Такси въезжало в городок. Вблизи все оказалось куда прозаичнее, хотя и не без расслабляющего южного флера. Асфальт на дорогах был не лучшего качества, многие дома и заборы выглядели ободранными, правда, они чередовались с нарядными особняками с буйно цветущими палисадниками. Вдоль дороги, спускавшейся по прямой к морю, росли дикие абрикосы, грецкие орехи.
— Едем по улице Державина, — объявил водитель, — она тут самая широкая, делит городок пополам и упирается в набережную. С набережной несколько спусков к морю. Вообще тут трудно заблудиться…
— Мы знаем, — перебила его Лена. — Первая улица от моря — Береговая, вторая — Абрикосовая, третья — Виноградная…
— Серьезно? — изумилась Маринка. — Пройду по Абрикосовой, сверну на Виноградную?
Все засмеялись.
— Это совпадение, — покачал головой водитель. — Хотя кто его знает — может, именно тут певцу и пришли в голову эти строки… Совершенно верно, мадам. А перпендикулярно — улица Державина, по которой мы едем. Есть еще куча мелких улочек, переулков. На Береговой — административные здания, торговый центр, и вообще вся жизнь сосредоточена там. Район на северо-востоке, там, где винный завод, называется Щебенка. Не поверите, все население поселка — меньше семи тысяч жителей, а в высокий сезон, когда наплывают отдыхающие, доходит до ста! Ну, сейчас поменьше, уже осень…
— Не похоже что-то на осень, — проворчал Вадим, открывая шире окно. — Парит, как в июле.
— Такая осень, — пожал плечами водитель, — Что такое осень? В Крыму это то же лето. В море 25 по Цельсию, в воздухе тоже 25. Красота! Еще две недели точно будет тепло. А там посмотрим, может, и дальше повезет… А вы, мадам, уже здесь отдыхали?
— Работала, — поправила Лена, — много лет назад. Интерном была в глазном отделении районной больницы.
— Круто, — обрадовался водитель, — я тоже «Интерны» иногда смотрю…
Он начал пропускать ползущий навстречу фургон, чтобы свернуть влево на перпендикулярную улицу. Фургон неторопливо осваивал перекресток, и спешить ему было некуда. Таксист изнывал, нетерпеливо постукивал по рулю. Терпение у него лопнуло, он резко выжал газ, вывернул баранку, машина рванулась так, что ветер засвистел в ушах, — и проскочил буквально под носом у фургона! Еще немного, и его бы завертело от удара! Мужик в фургоне яростно давил на клаксон, ругался благим матом, но такси уже катило на восток по Абрикосовой улице.
— Зачем ругаться и гудеть? — пожимал плечами водитель. — Надо же, какие нервные все. Когда украинцами были, так не спешили никуда, пропускали всех подряд, а россиянами стали — так все теперь такие дерганые, занятые…
— Мог бы и подождать, — с укором заметил Вадим, когда к нему вернулся дар речи.
— Да ладно, главное, что проскочили, — отмахнулся таксист. — Простите, если что… — покосившись в зеркало на слегка обалдевшую Маринку, добавил он.
Улица была опрятная, утопала в зелени, среди частных домов выделялись дизайном гостиницы и пансионаты. Водитель сместился к обочине и встал у края тротуара:
— Дерибасовская, сэр! Ну, в смысле, то, что вам надо…
— Держи, Шумахер! — Вадим протянул ему несколько скомканных купюр.
Такси уехало, а они, стоя на тротуаре, задумчиво созерцали отель, в котором им посчастливилось выкупить номера. Он был трехэтажный, имел крышу, как у гриба, причудливые окна разнообразных конфигураций и весь слагался из плавных изогнутых линий — создавалось впечатление, будто он отражается в кривом зеркале. Здание абсолютно не гармонировало с соседними домами и как-то стыдливо пряталось от них за шапками буков и вязов. Но с клумбами и декоративными кустами перед входом все было нормально. Гостевой дом окружал декоративный забор, через который могла перепрыгнуть и собака. Он был тоже весьма необычен и у людей с неустойчивой психикой мог вызвать головокружение.
— Забор Мебиуса какой-то, — пробормотала Лена.
— И это называется «Королевская вилла»? — недоверчиво произнесла Маринка. — Да это «Королевский мухомор». И тот, кто его строил, мухоморов объелся.
