— А откуда вы узнали, что моя рота находится в этой деревне?
— Да ничего я не знал, старший лейтенант. Нет у нас по докладам тут никаких воинских частей и подразделений. Так что просто посадил переводчика обзванивать все близлежащие деревни, на случай если кого случайно застанем. С тобой вот повезло…
Ротный молча кивнул. Что ж, похоже на правду. Но этого мало.
— А можно попросить вас пригласить начальникаособого отдела?
Трубка несколько мгновений молчала. А затем отозвалась:
— Понимаю… Сейчас будет.
Старший лейтенант Воробьев ждал, не оглядываясь на своих, которые совершенно точно навострили уши, прислушиваясь к разговору.
— Начальник особого отдела 52-й армии подполковник Доценко. Слушаю вас.
— Товарищ подполковник, командир первой роты 239-го отдельного батальона войск НКВД старший лейтенант Воробьев. Не могли бы вы назвать мне имя и звание начальника особого отдела 72-й Гвардейской стрелковой дивизии?
Человек на другом конце провода тут же ответил. А затем перебил уже начавшего задавать следующий вопрос ротного:
— Проверяете, старший лейтенант? Правильно. Хвалю. Но у меня тут для вас полное подтверждение имеется. Передаю трубку.
И в следующее мгновение в телефонной трубке зазвучал знакомый хриплый голос:
— Ваня? Птичкин? Жив еще, чертяка?!
— Коля? — Воробьев слегка расслабился. Он узнал говорившего, да и это его прозвище — Птичкин — было известно только близким друзьям и сослуживцам. С младшим лейтенантом Пудлиным они познакомились и подружились в том же страшном сорок первом. Пудлин был командиром батальонного взвода станковых пулеметов их отдельного батальона, а также отчаянным певуном и плясуном. Как, впрочем» и сам Воробьев. Помнится, они тогда выиграли конкурс художественной самодеятельности, который проходил в стоявшем рядом с ними в деревне Куэнецово инженерном батальоне. И заграбастали первый приз — бутылку водки, целый круг домашней колбасы и две буханки пшеничного хлеба. Ох и орал тогда комиссар инженерного батальона, до которого только после того, как они выскочили из деревенского клуба, дошло, что столь жарко ходившие вприсядку плясуны, одетые, как и все вокруг, в ватники и ушанки, — пришлые, а не его бойцы.
— Точно, — тихо рассмеялся Коля Пудлин.
Ротный пару мгновений помолчал. Похоже, все верно, но шесть тысяч фрицев… Он прикрыл глаза. Что ж, значит, пришел их срок умирать. Ну да он и так старуху с косой три года за нос водил.
— Знаешь? — тихо спросил друга.
— Знаю, Ваня, — глухо отозвался Пудлин. — Сам с подкреплениями иду. Гнать их буду, как… Но раньше рассвета не успеем.
— Понятненько, — резюмировал старший лейтенант. — Ну что ж, передай генералу — будем держаться сколько сможем. А если не удержимся — не обессудьте. — И аккуратно положил трубку на рычаг.
Когда он обернулся, в гаштете царила мертвая тишина. Все сидевшие в зале бойцы и командиры отлично поняли суть состоявшегося разговора. И хотя слов генерала они не слышали, но народ в роте почти сплошь был опытный, воевавший не один год, так что всем все было ясно. Чего не слышали — додумали, основываясь на реакциях ротного.
Воробьев не торопясь подошел к столу и, широким жестом сдвинув в сторону тарелки и стаканы, вытащил из командирской сумки карту, развернул на столе и склонился над ней. Бойцы так же молча уставились на карту. Некоторое время все рассматривали линии и значки, привычным взглядом военных выуживая из этого непонятного глазу гражданского нагромождения символов и знаков информацию о том, откуда и с какой скоростью приближается их смерть. Сколько приблизительно пройдет времени, прежде чем она появится перед ними. И где ей наиболее неудобно будет заниматься своим черным делом. Потому что именно
там и следовало оборудовать позиции… Потом ротный по-прежнему молча кивнул, скорее своим мыслям, чем сидящим рядом бойцам, поднял голову и упер взгляд в ординарца:
— Волобуев, взводных ко мне. — Остальным приказал: — Во двор. Дождемся взводных и на рекогносцировку..
***
Старший лейтенант Воробьев выбрался из окопа, который копал, и, нагнувшись, поднял аккуратно сложенную нижнюю рубаху. Пока шла беседа со старшиной Перебийносом, пот высох, так что можно было одеваться. Он не торопясь натянул нижнюю рубаху, гимнастерку, аккуратно затянул ремень и перекинул через плечо портупею, продернув ее под погоном. И все это время его глаза напряженно рассматривали кукурузное поле.
