Сначала говорит, что ничего, но видно – что-то не так. Начинаем нажимать, чтобы добраться до истины, и, наконец, начинаются всхлипывания и традиционное: «Это ужасно, ужасно!» – и совершенно невкусно, и надоело каждый день, но, разуверившись в американском докторе, она твердо решила следовать нашему совету, этим и держится, каждое утро начиная с двух сосисок.
– Ну не знаем… – Вот зря связались, ей не угодишь! – А ты что, никакие не можешь?
– Да все они одинаковые, не могу я есть холодные сосиски!
– Почему холодные-то? Ты ешь их сразу.
– Они всегда холодные!
– Как они могут быть холодными, если они только что кипели?
– Как кипели, почему?
– Так пока ты в душе – они должны были кипеть.
Китаянка подпрыгнула на месте и взвизгнула на француза:
– Их что, нужно было варить?!
– Конечно… А ты что делала?
– Вы не говорили – варить! Вы сказали залить водой и идти в душ! Я не ставила их на огонь!
– Но как они тогда должны были «готовиться»?
– А я не знаю! Я думала, они впитывают воду и становятся готовыми для еды!
– Ты что, ела сырые сосиски?!
– А это что, вредно?! – Она выкатила глаза. – А для ребенка это вредно?!
Начался галдеж (разбудили мексиканца). Мы оправдывались, что нам и в голову не могло прийти, что она может не поставить кастрюльку на огонь, она кричала, что у нее все записано, вот, посмотрите, где тут «поставить на огонь»?! Училка долдонила, что нужно слушать врача, а не одноклассников, надо срочно бежать на прием, неизвестно, какие еще необратимые изменения произошли в беременном организме; китаянка выла, мы орали, что ничего беременному организму от сырых сосисок не будет, что это даже полезнее, и, пока сосиски мокли в воде, из них выходили все пестициды, и моченые сосиски к тому же быстрее перевариваются.
– Так что, какие мне теперь есть – горячие или холодные?
Наступила тишина.
– Ну теперь… наверное, попробуй горячие… раз холодные надоели.
– Конечно, надоели! А не можете меня чему-нибудь другому научить, но чтобы быстрое – на завтрак!
– Попробуй яичницу или омлет…
– Это как?
– Ты что, и яичницу не умеешь готовить?!
– Нет, – ответила китаянка и послушно открыла свой блокнотик, – рассказывайте, только, пожалуйста, подробно, я все должна записать.
Повисло гробовое молчание… Добровольцев не было. Учить беременную китаянку готовить европейскую еду нас теперь можно было заставить только под дулом пистолета. Она медленно обвела взглядом класс и остановилась на бедном французе:
– Ну?.. Какую кастрюльку нужно взять?
Тот испуганно дернулся и шепнул мне:
– Слушай, их там миллиард!
– Ну так как?
– Я не знаю, – заерзал он, – точнее, не знаю, как объяснить… это по сравнению с сосиками Rocket Science [3] … Спроси у девушек.
Но мы тоже отшатнулись, свят-свят! Училка, поджав губы, мол, вот так всегда – вы натворите, а разгребать – мне, перевела внимание на себя и пообещала к следующему уроку принести распечатанный рецепт, за что получила слова благодарности от китаянки, а еще больше от нас. И в классе надолго воцарилось молчаливое равновесие.
Как мы с матушкой ходили на отчетный
Наша контора давала большой отчетный. Проставлялись все отделения: модерн, степ, джаз, национальные всякие, современный танец и классическое, конечно. И мы с матушкой торжественно пошли…
Но для начала нужно предупредить о двух вещах: Здесь всё не так. Иначе. Другое полушарие. Даже вода в воронку в другую сторону закручивается, а нота «до» называется «си», что уж об укладе жизни говорить… Когда я впервые ходила на концерт школьного симфонического оркестра, где играл девятилетний сын моих друзей, они меня долго готовили и в красках рассказывали. Я их, конечно, заранее заверила, что я совершенно лояльный музыкант, а не какая там злобная самка, критиковать не буду, насмешничать тоже, и вообще я в восторге от того, что простая общеобразовательная школа имеет пару оркестров и хор, и все дети идут туда по своему желанию. Они обещали занять мне место, а я – постараться не опоздать…
Войдя в набитый зал, я страшно обрадовалась, что концерт еще не начался, оркестр вполшколы разыгрывался прямо на сцене, некоторые зрители еще сновали. Друзья мне помахали, я прошла к ним, села и начала бурно здороваться. Они, сдерживая хохот, зашипели:
– Чего ты орешь? Они уже играют!
И тут у меня случился натуральный шок. Причем я знала, что они ждали моей реакции, но совладать с собой не смогла… Эти, с позволения сказать, друзья укатывались, зарываясь носами в коленки, а я даже не могла подобрать упавшей челюсти. Точка опоры медленно, но неумолимо уплывала…
Попыталась выйти из оцепенения и сфокусироваться на сцене: дирижер – в цветастой юбочке и с распущенными волосами до пояса. Оркестранты – кто в чем – в шортах, во вьетнамках, в футболках, в рубахах навыпуск, корейцы – в галстуках и в глаженых брюках. Серьезен был только дирижер, остальные не напрягались, все играли как могли. Могли не все. Со стороны это выглядело так, будто людям дали минут пять на разыграться, и они быстренько повторяли свои трудные места, включая дирижера.
Из шока меня вывел ехидный шепот:
– Это Моцарт, не узнаешь?
Я стала беспомощно разводить руками:
– Но… но у них даже тональность плохо просматривается…
Друзья сорвались:
– А говорила – цыкать не будешь!
– Тональность ей подавай!
– А обещала – в восторге!
В общем, глумились, как могли.
Со временем я попривыкла к принципу такого образования: главное, чтобы ребенок занимался тем, что ему нравится, насильно никого не выучишь; никакого отсева и негатива, чтобы не образовалось ненужных комплексов и обид на что-то нереализованное в детстве, и тучи этих необиженных детей занимаются музыкой, балетом, спортом, всем на свете – в свое удовольствие и для расширения кругозора. К нашему колледжу это тоже относится: в классах занимаются не только те девочки, которые идут на «танцевальный» диплом, но и все остальные, например те, кто когда-то занимался балетом в разных студиях, или студентки, у которых основной диплом не классика, а другой танец (все обязаны пройти через станок), или те, кто учится на другие специальности. К тому добавим, что все студенты колледжа обязаны заниматься в любой спортивной секции, а также брать уроки любого вида танца, и те прелестницы, которые выбирают балет (в девятнадцать лет), добавляют массу пикантного в общую картину. Конечно, классы делятся по уровням, но суть от этого не меняется. Поэтому, когда грядет какой-нибудь концерт, то педагог всех вопрошает: «Кто хочет участвовать?» – и нет им отсева…
К тому моменту, когда мы с мамой пошли смотреть отчетный концерт, моя нервная система была вполне адаптирована, бурных эмоций и риторических вопросов почти не возникало, но, зная реакцию любого музыканта-земляка, я маман предупредила и подготовила основательно, хотя и понимала, что к такому подготовить нельзя, это надо пережить.
И второе маленькое предисловие: мама моя имеет два образования – хореографическое и музыкальное, преподавала танец и ритмику, но основное дело жизни – педагог-музыкант, все ее постановки проходили на высоком профессиональном уровне. И вот ее-то мне предстояло вести на отчетный…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
