– Ты бы хоть позвонил мне на мобилу. Хозяйка ведь тебе и номер мой дала!
– А я звонил, но никто не отвечал, – сообщил я уже вполне мирным тоном.
– Да быть того не может! – воскликнул Аркадий и потряс мобильником. – Вот он, всегда со мной!
– На, позвони! – и я протянул ему свой аппарат. Мы как раз остановились на светофоре. Аркадий набрал номер. Его мобильник остался нем как рыба.
– Что за едрит твою? – удивился Аркадий. Он потыкал в кнопки еще раз, и его мобильник пронзительно заверещал. – Тьфу, твою мать! – плюнул Аркадий. – На, забирай.… Это я по ошибке Леркину трубу прихватил! Вот едрит…… Не, а?! Что за день?! Ну просто все сегодня через задницу!
Мы выскочили за МКАД. В свете фар кружились редкие снежинки и с отчаяньем штрафников кидались на лобовое стекло, чтобы погибнуть смертью храбрых под безжалостными кинжалами «дворников».
– Снег начинается, – сказал Аркадий. – И потеплело, сейчас градусов пятнадцать мороза. К утру обещали ноль – минус пять и обильный снегопад.
– Знаю! У меня целый день голова болит, – пожаловался я.
– Голова,… – хмыкнул Аркадий. – Тут, блин, завтра хрен проедешь вообще! Так что если ты домой собираешься именно завтра, то имей в виду, что раньше вечера дорогу не расчистят. Это, конечно, если снег к утру прекратится. А если он еще и днем будет идти, то хрен ты и вечером уедешь. Глухомань, едрит!
– Ничего, мне торопиться некуда! – беззаботно отозвался я. Рождественские праздники действительно были у меня абсолютно свободны.
В закрытом от ледяного ветра салоне я разомлел, и меня потянуло на беседу:
– Кстати, как там дела с поисками картины, купленной Элисом за сумасшедшие деньги?
Аркадий ответил не сразу. А когда он все же открыл рот, его голос был сух и холоден:
– Я, конечно, знаю, что ты с хозяевами в давней дружбе. Но мой тебе совет: лучше с ними на эту тему не разговаривай.
– Почему? – удивился я.
– Мое дело дать совет, а ты уж смотри,… – уклончиво отозвался Аркадий.
* * *
К дому Карсавиных мы подъехали часам к семи вечера. Снегопад не усиливался, температура держалась около минус пятнадцати, и апокалиптический прогноз синоптиков о трехдневном снегопаде казался мрачной шуткой.
Дом Карсавиных находился километрах в пяти от поселка. Лет восемь тому назад именно такая удаленность от Москвы позволила Лехе Карсавину приобрести гектар земли в живописной местности почти задаром. Рядом проходила асфальтированная дорога к кирпичному заводу. Карсавины лишь слегка потратились на щебенку, чтобы засыпать метров пятьсот грунтовки до своего участка. А когда три года тому назад поблизости началось строительство коттеджного поселка, дорогу заасфальтировали. Цена на землю в этих местах за прошедшие годы выросла как минимум втрое и продолжала расти, так что вложение капитала получилось неплохое. Впрочем, Карсавины не просто вкладывали деньги в дом: они там жили.
Карсавиных я знал давно. Мы учились вместе в одном институте, в одной группе: я, Лешка Карсавин, его брат Коля и Ирка, которая тогда еще была не Карсавиной, а Сергеевой. Лешка поступил в институт только со второй попытки, поэтому оказался в одной группе с младшим братом. Алексея Карсавина все звали Элис. Это сейчас такое прозвище кажется женским, а лет двадцать пять тому назад оно было вполне естественным для Лехи – ярого поклонника таланта Элиса Купера. Его брата в компании ласково величали Николашей – с легкой руки Ирки, питавшей слабость к уменьшительно-ласкательным именам. Исключение составлял только я: Ирка долго подбирала для меня подходящее обращение. Это было нелегкой задачей.
Ирка, перебрав кучу вариантов, остановилась на простом и незатейливом – Славон. Так что все знакомые меня так и зовут: Слава или Славон.
Ирка и Элис поженились на пятом курсе, съездили в свадебное путешествие в Крым, после чего Элис отправился на сборы «за погонами». Мы с ним вместе служили в армии, потом работали на одном заводе. Когда завод приватизировали, то предприятие немедленно заагонизировало. Живи мы в Африке, обошлись бы набедренными повязками из бесплатных рекламных газет и жили припеваючи. Но климат родины Деда Мороза диктует свои правила. Поэтому Элис ушел в бизнес, а я в литературу. Элис успешно торговал стройматериалами в собственном магазине, а я торговал чужими книжками с чужого лотка.
