Подхватив коллегу под локоток, он поспешил покинуть гостеприимных вохровцев.
Еще не зайдя в контору, коллеги уловили в воздухе запах озона. Из отделения доносились грозовые раскаты. То Валентинов орал на опера Ветрова, грозя всеми земными и небесными карами.
В свое оправдание Ветров не мог сказать ничего вразумительного. Как нашкодивший подросток, он только уставился в пол и обиженно пробубнил:
— А чего она…
После того, как начальственные грозы отгрохотали над опером, закончившись многообещающим "Пишите рапорт!", Хусаинов подошел спросить, а что, собственно, произошло. Судя по накалу валентиновского гнева, Ветров обвинялся, как минимум, в измене Родине в особо крупных размерах.
Оказалось, дело шло всего лишь о необоснованном применении оружия.
— Иду я по подвалу, — рассказывал виновный, — а навстречу мне… Именно навстречу! Прямо по середине коридора! Нахально! Идет! Именно идет, не торопясь! Крыса!!! И, главное, дорогу уступать на хочет, сволочь! Ну, я и не выдержал.
Ветров и не выдержал — пристрелил крысу из табельного оружия. Теперь ему грозила высшая мера — изгнание из органов, если служебное расследование не признает применение оружия правомерным. Неприятность вполне могла отразиться на Хусаинове, который уже и без того являлся кавалером двух строгих выговоров с "неполным служебным". Оценив ситуацию, зампорозыску устремил просительный взгляд на стоявшего рядом Шпагина:
— Сергей Николаич! На тебя вся надежда. Выручать надо.
— А я-то здесь при чем?
— Ну… у тебя же были знакомые на биофаке. Ну, я прошу тебя! Сходи к ним. Сделай заключение, что крыса была бешеной, представлявшей опасность для здоровья граждан. — Он обернулся. — Где это животное?!
— Тут я, — тихо отозвался Ветров.
— Крыса где, я спрашиваю?! Быстро в подвал за крысой! Сейчас Сергей Николаич нам экспертизу организует.
Шпагин вздохнул и хотел что-то сказать, но Хусаинов замахал руками:
— Конечно, конечно! С нас бутылка.
Со всей необходимостью для кого-то из сотрудников розыска замаячила командировка в Щелково. Приказ об этом, отданный начальником отделения через Хусаинова, однако, ниже уйти не сумел. Зам по розыску не обладал такой непререкаемостью тона, как его шеф, поэтому всем сыщикам удалось отбрехаться от столь выгодного предложения. В результате длительных препирательств по поводу того, кому ехать в Щелково, ехать туда пришлось самому Хусаинову.
Созвонившись накануне с коллегами из Щелково, Хусаинов рано утром, отчаянно зевая, занял место в вагоне электрички. Гонять в такую даль собственную машину он не решился, о служебной же не могло быть и речи.
Перед тем, как повидать Дрожжину с ее братцем, он предпочел собрать о них хоть какие-то сведения. В райотделе ничего узнать не удалось, а вот участковый поделился одной историей.
Два года назад Николай Иванович Дрожжин, 1963 года рождения, русский, военнослужащий в/ч номер 45703 был задержан милицейским патрулем Щелковского ОВД при обстоятельствах, которые хорошо запомнились ввиду их нетривиальности.
Старший лейтенант Дрожжин шел по двору и увидел, как трое ребятишек играют ножичком. Хороший был ножичек, финский, такой, каким, по понятиям старшего лейтенанта, пристало играть не маленьким мальчикам, а взрослым дяденькам. Ребята кидали его, пытаясь воткнуть в дерево, но это у них плохо получалось. Покачав головой, Дрожжин забрал игрушку и сказал: "Эх вы, вот как надо", — и шагов с десяти засадил ее в забор аж по самую рукоятку. В тот же момент с другой стороны раздался страшный вопль. Оказалось, что нож, пройдя сантиметровую доску, вонзился с спину прорабу Степанову, который покуривал, привалившись спиной к забору. К счастью, все обошлось малой кровью, этот инцидент в милиции решили считать несчастным случаем. Дрожжина отпустили, заступничества воинского начальства не понадобилось, хотя оно и изъявило живейшую готовность сделать все для вызволения из неприятностей своего подчиненного. Больше Дрожжин с милицией не сталкивался.
Почерпнув сии ценные сведения, Хусаинов почему-то подумал, что стоит для начала поговорить с сестрой и матерью Дрожжина, которые жили отдельно от него, а потом уже навестить самого секретного военнослужащего. Опер попытался зазвать с собою участкового, но тот, минуту назад травивший байки, сослался на страшную занятость и мгновенно зарылся в бумаги, точно варанчик в песок. Пришлось идти одному.