— Товарщ старш лейтенант, командир третьего взв…
Ротный махнул рукой, останавливая доклад младшего лейтенанта Кучкова. Взводный-три в роте был самым молодым, прибыл с пополнением прямо перед началом наступления, поэтому все делал подчеркнуто по уставу, зато частенько упускал то, что ни в каких уставах не упоминается, но для выживания на войне является необходимым. Впрочем, на боеготовности взвода это никак не сказывалось, потому что у Кучкова был довольно опытный «замок»1 — сержант Шапиро, с которым старший лейтенант Воробьев воевал с сорок третьего. • 1 «Замок» — жаргонное название заместителя командира взвода, назначаемого из сержантского состава. (Примеч. авт.)
— Всё? — коротко скорее даже не спросил, а констатировал ротный, обводя взглядом куцый строй своих офицеров.
— Так точно, — тихо отозвался замполит. Его лицо было слегка напряженным. Он тоже воевал давно и понимал, что еще раз собирать офицеров до того, как рота закончила оборудование опорного пункта, просто так командир не будет. Значит, что-то произошло…
— Давайте-ка, командиры, отойдем в сторонку, вон туда, в балочку, — указал подбородком Воробьев, — а то уж больно мы здесь все как на ладони.
Замполит и командир первого взвода лейтенант Жабий обменялись понимающими взглядами: вот оно, значит, как…
— Значит, так, командиры, — начал ротный, — оборудование опорного пункта продолжаем с той же интенсивностью. До ужина. Ужин сделаем на закате. Старшина понял?
Старшина роты, дюжий степенный сибиряк Прово-торов, согласно наклонил голову:
— Да у меня уже все готово, товарищ старший лейтенант. Могу сейчас бойцов покормить…
— Сейчас не надо. На закате, я сказал. Понятно?
— Так точно.
— Вот и ладушки. Далее. Перед ужином все кирки и лопаты оставить на бруствере, будто мы собираемся продолжать оборудование позиций. Но едва только солнце скроется за горизонтом, приказываю оставить по одному отделению, которое будет имитировать продолжение работ, в основном создавая шум, а остальной личный состав вывести из окопов и скрытно, еще раз повторяю — скрытно, — чуть возвысив голос, подчеркнул ротный, — выдвинуть к берегу реки. Где и занять оборону.
— Без оборудования позиций? — удивленно спросил взводный-три.
— Без единого звука. Если кто-то не то что лопаткой о камень звякнет, а просто чихнет, разрешаю придушить гада на месте. Понятно?
— Так точно, —– слегка сконфуженно отозвался Кучков. А лейтенант Жабий тихо спросил:
— Гаубицы? Ротный молча кивнул.
— Поня-атно, — задумчиво протянул взводный-один и после короткой паузы задал еще один вопрос: – А не опоздаем?
Воробьев пожал плечами. А что тут ответишь? Может, и опоздаем. А если немцы увидят, что русские уже знают об их присутствии, — точно опоздаем. Они-то пока накапливаются и готовят переправочные средства, рассчитывая накрыть русских внезапным огневым налетом, прижать их к земле, а тем временем переправить свою пехоту на этот берег, дать ей возможность подтянуться поближе, метров на двести, и уж потом атаковать. Поэтому и ныкаются до поры до времени. Если же поймут, что внезапность утеряна, — немедленно откроют огонь. В принципе по всем канонам войны уже должны были бы. Застать пехоту на недооборудованных позициях — для артиллерии самое милое дело. Но эти-то фрицы прорываются из котла — значит, с боеприпасами у них вряд ли густо. Потому и молчат. Берегут боезапас.
— Значит, запоминайте сектора, — спустя пару минут продолжил старший лейтенант. — Третий взвод, занимаете оборону от одинокой ветлы до мшистого валуна… Сидеть! — рявкнул он на молоденького младлея, попытавшегося вскочить, чтобы рассмотреть указанные ему ориентиры. — По пути посмотришь.
— Так точно, — отозвался уже совершенно покрасневший Кучков.
— Вот и хорошо. Второй взвод…
После постановки задачи старший лейтенант Воробьев распустил командиров и неторопливо, вразвалочку, вернулся к своему КНП. Пару минут он молча смотрел, как споро работают бойцы, а потом расстегнул ремень, намереваясь тоже еще поучаствовать в действе, практическая польза от которого после принятых решений стала довольно сомнительной. Но тут сбоку послышался голос старшины Пе-
ребийноса:
— А я ось и туточка, товарищу старший лейтенант, та и поснидать вам захватил. Ох и добрую кашу наш старшина наварил, ох и добрую…
