Исследование было произведено. На прослушивание доклада о его результатах пригласили и меня. Доклад был обстоятельным и длинным. Одних формул было написано две доски. Начерчены графики и схемы. Подробно были описаны физические причины возникновения этого явления, диапазоны режимов, в пределах которых подхват может возникнуть и как он развивается. С научной точки зрения исследование было выполнено безукоризненно, но летчику оно ничего не давало. Более того, изучив этот труд, летчик как бы убеждался, что попадание в «подхват» — катастрофично. Что уже ничего невозможно сделать, чтобы вывести самолет из него. Я задал вопрос докладчику: управляем ли самолет в процессе подхвата? Не очень уверенно он ответил, что, наверное, управляем. Пришлось высказать свое мнение: доклад в том виде, в котором представлен, без рекомендаций летчику, вводит его в заблуждение, создает у него впечатление безысходности положения в режиме подхвата. А ему нужно было бы всего-навсего сказать, что это естественное свойство самолета, вызванное определенными аэродинамическими обстоятельствами, но самолет при этом управляем и, если появится подхват, нужно энергично отдать ручку управления самолетом от себя, и самопроизвольный рост перегрузки прекратится.
Доклад на военно-научной конференции ВВС
Доклад был размножен и отправлен в части в первоначальном виде, так как мои замечания были умозрительными, и их к официальному документу подшивать было нельзя. Достоверных данных о том, какое он оказал влияние на летчиков, у меня не было, однако подхваты и после этого не прекратились. Но могу с уверенностью сказать, что он был написан без учета психологического воздействия на летчиков, ибо сам почувствовал, как он нагоняет страху, вместо того, чтобы успокоить летчика и дать ему конкретные указания, как нужно действовать.
Кстати, сам я подхват все-таки получил, правда, в иной ситуации. Решил проверить, как нужно управлять самолетом и как он будет вести себя, если выполнять вираж на форсаже. Ввел самолет в вираж на скорости 800 км/ч, включил форсаж, и самолет энергично стал разгоняться., Стал увеличивать перегрузку — не очень помогало. Вот скорость уже 1000 км/ч и перегрузка 5g, а рост скорости не прекращается. Увеличил ее до шести... вот тут-то и подхватило. Но, как я и предполагал, достаточно было сразу и энергично отклонить ручку от себя, и все пришло в норму. Понял я и то, почему при выполнении вертикальных фигур подхват не получался, а строевые летчики в него влезали. По нашим рекомендациям боевые фигуры при выполнении атак со сложных видов маневра нужно выполнять с максимальной перегрузкой 5g, что я и наши летчики строго выполняли. Летчики же в строевых частях, приступив к выполнению этих маневров, за перегрузкой строго не следили, вот и выходили на «подхватную» — 6g. Убедившись, что подхват управляем, возникла мысль: если продемонстрировать молодым летчикам подхват на вираже, то есть на менее опасном маневре, чем полупетля, дать его прочувствовать и поверить в то, что он управляем, и проблема подхвата будет снята. Доложил свои соображения начальнику боевой подготовки истребительно-бомбардировочной авиации генерал-майору авиации М.К. Дубинскому, а он не дал мне и договорить до конца, замахал на меня руками, будто отгоняя злого духа, и заключил: «И не думай! Где гарантия, что не начнут срываться на этих пробах. Пусть все остается, как было». По-моему, это тоже типичный вариант антипсихологии.
Второе дыхание
Это была первая медицинская исследовательская работа, в которой я участвовал. Моя задача была довольно простой: летать по приборам под шторкой «до упаду». Научная задача состояла в том, чтобы определить возможности летчика по выполнению длительных приборных полетов на одноместном истребителе. Эксперимент, естественно, проводился на двухместном учебно-тренировочном самолете УТИ МиГ-15. Контролировали мои полеты два инструктора, которые сменяли друг друга, а в качестве подопытного летал я один. Было запланировано шесть полетов, каждый продолжительностью по одному часу. Для истребителя подобная суммарная продолжительность полета представляет солидную нагрузку. Вот эту нагрузку и нужно было объективно оценить. Оценка производилась по моему физиологическому состоянию: до и после каждого полета врачи замеряли кровяное давление, пульс, дыхание, брали какие-то пробы. Уж не помню, какие именно, но химичили много и долго. Кроме того, оценку давали инструктора по качеству выполнения каждого полета. Работа меня заинтересовала, я пытался вникнуть в методику эксперимента, понять, как будет определена моя усталость из тех данных, которые получат в результате обследования. Мне охотно рассказывали все, что по мнению ученых врачей было доступно подопытному летчику. А спрашивал я не из простого любопытства. Меня как-то не устраивала роль кролика. Мне хотелось определить свою творческую роль в этом эксперименте. Ведь, в конечном счете, все делалось ради меня и для меня (летчика). Хотелось определить мои возможности по выполнению большого количества продолжительных полетов. Определить, какое количество полетов и какая суммарная их продолжительность допустимы с точки зрения моей безопасности. А от меня требовали только держать стрелки по нулям и покорно предоставлять себя в распоряжение хитрых приборов экспериментаторов. Я верил в могущество современных приборов и уважал науку и ее представителей, но мне непонятна была роль, уготованная в этом эксперименте мне. Я чувствовал, что могу дать больше, чем от меня требуют. Тем более что я был не просто летчик, а летчик-исследователь. Это были мои первые шаги в исследовательской работе, поэтому тогда я еще не имел готового мнения о том, как вести себя, но именно тогда родилась мысль о необходимости внимательно наблюдать за собой, направлять свой взор не только на приборы, но и в себя и сравнивать результаты этих внешних и внутренних наблюдений. Я не знаю какие результаты дали объективные исследования, проведенные в этом эксперименте. Врачи после завершения летного эксперимента уехали в Москву и обработку вели там (эксперимент проводился силами исследователей Института авиационной и космической медицины). Результаты оценки каждого полета инструкторами мне были известны. Оценки всех шести полетов оказались отличными, следовательно, по этому показателю невозможно было выделить полет, в котором усталость была наибольшей. Я же очень точно мог определить свое состояние в каждом полете. Понимая, что это очень важно для решения задачи эксперимента, я робко спросил ответственного исполнителя темы: «Евгений Алексеевич, а почему вы не спрашиваете, как я себя чувствую в каждом из полетов?» Вопрос, кажется, несколько смутил доктора, но он нашелся и сказал, что эксперимент должен опираться на объективные данные.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
