– Мама…– Пенелопа округляет глаза и прижимает ручки к покрасневшим из-за смущения зацелованным пухлым щечкам.
– Я…тоже….
– А? Не слышу? – подношу к носу подарок и жадно вдыхаю, не скрывая широкой улыбки.
– Тоже хочу поцеловать маму, – прошепелявила словно войну объявила, хе-хе. Такая решимость в голосе, прямо как у взрослой.
– Вперед. Мама в твоем распоряжении.
Пенелопа на полном серьезе набирает побольше воздуха в легкие, двигается ко мне, тянет шею и быстро, словно бабочка крылышками задела, касается губами щеки.
– Молодец! Чмоки моей Печеньки прогоняют усталость! Смотри, к маме вернулись все силы!
Бодро встаю с помявшейся из-за моего веса травы в прыжке и как атлет принимаю стойку, демонстрирующую мышцы.
Пенелопа радостно смеется, подбирает с земли своего кошмарного медведя, и сама протягивает мне свою ладошку.
Сжимаю крепко и в то же время осторожно ее пальчики.
– Вперед! Еще немножко осталось. Хочешь про слона песенку спою? Про розового?
Каре-зеленые глаза Печеньки сверкают любопытством.
Так вот, в веселом расположении духа мы и идем вперед, огибаем поля и сворачиваем с дороги, топаем дальше.
Темнеет.
На карте расстояние казалось меньшим, но по факту масштабы несопоставимы.
Солнце медленно заходит, скрываясь за горами, которые как ни крути головой будут везде, окружая эту равнину.
Я уже собираюсь остановиться и достать из рюкзака палатку, как невдалеке зажигаются огоньки. Один за другим.
Это…поселение?
Но ведь на карте эта местность значится незаселенной. Или это я переоценила свои навыки прокладывать маршрут, читай, заблудились?
– Пенни, дойдем до туда, хорошо?
Возможно, что там есть трактир или таверна…Или иное какое местечко, где можно поесть горячего, помыться и переночевать в теплой постели. В одиночку я не стала бы рисковать, но со мной Печенька, а ребенку нужны условия покомфортнее ночевки под открытым небом.
– Хорошо!
Буду надеяться на лучшее, решаю про себя. А если эти надежды не оправдаются в реальности, у меня в рюкзаке найдется кое-что, чем можно защититься и отвлечь, в случае чего.
10
– Погоди, Пенелопа.
Я останавливаюсь и снимаю со спины рюкзак, достаю купленное на всякий случай средство самообороны, перекладываю его в карман и закидываю поклажу обратно на родной хребет.
– Если вдруг мама скажет тебе бежать, Печенька, то беги. Хорошо?
– А ты? – пугливо звучит вопрос ребенка.
– Мама будет бежать прямо за тобой, не бойся, – обнадеживающе звучит мой голос без единого намека на ложь.
Мы подходим к источнику огней ближе. С такого расстояния становиться возможным различить силуэты деревенских домиков.
Поселок. Лают собаки, доносятся обрывки человеческой речи. В остальном, все довольно спокойно.
Я выдыхаю, но расслабляться пока рано. И почему на карте не значится это место, люди же здесь живут? Странно. Это чья-то оплошность или такой хитроумный ход? Но зачем?
Продолжаем идти по полевой дороге. Дома все ближе и ближе. Рука, сжимающая пальцы Печеньки уже мокрая от пота.
– Лука, Левиса домой! – зовет женский голос.
– Пять минут, мам! – молит в ответ ребенок.
– Кому сказала – домой!? Не злите отца!
В крайнем доме горят огни, с их двора и доносятся крики. Мы подходим ближе. В проливающемся наружу из жилища свете с трудом различимы силуэты его обитателей.
– Простите, – обращаюсь к хозяйке дома, которая ждет пока дети зайдут в дом.
Женщина в проеме двери подпрыгивает на месте и от неожиданности прижимает руку к груди. Не могу разглядеть ее лица. На улице окончательно стемнело. Но не время любоваться ночным небом и хороводом звезд, который возглавляет полная луна.
– Хоспаде! Кто там? Ты, Агата?
Я не отвечаю. Что-то скрипит, раздается звук шагов – сначала стихает, затем снова становится громче.