В доме Хусаинов застал чисто женскую компанию: Екатерину, ее мать и некую родственницу, называемую Верой. Еще на лестнице опер услышал их голоса, все трое не то спорили, не то ссорились, не то просто эмоционально беседовали. Беседа с опером вышла не менее эмоциональной. Для начала ему пришлось около получаса успокаивать всех троих, объясняя, что никто из них ничего не натворил, что он пришел только поговорить. Сообщение о смерти Фотиева вызвало новую бурю эмоций. Как понял Хусаинов, это было для них новостью.
Несколько успокоив женщин, Хусаинов попробовал приступить к допросу.
— Когда вы познакомились с гражданином Фотиевым Павлом Сергеевичем?
— Ваш Фотиев — подлец, каких свет не видел! — взвилась Екатерина. Мерзавец! И вы еще спрашиваете! Зачем вы пришли? Ему мало, что бросил меня как последнюю шлюху!?
— Да что же это такое!? — подскочила Вера. — Как вы смеете обзывать Катю такими словами? Я вот пожалуюсь вашему начальству.
Мать Екатерины тоже стала протестовать, но ее уже не было слышно. Хусаинов с трудом уговорил женщин сесть и продолжить беседу.
— Вы знаете, что Фотиев был убит два дня назад?
— Я сама хотела покончить с жизнью! Что теперь моя жизнь? Образования не будет, семьи не будет… — Екатерина пустила слезу.
— Простите, вы, кажется, не осознали. Фотиев убит. Я расследую преступление, и мне необходимо знать…
— Давно пора! Таких подлецов давить надо!
— Вам что-нибудь известно об убийстве?
— Известно… Теперь всем известно о моем позоре. Все пальцем показывали: "Вот, ее бросили" В общежитии все друг о друге знают. Кто может выдержать такой позор! Вам не понять! Вы можете только неприятности людям устраивать!
Последовала новаю буря возмущения со стороны родственников. Хусаинов попробовал перейти к другой теме.
— Скажите, ваш брат Николай знал Фотиева?
— Мой брат — настоящий мужчина. Он бы женщину не бросил. Он благородный и никогда не совершит такую подлость! А ваш Фотиев… Мне даже эту фамилию противно произносить! Все они, в Москве, такие! Им только одного надо.
— Так ваш брат знал убитого?
— Что мой брат знает — это военная тайна. У него служба секретная. И вы с вашим Фотиевым ничего ему не сделаете! Руки коротки!
Хусаинов вздохнул и перешел к вопросам о знакомых Фотиева.
— Скажите, с какими людьми Павел поддерживал отношения, вы ведь встречались с его знакомыми?
— Зачем вам его знакомые, если он уже умер? Чем это поможет?
— Вы понимаете, мне нужно установить все связи потерпевшего, чтобы определить, кто мог ему угрожать, какие отношения могли привести…
— Так зачем же вы спрашиваете о пашиных друзьях, если интересуетесь его врагами? Вы хотите свалить убийство на его друзей? Объявить хороших людей преступниками! Да вы…
— Послушайте, зачем сразу такие выводы? В обязанности следствия входит установить все обстоятельства дела. Так вы знали, с кем он поддерживал отношения? Видели, кто приходил к нему в комнату?
— У него и комнаты-то не было! Его все время пытались выселить. Ему просто невозможно было жить. Ни посидеть негде, ни встретиться. Почему человек не имеет права на собственную комнату? Кто придумал такие законы? Сами довели его до смерти, а теперь еще хотите, до его друзей добраться.
Остальное бабье вновь обрушило на опера кучу упреков. Промучавшись еще с полчаса подобным образом, Хусаинов решил завязывать. Для себя он понял, что о смерти Фотиева Дрожжина до сего времени не знала, и мыслей своих скрывать не умела.
С облегчением расставшись с нервными дамами и получив в спину еще десяток упреков, Хусаинов направился к дому Николая Дрожжина, который жил отдельно.
Складывалась вполне правдоподобная версия. Николай Дрожжин, обидевшись за сестру, прирезал подлеца-любовника. Пока из всех проходящих по делу он имел наиболее веский мотив. В армии же, возможно, приобрел привычку убивать.
Поднимаясь в квартиру Дрожжина, Хусаинов на всякий случай переложил пистолет в боковой карман пиджака.
Дверь распахнулась сразу после звонка. На пороге стоял невысокий небритый парень в майке и мятых спортивных штанах. Он хмуро посмотрел на сыщика и неожиданно спросил:
— Документы есть?
Хусаинов разозлился. Этот деятель будет еще права качать! Он, нависнув над Николаем, резко взял его за плечо и втолкнул в квартиру.
