравийскими благовониями?
Брюнетка взмахнула коричневой сигаретой в золотых щипчиках.
— Может быть, вы хотите помочь ей? Ванная там — под арку и направо. Дверь, наверное, не заперта.
— Нет, если это так просто, меня не тянет.
— О, так вам нравится преодолевать трудности? — Долорес одарила меня сверкающей улыбкой.— Надо будет учесть.
Она грациозно привстала с ручки моего кресла и бросила сигарету в пепельницу, наклонившись так, чтобы мне была видна линия ее бедер.
— Не беспокойтесь, мисс Гонзалес. Я пришел по делу и не собираюсь никого насиловать.
— Нет?
Ее улыбка стала нежной, ленивой, а точнее, зовущей, влекущей.
— Вы занятный сукин сын,
Пожав плечами, она вошла под арку со своим бокалом. До меня донесся негромкий стук в дверь и ее голос:
— Дорогая, пришел мужчина, который утверждает, будто принес тебе рекламные снимки со студии. Он очень симпатичный, даже красивый,— добавила она по-испански.
Другой голос, который я уже слышал сегодня, резко' ответил:
— Помолчи, потерпи немного. Я сейчас выйду.
Мисс Гонзалес вернулась в гостиную, мурлыча под нос какую-то мелодию. Ее бокал был пуст. Она направилась к бару.
— Вы совсем не пьете! — воскликнула она, взглянув на мой бокал.
— Я пообедал, а мой желудок при всем желании вмещает только две кварты,— ответил я.— Кстати, я понимаю по-испански.
— Вы шокированы? — Ее глаза округлились.
— Меня не так-то легко шокировать.
— Но вы поняли, что я сказала. Мадре де диос! Мне так жаль.
— Представляю себе,— сказал я.
— Нет, правда, жаль,— вздохнула она.— Но с этим ничего не поделаешь, приходится принимать меня такой, какая я есть. Все мои друзья говорят мне, что я слишком откровенна. Я шокировала вас?
Она снова присела на ручку моего кресла.
— Нет. Но если мне захочется быть шокированным, я буду знать, куда надо отправиться.
Она поставила бокал и наклонилась ко мне.
— Но я живу не здесь, а в Шато Верен.
— Одна?
Она слегка хлопнула меня по кончику носа, а в следующий момент я обнаружил, что она уже сидит у меня на коленях и пытается укусить кончик моего языка.
— Вы страшно милый сукин сын,—• промолвила, она.
Ее губы были горячие, они обжигали, как сухой лед.
Она пыталась языком - раздвинуть мои зубы. Черные глаза ее были бездонны.
— Я так устала,— прошептала она,— так устала, так ужасно измучена.
Я почувствовал, что рука ее залезла во внутренний карман моего пиджака. Я оттолкнул ее, но она успела вытащить мой бумажник и с торжествующим смехом отскочила в сторону. Открыв его, она пробежала по отделениям быстрыми, как змейки, пальцами.
— Я очень рада, что вы нашли общий язык,— раздался холодный голос из-под арки.
В проходе стояла Мэвис Уэльд.
Ее волосы небрежно рассыпались по плечам, и она не сочла нужным наложить на лицо косметику. Она была в домашнем халатике, на ногах зеленые с серебром туфли. Глаза ничего не выражали, губы презрительно сжаты. Передо мной стояла та самая женщина, которую я видел в отеле «Ван-Найз», только тогда она была в темных очках.
Мисс Гонзалес метнула на нее взгляд, закрыла бумажник и перебросила его мне. Я поймал его и спрятал в карман. Долорес подошла к столу, взяла черную сумочку на длинном ремешке, перекинула ее через плечо и направилась к двери.
Мэвис Уэльд не шевельнулась и даже не взглянула на нее. Она уставилась на меня, но лицо ее было бесстрастно. Долорес Гонзалес открыла дверь, выглянула в коридор, потом закрыла ее и повернулась к нам:
— Его зовут Филип Марлоу. Славный, не так ли?
— Не знала, что ты интересуешься фамилиями знакомых мужчин,— проговорила Мэвис Уэльд.— По-моему, у тебя на это не хватает времени.
Долорес с улыбкой обратилась ко мне:
— Не правда ли, удобный способ назвать женщину шлюхой?
Мэвис Уэльд промолчала.
— Во всяком случае,— добавила Долорес, снова открывая дверь,— я за последнее время не спала ни с одним гангстером.
— Ты уверена, что помнишь это? — спокойно спросила Мэвис Уэльд.— Открой дверь пошире,, милочка. Сегодня у нас выбрасывают мусор.
Долорес молча посмотрела на нее, в глазах ее пылала ярость. Затем она, презрительно фыркнув, рывком распахнула дверь и с грохотом захлопнула ее за собой. Мэвис Уэльд никак не отреагировала на этот стук, продолжая упорно смотреть на меня с тем же синим пламенем в глазах.
Теперь проделайте то же самое, но только потише,— указала она мне
Я вынул носовой платок и стер с лица губную помаду, которая была цвета крови, свежей крови,
Такое может случиться с каждым,— сказал я.— Не я целовал ее, а она меня.
Мэвис Уэльд подошла к двери и открыла ее:
— Убирайтесь, да поживее!
— Я пришел к вам по делу, мисс Уэльд.
