Горе древнеегипетского офицера
Незавидна горестная доляОфицера доблестной пехоты.Тяжела ты, в юности неволя, –Ведь в казармы заперты ворота.
И сидишь, мечтая, как в тавернеПенят пиво смуглые рабыни,Как, подобны легконогой серне,Там танцуют дочери пустыни…
Тяжела ты, служба караула!Мне живот доспехами натерло,Мне бока ремнем перетянуло,А чешуйки шлема режут горло.
Тяжело отламывать походыНа врагов египетского трона,Промокать во время непогоды,Зной терпеть во славу фараона.
Выносить побои со смиреньемИ ногой, и плетью, и дубиной,И с унылым слушать выраженьем,Как твой вождь зовет тебя скотиной.
Не люблю и битвы я нисколько.Утомив и шуйцу, и десницу,Я молюсь лишь: не попасть бы толькоПод свою иль вражью колесницу.
И спина избитая страдаетОт царапин в битве той кровавой.Мазь потом зловонную втираетЛекарь в них рукой своей шершавой…
Тяжело испорченной водоюУтолять измученному жажду.Ах, клянусь Изидою самою,Что безвинно я, несчастный, стражду!..
Жалобы сатирессы
Тяжела наша жизнь и сурова.Избегают мужья сатиресс.Я всечасно должна быть готова,Что супруг от семейного кроваУдерёт легкомысленно в лес.
Он стремится туда, убегая,Где, бесстыдно и звонко смеясь,Ждёт сатиров дриада нагая,Взором с нею вступить предлагаяВ мимолетно-весёлую связь.
Презирая мольбы и укоры,Не жалея проворных копыт,Каменистой тропинкою в горыОн, заслышав призывные хоры,К ореадам блудливо спешит.
Он стремится туда, бессердечный,Где в серебряном свете луны,Вереницей скользя бесконечной,Нимфы водные в пляске беспечнойВьются, томным желаньем полны.
Ни супруга тогда, ни вдова я.Слёз солёные льются струи…Вкруг бушует игра боевая.То, кусаясь и шерсть вырывая,Сатирята дерутся мои…
Мысли египетского жреца, ушедшего тайно из коллегии на ночную прогулку
IНапомадив фальшивую бородуИ одеждой шурша на ходу,Я украдкой по спящему городуК куртизанкам сидонским иду.Мемфис дремлет. Лишь кошки голодныеГимн Изиде двурогой поют,Да, покинувши волны свободные,Крокодилы кого-то жуют…Далеко до квартала заветного»,Где, мигая, зовут фонариИ где звуки веселья запретногоНе смолкают до самой зари.Я иду, и мечтания знойныеВ голове моей тихо парят.Мне мерещатся флейтщицы стройныеИ сириянок светлый наряд…И, исполнен желанья нескромного,Я иду одинок при луне.Пара сфинксов из портика темногоУлыбнулась кокетливо мне…
IIТяжело громыхая котурнамиПо нечистым камням мостовой,Я, насытясь объятьями бурными,Пробираюсь поспешно домой.Рассветает. Рабы темнокожиеМостовую ретиво метут,И, заметно качаясь, прохожиеВозвращаются в мирный приют.Ах, как поздно! Стезею лазурноеПоднимается огненный Ра…О, зачем я за оргией бурноюВеселился всю ночь до утра?!Вся, пожалуй, проснулась коллегияИ идти собралася во храм.Еще полон блаженства и неги, яВстречу взоры сердитые там.Знаю, быть мне предметом иронии,Быть мне предану завтра молве…Но напевы счастливой ИонииНе смолкают в моей голове…
Пир богов
На Олимпе высоком и радостном,Окруженном толпой облаков,Упивались нектаром сладостнымСонмы светлых веселых богов.
От земли и от моря лазурногоК Зевсу боги собрались на пир.Звуки смеха их радостно-бурногоДалеко уносились в эфир.
Разносил им напиток божественныйПленник светлых небес Ганимед,И по струнам, поющим торжественно,Ударял Аполлон-Кифарэд.
И слилася со звонкими струнамиСладкозвучная музыка слов.То три грации с музами юнымиСтали славить собранье богов.
Алым облачком дивно одетая,Окруженная свитой своей,Аполлоном на лире воспетая,Как богиня богов и людей,
Афродита божественной пляскоюОбольщала бессмертных гостей,И манили несбыточной ласкоюВзоры ясные чистых очей.