Надо сказать, Элис вначале и не думал торговать стройматериалами. Поначалу он вместе с братом Николашей вытаскивал из старых, отданных под снос дворянских особняков дубовые двери, отчищал их от многолетних наслоений краски, реставрировал и за сумасшедшие деньги продавал «новым русским». Реставрация проходила на квартире у Элиса, двери продавались по объявлениям – потому и налогов никаких; короче, через год Элис открыл собственный магазин стройматериалов. Дела у Элиса шли хорошо, и даже роковой «черный август» 1998 года он умудрился преодолеть без заметных потерь. Виделись мы с ним редко, и лишь два раза в год я получал приглашение посетить дом Карсавиных: на день рождения Ирки – 26 июля – и на день рождения Элиса – 7 января.
Я, дурея от творческого безделья, стоял за лотком, пытался сочинять романы, но издательства упорно игнорировали мои творения. Потом я нашел хорошую работу по своей специальности инженера, но привычка писать осталась. А однажды мой бывший одноклассник Лева Розенблюм пообещал напечатать мое очередное творение в своем литературном журнале. Журнал тут же приказал долго жить, так и не предъявив читающей общественности ни одного номера, а Лева пристроился помощником режиссера, снимавшего какой-то сериал. Потом у продюсера вышла какая-то ссора с автором, по чьим произведениям был написан сценарий. Автор остановил съемки, затеяв судебный процесс. И тут расторопный Лева подсунул продюсеру мою истрепанную рукопись. Через неделю я встретился с продюсером в уютном особнячке на Рублевке. Он лениво полистал рукопись и коротко бросил:
– Читал. Неплохо. Типа Кристи, только в Москве. Сыро, конечно, но снимать будем. Сроки, батенька, сроки!
Я с радостью уступил ему право на экранизацию – как потом выяснилось, за сущие пустяки. Но сериал действительно сняли. И вскоре после того, как сериал показали по телевидению, двери издательств раскрылись передо мной, как разверзлась пещера перед Али-Бабой, сказавшим магическое «Сим-сим». Я ударился в эйфорию, уволился с работы, купил навороченный ноутбук и занялся литературным творчеством. Однако вскоре с удивлением обнаружил, что мой достаток нисколько не вырос. Слухи о баснословных гонорарах оказались сильно преувеличены. Поэтому любое предложение об экранизации оказалось бы для меня весьма заманчивым. Вот почему последний звонок Элиса вызвал у меня прилив энтузиазма. Элис подтвердил приглашение на традиционное празднование Рождества – плюс его дня рождения – и сообщил, что тот крупный бизнесмен и политик, якобы поклонник моего творчества, намеревается вложить деньги в съемки сериала. Естественно, грех было упускать такой шанс!
Имелась и еще одна причина, по которой я жаждал встречи с пресловутым бизнесменом. В моем распоряжении находилась семейная реликвия: пейзаж кисти художника Клодта. Как утверждало семейное предание, эту картину моей прабабушке подарил сам художник, поскольку семейство барона Клодта дружило с семейством Булгариных. Картина – вещь, безусловно, полезная, но отнюдь не в тесной, перенаселенной квартирке. И у меня возникло естественное желание – продать опостылевшую мне конуру в спальном районе и, пожертвовав семейной реликвией, добавить деньжат и купить достойный славного рода Булгариных загородный дом.
Элис сообщил мне, что этот бизнесмен не только спонсирует сериалы, но и собирает коллекцию русских передвижников и в силу этого, безусловно, заинтересуется пейзажем Клодта.
Дом Карсавиных был большой. Большой – но, на мой взгляд, слишком бестолковый. Треть гектара, отгороженная высоким кирпичным забором, а посредине – краснокирпичный двухэтажный дом, с мансардой и флигелем. Фасад от первого этажа до крыши прорезал трехгранный эркер, подобное окно-фонарь имелось и с противоположной стороны дома. Перед флигелем располагалась выложенная плиткой площадка, где гости парковали свои машины. С одной стороны ее ограничивал флигель, с другой – собственно дом. С третьей стороны в нее упиралась идущая от ворот дорога, а неподалеку располагалась отделенная кустами шиповника беседка, где летом жарили шашлыки и трапезничали. С четвертой стороны ее огибала дорога, ведущая за дом.
Сейчас площадка была сплошь забита машинами. Я без труда узнал вишневый «Nissan Almera» Николаши и видавшую виды белую «ALFA 156 T-Spark», принадлежавшую Иркиному брату, Виктору. Черный джип и серебристая «БМВ» мне были неизвестны. Аркадий медленно разворачивался, с черепашьей скоростью проползая мимо вольготно расположившихся на площадке иномарок, и мне удалось разглядеть незнакомые машины. Джип оказался «Cadillac Escalade», а «БМВ» – «525iA Comfort», причем обе тачки были довольно новыми.
