Рейтинговые книги
Читем онлайн Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году - Николай Коншин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 58

Он умолк. Мирославцева несколько раз делала усилие начать говорить и не находила слов. Она стояла без движения; крупные слезы блеснули на глазах ее.

- Вы молчите, моя София!.. Но как много слов в этом молчании! Пусть ваша ангольская душа не страдает так. К чему вы желаете смягчить мой приговор. Я мужчина, я солдат, не опасайтесь за меня.

- Да, Богуслав, - начала Мирославцева, задушаемым от волнения голосом, - я должна отказать вам. Благодарю вас за честь, мне предлагаемую, но... я должна отказать вам. Все, что может предложить самая искренняя дружба, все ваше; но любовь... вы сами сказали - сердцу нельзя приказывать: уважьте же права его. Умоляю вас, - продолжала она, подавая ему руку, - пощадите меня, не говорите более о том, чего я не должна слышать. Вы будете счастливы, Богуслав, - бог не оставит вас.

- Пойдем, Александрина, - сказала она, обратясь к Тоцкой, - или нет; останься здесь... Говори с ним... Успокой его. - Она подала опять руку Богуславу. - Друг мой, возьмите мою руку: на союз дружбы до гроба.

Богуслав встал на колени и прижал пылавшую руку ее к своей груди.

- Свершилось, - сказал он, - но я не ропщу на вас.

- Вы простили мне, Богуслав?.. Я ищу уверить себя в этом... я оставляю вам моего друга... Она и ваш друг - у нас есть на земле существо общее, равно нас любящее. Итак, вы хотите быть другом моим, Богуслав?.. Назовите же меня другом своим.

Лицо Мирославцевой оживилось. Она стояла торжественно, во всем блеске красоты своей. Никогда прекрасные глаза ее не выражали столько нежности, столько участия.

Она ушла.

- Богуслав, - сказала Тоцкая, - я бы на вашем месте не отчаивалась еще. Софья, как мне кажется, боится быть причиной раздора в вашем семействе; она поражена этой мыслию и имеет столько твердости, что может владеть собой, но она любит вас... я это вижу... я так думаю...

Едва выговорила Тоцкая сии слова, как Богуслав лежал уже перед ней на земле.

- Ангел божественный, - воскликнул он, - вы возвращаете мне жизнь: я не совсем еще несчастлив, если она любит меня.

- Встаньте, - сказала княгиня, делая усилие поднять его, - встаньте, Богуслав: заключите эту тайну в вашем сердце и утешайте себя ею. Будущее в руках судьбы... Надейтесь.

Успокоенный несколько, он осыпал благословениями добрую Тоцкую; он клялся ей в вечной любви к Мирославцевой и в бессмертной дружбе своей к ней самой. Она подала ему руку, и вместе они пошли обратно на площадку, с которой и поднялись на террасу.

Через полчаса после сего на блестящем бале Богуслава было уже все в смятении. Сын прочитал отцу полученное письмо и, отозвав его в сторону, отказался решительно и навсегда от предлагаемой женитьбы на Озерской.

- Я скорее умру у ног ваших, - сказал он, - нежели вы жените меня против воли моей.

Он объявил, что завтра же едет в Смоленск, явиться на службу; рассыпался в учтивостях перед дамами, много танцевал с Людмилой Поликарповной, за ужином подливал отцу ее шампанского и, чтоб лучше прикрыть себя, поручил Ардатову особенно заняться Мирославцевой. Решительный тон сына сколько ни огорчил упрямого старика, однако же предстоящая разлука с ним смягчила его. За ужином он был даже ласков и предложил первый тост за здоровье отъезжающего.

После стола гости поднялись, и в два часа ночи уже было все темно, и в доме, и в саду Ивана Гавриловича Богуслава. Только на половине сына его мелькал огонь, и на опустевшем дворе стояла одна только коляска, полковника Ардатова.

Кабинет молодого Богуслава занимал большую комнату, обтянутую зеленым штофом, уже довольно полинялым; два стола, уставленные книгами и предметами солдатской туалетной роскоши, находились - один в простенке, между окнами, а другой перед старинной широкой софой, на которой отставной витязь любил нежить праздную лень свою. Как часто, лежа на этой софе, с книгой и трубкой, но не читая и не куря, уносился он мечтой в уединенное село Семипалатское, где жила его София, прежде столь веселая, столь резвая и остроумная, а после столь грустная и осторожная. Здесь он повторял себе те сцены, кои были ему более памятны по особому впечатлению, на него сделанному; то припоминал он, как в освещенной зале, в уединении долгого зимнего вечера, сидел подле всемогущей красавицы, за ее магическим пьяно; как любовался ее прекрасным, своенравным профилем, ее пышными, благовонными кудрями и мраморным челом; ее внимательным взором, пробегающим за мыслию автора; как на устах ее напечатлевались и радость и грусть его; как одушевлялась она его гением, как постигала малейшие оттенки его чувства и как умела передавать их! То вспоминал ее, сидящую задумчиво на уединенных креслах, в углу гостиной, в то время как из другой комнаты смотрел на нее в зеркало... Как была она грустна, как очаровательна; какая нега плавала в ее томных глазах... какая роскошь в ее живописном положении, в спокойных формах этого гибкого стана!