И, объятые мукою сладкою,Обнаружить ту муку боясь,Боги тихо вздыхали украдкою,Не спуская с красавицы глаз…
Как осеннее утро, спокойная,Всех улыбкой холодной даря,Под пурпуровым пеплосом стройнаяЗлатокованым шлемом горя, —
Возлежала дочь Зевса любимая,Мудрый взор устремив на гостей,Никогда до сих пор не томимаяСвоевольною бурей страстей.
И следила с улыбкой бесстрастноюДочь Зевеса, как пел Аполлон,Прославляя Киприду всевластную,Красотою ее опьянен…
Вся покрытая туникой темною,Там и ты, дочь Латоны, былаИ с улыбкой загадочно-томноюВозлежала у края стола.
В колеснице, лучи испускающей,Тебя лани послушной четойОтвезли в облаках утопающийГромовержца чертог золотой.
Но, над чашей склоняясь душистою,Ты скучала по милой земле…Полускрытый волной шелковистоюПолумесяц сверкал на челе…
Диадемой блестя драгоценною,Возлежала Зевеса жена,И с усмешкою скорбно-надменноюУкоряла супруга она:
«Что глядишь ты на морем рожденную,Словно взором ласкаешь ее,Позабыв про супругу законную,Позабыв обещанье свое:
Не клялся ль ты рекою забвения,Что забудешь измены своиИ вне дома искать развлеченияТы не будешь в запретной любви?!
Поклянись же мне снова ты ЛетоюНе платить увлечению даньИ на облачком легким одетуюАфродиту смотреть перестань!»
«Делать нечего. Летой глубокоюЯ клянусь тебе, Гера моя:Не покину тебя одинокуюДля Киприды божественной я!»…
Часто клался он Летой глубокоюИ те клятвы давая без труда,Чтоб утешить жену волоокую,Но сдержать их не мог никогда.
Усмехалися боги веселые,Слыша клятву царя своего,И с улыбкою кубки тяжелыеВ честь жены поднимали его.
Упоенные нектаром сладостным,Дружно Марс и Гефест обнялись,И со смехом лукавым и радостнымПоглядел на них бог Дионис.
Эос сыпала роты махровые.Заалел от зари небосклон.И морщины расправил суровыеНа челе своем бог Посейдон…
Жалоба девушки
Кто пустил эту сплетню безумную,Будто, только окончится день,В нашем доме походкой бесшумноюПоявляется юноши тень.
В темный плащ он с осанкою гордоюДрапируется, строен, как бог,Не стесняя сандалией твердоюЕле слышно ступающих ног.
Чтоб случайно нечистыми взорамиЕго смертный не мог увидать,Он, неслышно справляясь с затворами,Появляется в доме как тать.
Будто… Ах, эти сплетни досадные!Говорят, он сидел у меня,Расточая объятия жадныеДо Авроры, предвестницы дни…
Толки вызвали граждан собрание.Там решили, что сам АполлонХодит в дом наш ко мне на свиданиеИ в меня он наверно влюблен…
Чтобы Фебу содеять угодноеИ он был снисходителен к нам,Порешило собранье народноеМеня в Дельфы отравить во храм.
И послали меня, злополучную,К строгим жрицам в немилую даль,И под крики и брань их докучнуюСлезы лью я, — мне родины жаль.
Жрицы старые, жрицы сердитыеЗаставляют поститься меня,Испаренья вдыхать ядовитыеИ сидеть в темноте без огня.
А несносные бога служителиВ подземелье меня отвелиИ оставили в мрачной обители,В темноте и от милых вдали.
Усадили меня на треножнике,Принесли мне воды и кровать;Мне велели молиться, безбожники,И лавровые листья жевать.
И сказали они на прощание,Что, быть может, придет Аполлон,Как и прежде, ко мне на свидание,Коль и вправду в меня он влюблен.
«Жди, надейся, из многих избранная:Может быть, он опять низойдет,Заколышется тенью туманноюИ в объятья твои упадет!»…
После речи их льстиво-торжественной,На треножнике сидя в углу,Дожидаюсь я тени божественной,Созерцая унылую мглу.
Я не верю в богов появление.И как только придет Аполлон,Я ему закричу в исступлении:«Жрец беззубый, оставь меня!.. Вон!»…
Утомленный сатир
