– Простите, а нельзя ли уточнить, где у птицы грудь находится? – прищурила от гнева глаза Шура. – Желательно на анатомическом атласе показать.
– Шура! – взвилась Алька и уцепилась за собственный бюст. – Вот где! Как у всех! По сути, сорока – та же женщина, неужели не ясно? Ты ведь только что прослушала… композицию! Там ясно сказано…
– Тогда уточните специально для Глухаря, чем он будет Сороку за грудь хватать, – стояла на своем Шура. – Я смотрю, он уже руки потирает, а у него, между прочим, крылья прицеплены. Вот пусть ими старается. Если грудь у сороки еще как-то можно определить, то уж руки у глухаря… Их точно нет, я знаю.
Гарик был крайне недоволен. Он полагал, что после озвучивания его шедевра клип снимется за три секунды, ибо инсценировать такое духовное сокровище любой посчитает высокой честью. А здесь какие-то ненужные уточнения.
– Шура, – точно петушок, закатил Гарик глазки. – Вы понимаете, что здесь тонкая грань перехода от птицы к человеку? Тут вообще никто не должен угадать, где начинается птица, а где человек. Вы сами-то подумайте, как он вас будет крыльями хватать? Он и руками-то не может, они у него как крюки!
– Нет, ну, руками-то я… – начал было «Глухарь», но его никто не слушал.
Сейчас не слушали и Гарика, потому что возле съемочного пейзажа, то есть возле елки, появилась неизвестная пара: крепкий высокий строгий мужчина и миловидная смешливая девушка.
– Здравствуйте, – неторопливо проговорил мужчина, окидывая всех тяжелым взглядом. – Чем обязан?
Все почему-то сразу засуетились, заулыбались с фальшивой радостью, заговорили, и только одна Шура не понимала, в чем дело.
Мужчина подошел к елке, на которой она сидела, и хмыкнул:
– А вы и в самом деле любительница приключений. Вас с тополя снимаешь, вы на елку лезете. И что у вас за мания по деревьям на каблуках скакать?
Теперь Шура его узнала. Это был тот самый эмчеэсник, который спустил ее с тополя. Интересно, а ему что здесь надо? Следит он за Шурой, что ли?
– А вы здесь что делаете? – справедливо возмутилась она и крикнула Гарику: – Гарик! Вы же обещали, что на съемках не будет посторонних!
На нее как-то странно посмотрели, а Алька, так та прямо точно гусеница извивалась, хотела что-то сказать.
– Вообще-то я… эээ… как бы хозяин этой дачи, – почесал нос эмчеэсник.
Шура посмотрела на Альку. А как же «дача Гарика»?
– Вы – папа Гарика? – вдруг осипшим голосом спросила Шура.
Мужчине такой вопрос явно не понравился.
– Пока я еще ничей не папа, – строго ответил он.
– Шура! – весело крикнула Алька. – Это ж Семен! Родной брат Гарика! Старший! Ты не узнала, что ли?
У Шуры от обиды слезы в глазах закипели. Откуда она могла узнать какого-то Семена, если в глаза его не видела! И даже не слышала о нем ни разу!
– А вам Гарик не сказал, что я тут не приключения себе ищу, а… снимаюсь в клипе? – гордо дернула она головой, хотя прекрасно понимала, что выглядит сейчас довольно потешно: сидит такая барышня на елке, в шубе, сзади крылья болтаются, снизу две тоненькие ножки висят… и да, в каблуках!
– Я уже давно говорил этому Гарику, что все его клипы – полная ересь! – недобро посмотрел на Гарика брат. – Парень работать не хочет, вот и мается дурью!
Шура не знала, как себя вести, но положение спасла спутница Семена. Услышав про клип, она вдруг весело запрыгала, захлопала в ладоши и немедленно прицепилась к Гарику и Виктору с просьбой, чтобы ей отдали главную роль.
– Но… я уже тут играю… – возмутилась Шура. – Роль Сороки. Главную, между прочим.
Девушка только махнула рукой:
– Ой, ну как вы играете? Какая из вас Сорока? Сорока… это же… Это же полет! Грация!
И девушка принялась бегать по поляне, размахивать руками, будто ветряная мельница, при этом почему-то чирикая. Шура хотела ей напомнить, что воробьев в клипе нет, но ее никто не слушал. На Шуру как-то вообще перестали обращать внимание. Сейчас все крутились возле девушки Семена: Алька приседала перед ней со своей кинокамерой, заскакивая со всех сторон, Виктор тихонько хлопал в ладоши и блаженно улыбался, а Гарик то и дело показывал брату большой палец. Брат был не в восторге. А еще не в восторге был «Глухарь». Он понимал, что ввиду изменившейся ситуации надо слезать с дерева, но сделать это самостоятельно не мог.
Шура тоже не могла слезть. Она ждала, когда кто-нибудь наконец вспомнит про артистов первого состава и принесет им стремянку. Но о стремянке первый заголосил «Глухарь»:
– Лестницу мне! Полцарства за стремянку!
Алька, зараза такая, притащила ему стремянку, чтобы не кричал белым медведем. Ну и… «Глухарь» не стал нарушать традиции – стремянка пала под его весом.
– А я как же? – задрожали губы у Шуры.
Алька поступила совсем паршиво, она просто отмахнулась:
– Посиди, не до тебя, в самом деле!
То есть утром Шура была нужна, а сейчас… И это в самый Новый год!
Шура решила, что сейчас спрыгнет сама и… и уйдет домой. Ничего, деньги у нее есть, выйдет на дорогу, сейчас праздник, машин много, кто-нибудь добросит до города. Просидеть здесь весь Новый год – хуже праздника себе и вообразить нельзя!
Шура посмотрела вниз, потом зажмурилась и… прыгнула. Но не долетела. Шуба зацепилась подолом за сук, и артистка теперь висела на елке, как огромная новогодняя игрушка.
– Во! Гарик! Смотри – кадр! – развеселился Виктор. – Снимай, Алька, потом смонтируем чего-нибудь.
Самое обидное, что Алька и в самом деле стала снимать!
Шура барахталась в собственной шубе, как муха в паутине, но выбраться не могла. Девушка Семена хохотала так, что сложилась пополам. Парням хохотать было некогда, они учили Альку, с какой стороны лучше поймать кадр, а вот «Глухарь» гоготал как гусь-переросток!
Шура уже не скрывала слез. Она вынула руки из рукавов и… упала прямо в руки эмчеэсника Семена.
– Прекратите ржать! – строго рявкнул он молодежи и тут же нарычал на Шуру: – Ну и кто у нас тут не ищет себе приключений на…
– Да пошли вы все! – вывернулась из его рук Шура и быстро пошла к воротам.
Никто ее не окликнул, никто не догонял. Она шла по дороге в одном свитере, в короткой юбке и сапогах на каблуках. А по спине хлопали дурацкие крылья. Но Шура ничего не замечала. Даже холод она почувствовала не сразу – так жгли ее слезы.
Ей казалось, что она прошла километров двадцать, потому что холод все же победил теплый свитер, а уж под коротенькую юбчонку и вовсе забрался довольно легко, даже теплые коготки не спасали. Шура укуталась в крылья, они грели, и пониже натянула свитер. Она упрямо шла вперед, о том, чтобы вернуться, даже не думала. До ночи она должна успеть дойти до большой дороги, а там машин побольше, там-то уж…