Тяну Печеньку вперед, останавливаемся мы у деревянной калитки, за которой начинается двор и территория матери Луки и Левисы, которые до сих пор не зашли домой по зову матери.
В лицо ударяет свет направленного на нас фонаря. Несколько раз моргаю, прежде чем привыкнуть. Брюнетка с толстой косой в голубом платье округляет глаза, смерив взглядом сначала меня, потом застывшую рядом Пенелопу.
– Кого это принесло? – из дома слышится мужской бас.
У меня в груди сердце набатом колотится. Люди своими делами занимаются, так неудобно тревожить.
– Простите, не можете подсказать… – робко начинаю, но меня бесцеремонным образом перебивают.
– Алик, здесь какая-то неместная с дитем, – кричит в дом женщина. Двое ребятишек лет десяти – мальчик и девочка – стоят рядом с матерью на крыльце и с любопытством разглядывают меня и Пенни. Лука и Левиса можно полагать.
– Неместная? – мужчина выходит наружу.
Здоровый какой, и бородатый. На вид раза в два старше меня.
Я сглатываю и пытаюсь улыбнуться потревоженным мной незнакомцам:
– Здрасьте. Меня Эрин зовут, это моя дочь. Я не думала, что тут есть поселение, на карте не обозначено…Вы не могли бы мне помочь подсказать… – есть ли здесь трактир или постоялый двор?
Мне снова не дают договорить:
– Мама, уже нужно бежать?
Печенька тянет меня за рукав и, как ей кажется, шепчет, чтобы слышала только я.
Немая сцена. У потревоженного семейства одинаково округляются глаза.
– Одно дите породило другое дите! – мужчина сгибается пополам и хохочет.
Я убираю свое «орудие» индивидуальной обороны в карман. Интуиция подсказывает, что эти люди не причинят нам вреда. К тому же, это мы сюда пришли, нас силой не тащили, да и кто будет в таком глухом и богом и картами забытом месте устраивать западню? За весь день пути по дороге не встретилось ни одного путника – настоящая глухомань.
– Не гоже детям по ночам шастать. В дом! Все в дом! – женщина отмирает, суетливо сбегает с крыльца, открывает калитку и показывает нам жестом проходить внутрь.
Я колеблюсь только поначалу. Вроде бы семья приличная, радушная. Хорошо, так и поступим. Нам идти все равно некуда.
В доме тепло и светло, уютная простая обстановка, везде чисто, а еще вкусно тянет с кухни горячим ужином. Что это…картошка с мясом? Слышу, как у Печеньки в животике урчит. Вяленое мясо вкусное конечно, и бутерброды с сыром тоже, но вот полноценно приготовленная пища — это совсем другое дело.
Нам предлагают сесть, семейство из четверых человек тоже занимает свои места за широким столом.
Алик, так кажется, женщина, назвала своего мужа, улыбается дружелюбно и чешет бороду. Улыбка у него такая же заразительная, как и смех, волей-неволей улыбаешься неловко в ответ.
– Ой, у меня там мясо! – хозяйка встает и спешно исчезает в кухне.
– Дети, идите мыть руки, – слово отца здесь закон, мальчик с девочкой, которые продолжали с таким любопытством разглядывать гостий, энергично вскакивают и исчезают в дверном проеме.
– Чего сидим? Хочешь сказать, на дите, а? – обращается ко мне мужчина и снова хохочет.
Я тушуюсь.
Не привыкла к такой доброте. В двадцать первом веке же жила, на Земле. Там даже соседей своих не знаешь и не здороваешься, а тут, чужие люди в дом свой пустили, кормить собираются. Странно это для меня, новый опыт можно сказать. А шуточки у этого бородача прямо как у моего дядюшки – самосмейки – сам придумал, сам посмеялся.
– Мама не дите! – Печенька сердито смотрит исподлобья на хозяина дома.
Защитница моя! Ситуация забавная, но в душе разливается приятное тепло. Боится же, мелкая, а все равно упрямо перечит.
– Значит, дите у нас ты? – бородач подмигивает.
Пенелопа надувает губы.
– Я…скоро я вырасту, поэтому…
Но дальше фраза так и повисает неоконченной в воздухе.
Да, малышка моя к таким шуткам не привыкшая. Или просто правда Печеньке не нравится, но так и есть, дите – вынесен приговор и оспариванию не подлежит.