— Давайте не будем придираться, — миролюбиво предложил Вадим. — Дом как дом, просто архитектор так видел. Мы же не собираемся искать что-то другое? Дочь, что ты делаешь? — повернулся он к Маринке. — Выбрось грецкий орех, он же зеленый…
Впрочем, внутри все оказалось традиционно. Обои, панели, зевающая администрация — составная часть «ненавязчивого» крымского сервиса. Девушка по имени Маргарита, которая могла бы быть постройнее, посимпатичнее и опрятнее, изобразила аналог улыбки, проверила у туристов документы, сверила их с записями в компьютере. Протянула ключи и кивнула на лестницу — туда. «Кормить будут?» — деловито осведомилась Маринка. «У вас только завтраки, — отрезала работница гостиницы и показала на дверь за стойкой: — Там терраса, с восьми до десяти утра».
Все было отлично, совершенно не хотелось придираться. Ворчала лишь Маринка, остальные посмеивались, украдкой наблюдая за ней. Ребенок впервые в жизни куда-то вырвался! Постояльцев в гостинице было немного, лестница на второй этаж почти не скрипела. Аляповатые панели на стенах в коридоре, в принципе, держались, и лампы кое-где светили. «Какой разительный контраст между экстерьером и содержанием», — шептала Лена. Маринка услышала и энергично закивала. Из 21-го номера доносился невнятный бубнеж — работал телевизор. 22-й был Маринкин, 23-й предназначался для «молодых».
— Боже, я опять буду жить одна, — проворчала девочка, входя в номер и отбирая у отца тяжелую сумку. — Всегда одна, даже на море одна…
— Имеются варианты? — насторожился Вадим и чмокнул дочку в висок: — Отдыхай! Помойся, разбери сумку, поспи — мы тебя разбудим. Капусту, — ткнул он пальцем в сумку на колесиках, — разрешаю выбросить. И горничную надо бы добыть, если в этом богоугодном заведении имеется, конечно, горничная…
Ничто в этот день не могло испортить настроение! Он аккуратно прикрыл дверь 22-го номера и повернул сияющую физиономию к Лене:
— Пройдемте в апартаменты, мадам?
— Давно уже пора, — проворчала она, повисая у него на шее.
Настроение не испортил даже грузный, основательно в годах, мужик в майке и шортах, вышедший из 24-го номера. На носу у него красовались очки в позолоченной оправе. Он что-то залопотал на непонятном языке, расплылся до ушей и устремился к Вадиму, протягивая руку. Долго тряс ее, что-то говорил, любезно улыбнулся Лене, и ей пришлось улыбаться в ответ. Вадим показал знаками — мол, не полиглот. Но отдыхающий продолжал гундеть, потом опять тряс его руку. Вадим насилу высвободился, открыл дверь.
— На каком это он?
— Загадка, — отозвалась Лена, продолжая по инерции улыбаться и кивать. — Как-то гортанно, не вполне благозвучно… Не знаю я такого языка. Я вообще очень мало языков знаю. Думаю, датский или голландский.
Они прошли в свой номер и сразу направились к балкону, откуда открывался вид и на городок, и на море.
Местность у берега шла на понижение. За изогнутыми перилами парили крыши домов Береговой улицы, кроны деревьев, среди которых выделялись остроконечные верхушки кипарисов, просматривалась набережная, лавочки, торгующие сувенирами. А за всем перечисленным расстилалась безбрежная синь воды. Она мерно вздымалась — на море начиналось волнение. Покачивались лодочки. Солнце уходило за Крокодилову гору, но пока освещало поселок рассеянным светом. С балкона было слышно, как смеются на пляже люди, кричат голодные чайки, носясь над водой. Они облокотились на перила, Вадим обнял Лену, она прижалась к нему плечом и прошептала:
— Скоро солнце зайдет.
— И мы выйдем на тропу, — улыбнулся он. — Посидим в кафе, поужинаем, сходим на море, искупаемся… Как тебе моя дочь?
— Она хорошая девочка… Воспитывали ее, возможно, ужасно, но все равно хорошая. Когда-нибудь и ты познакомишься с моим верзилой. Если захочешь, конечно. Он тоже хороший парень. Только нервный немного, в папу…
— У него был сумасшедший папа? — Вадим почувствовал необъяснимый укол ревности. Нашел к чему ревновать — к делам давно забытых лет…
— Да нет, нормальный, — пожала плечами Лена. — Правда, немного с «гусями», срывался пару раз, руку на меня поднимал, из дома сбегал, потом возвращался, выгонял меня с ребенком на мороз и целые сутки не пускал обратно… Все нормально, навсегда избавилась от этого великовозрастного чуда…
— Эй, вы о чем там шепчетесь? — прозвучало вдруг слева. Оба вздрогнули, повернули головы. На соседнем, точно таком же балконе стояла Маринка. Она сменила джинсы на короткие шорты, кроссовки на тапки, вымыла голову. А вот рот у нее такой, что они не выдержав, расхохотались.
— Эй, люди, чего ржете, как ненормальные? — изумленно уставилась на них Маринка. — У меня кокарда на лбу выросла?