Много, много подслушивала старинная зеленая софа, но теперь просто была свидетельницей суеты, вокруг ее кипевшей. Стол был небрежно сдвинут с прежнего места. На софе сидел Ардатов и курил трубку; перед ним на столе лежали часы, на которых стрелка указывала 25 минут 3-го часа. Богуслав ходил поперек комнаты, из угла в угол. Камердинер его суетился с чемоданом в ближнем покое.

- Ах, едем, Богуслав, ради бога, - сказал Ардатов, - сорок верст не проедешь в два часа: все около трех часов езды.

- Сейчас, мой друг; ты видишь, что мы сбираемся.

- Лучше бы ты выехал в шесть часов, как обещал отцу: он, верно, сбирается благословить тебя.

- Он скорее сбирается задержать меня; но это уже поздно. Я явлюсь, вступлю в службу и тогда приеду проститься с ним, если будет можно.

Не более как через пять минут камердинер взошел в дорожном платье и объявил, что все готово. Друзья вышли, сели и лётом понеслись по дороге к Смоленску.

В четверть седьмого часа Ардатов с Богуславом явились генералу В...

- Поезжайте в авангард, - сказал он последнему. - Сегодни же будет отдано в приказе о назначении вам команды.

Еще четверть часа, и по дороге к Красному, в облаке пыли, мчались молодые воины на службу отечеству, угрожаемому вторжением врага. Ардатов толковал дорогою о славе; он пророчил своим бесчисленные победы; заводил в тыл Наполеону стотысячную турецкую армию; восклицал к гишпанцам, чтоб наносили решительный удар; убеждал англичан выслать во Францию Бурбонов, и проч. и проч.

Богуслав сидел задумчиво. Слова Софьи - "я должна отказать вам" - и сладкие речи дружества: "она любит вас" - были текстами двух красноречивых диссертаций против и за, которые во всю дорогу не выходили из головы его и не прежде были прерваны, как с приездом в лагерь.

Они остановились у балагана князя Тоцкого, и через полчаса почти весь лагерь уже поздравил новоприбывших.

IX

После ужина на вчерашнем бале Богуслав, заметив, что старая Мирославцева готовится уже к отъезду, подошел к ней и в самых трогательных выражениях благодарил за все счастливые минуты, которые провел в Семипалатском:

- Они вечно не изгладятся из моего сердца, - сказал он, - воспоминание об них будет сопровождать меня повсюду: оно усладит всякую скорбь мою. Я желал было осуществить мое мечтательное блаженство, но любовь моя отвергнута. Все, что может перенесть сердце, оно перенесло нынешний вечер; и однако же, подавленное, полуубитое, оно любит, и любит с новою силою; оно не гасит надежды: слепой, безотчетной надежды, но которая необходима ему как последний друг, напутствующий ласковым приветом нисходящего в могилу страдальца.

Софья стояла у окна, в нескольких шагах от матери; может быть, она и слышала весь разговор, потому что Богуслав говорил довольно громко; однако же она не показала участия к слышанному и глядела рассеянно на мелькавших по проходной комнате, из дверей в двери. Богуслав был оскорблен этим наружным спокойствием.

- Вы не хотите слушать прощальных слов моих, - сказал он ей, - но вы должны их выслушать: дружба ваша есть сокровище; я не должен бы скорбеть, обладая им, но потрясения, мной испытанные, еще так свежи; они затемняют рассудок мой, я не владею собой и в этом припадке безумия еще говорю о любви моей. Не бойтесь, София; я еду: может быть, это последнее свидание наше на земле; пусть же слова любви будут последними звуками, которыми коснулся я вашего слуха. Прощайте, друг мой; существо мной боготворимое... Благословите меня жить, страдать и умереть - любя вас.

- Пощадите ее, любезный Богуслав, - сказала мать, - я вижу, что ей дурно.

- Карету Мирославцевых, - торопливо вскричал Богуслав, кинувшись к дверям.

Все обратили глаза на отъезжающих, но это движение привело уже Софию в чувство; с лицом мертвеца, но со всею торжественности изученного приличия она раскланялась обществу, и тогда как Богуслав взял дрожащую руку ее, чтоб помочь сесть в карету:

- Вы жестоко отомстили мне, - сказала она. - Любовь должна быть великодушна.

- Не забывайте нас, - присовокупила мать, - честь, которую вы предлагали моей дочери, дает мне право любить вас как сына.

1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 58
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году - Николай Коншин бесплатно.

Оставить комментарий