— Клянусь святой Эулалией, ты сейчас славно сказал!
Засмеявшись, каталонец припал глазами к щели, то же самое поспешно проделал и Андрей, увидев, как около пушек суетились солдаты, одетые кто во что горазд и таким же образом вооруженные — у кого-то имелся палаш, кто-то, припав к тяжелому лафету, бросил на землю пику, кто-то прислонил к дереву тяжелый мушкет, у большинства же, похоже, никакого огнестрельного оружия не имелось, впрочем, для обороны вполне хватало и пушек.
Командовал всеми высокий кастилец в темно-синем кафтане, с искаженным от ярости лицом. Изрыгая проклятия, он размахивал шпагой, время от времени подбадривая своих солдат увесистыми пинками:
— Быстрее! Быстрее, шваль!
Несчастные солдатушки торопились, как могли — однако выходило плохо. Если двенадцатифунтовые орудия (вес — около тонны) еще получалось как-то переместить, то уже о двадцатичетырехфунтовых, весивших больше трех тонн, речь, похоже, не шла, несмотря на все неистовство командира.
«Двадцать четыре фунта, — подумал Андрей. — Стандартное орудие фрегата или даже линейного корабля. Интересно, зачем они их разворачивают? В городе что-то произошло?»
А солдаты уже прочищали стволы банниками, закладывали пыжи и заряд, вот запалили фитили, кастилец в синем кафтане поднял вверх шпагу.
— Нет! — воскликнул кузнец. — Мы не дадим им выстрелить. Слава свободной Каталонии!!!
С этим словами он выскочил из-под эшафота, словно черт из бутылки, и Громов без колебаний последовал за ним. Жауме схватил чье-то копье, Громов — мушкет, оказавшийся не заряженным… Пришлось действовать прикладом — в-в-ух!!!
Ближайшие расчеты тут же разбежались по сторонам, видать, не поняли, что нападавших всего двое!
Что они при этом кричали, Андрей, естественно, не понимал, но догадывался.
— Мятежники! Проклятые каталонцы!
Ругающийся командир в синем кафтане и со шпагой в руке неожиданно оказался перед Громовым, и тому, несомненно, пришлось бы туго, если б не помощь Жауме, метнувшего в «кастильскую сволочь» пику, а затем — и банник.
От пики кастилец увернулся, а вот банник едва на угодил ему в голову, задев плечо и вызвав кучу проклятий, в немалой степени под влиянием которых солдаты пришли в себя и принялись окружать беглецов, щетинясь алебардами и палашами. Кое-кто уже тащил мушкет…
Беглецы встали спина к спине, готовясь подороже продать свои жизни.
— Ты верно сказал, друг Андреас, — сквозь зубы промолвил кузнец. — Лучше принять смерть от пики, пули или палаша, чем от веревки. Нам с тобой терять нечего… А ну подходите, подлые кастильские псы! Кому первому проломить башку?
Жауме угрожающе взмахнул банником… И в этот момент откуда-то снизу послышались торжествующие крики. Кастильцы замялись — видать, этим парням не очень-то хотелось воевать, и командир вновь попытался вразумить их ругательствами и пинками.
— К орудиям, живо к орудиям!
Размахнувшись, Громов швырнул в него мушкет — все равно не заряженный, — угодив в плечо. Кастилец выронил шпагу…
И вдруг весь двор наполнился вооруженными людьми: кто-то был в кафтане, кто-то в рваной безрукавке, а кто-то и вовсе голым по пояс. У некоторых имелись мушкеты, и пистолеты даже — сразу раздались выстрелы — остальные были вооружены алебардами, пиками, палашами и даже абордажными саблями. На шляпах и на одежде у многих виднелись желто-красные каталонские ленты.
С криком «слава Каталонии!!!» толпа с яростью бросилась на солдат, завязалась схватка, в которой приняли посильное участие и беглецы.
— Слава Каталонии! — размахивая чьим-то палашом, орал кузнец. — Слава доброму королю Карлосу!
Андрей невольно улыбнулся — так вот чего ждал его рыжебородый друг! Вот на что надеялся. Восстание! Мятеж!
Ворвавшиеся во двор мятежники быстро покончили с кастильцами — кого-то убили, кто-то сдался в плен, а кто-то просто предпочел убежать. Командир в синем кафтане валялся у лафета двадцатичетырехфунтовой пушки с пробитой головой.
— Слава Каталонии! Королю Карлосу — слава!
— Храбрецы! — вскочил на эшафот высокий, похожий на цыгана мужчина в рваном — но явно недешевом — кафтане с золотистыми позументами. Как видно, сей человек и был предводителем… ну не всех мятежников, а скорее — именно этого отряда.
В правой руке его сверкала шпага, в левой — пистолет с колесцовым замком. Спусковым крючком освобождалась пружина, зубчатое колесико начинало крутиться, высекая искры, падавшие на полку с затравочным порохом. Непросто и не всегда надежно, но все же лучше, чем фитиль, который всегда приходилось держать тлеющим — иначе как выстрелить-то?
— Друзья мои, вы нынче — надежда Каталонии! — зычно выкрикнул главарь, и кузнец Жауме Бальос благоговейно перевел его слова своему новому другу.
— Но ждать нечего, — нам нужно взять башни, иначе флот лорда Питерборо не сможет войти в гавань… и тогда наше восстание обречено! Помните, пушки не должны сделать ни одного выстрела, в крайнем случае — один. Эти орудия, — предводитель показал шпагой на огромные пушки, — уже не выстрелят, но те… — он кивнул на башни. — Думаю, найдутся средь вас храбрецы. Эти башни мы просто сейчас обстреляем, а вот дальние…
— Я здесь знаю все пути! — волнуясь, выступил вперед кузнец. — Я, Жауме Бальос… я пройду… проведу… А это мой друг, русский.
— Русский? — вожак удивленно вскинул глаза, темно-серые, словно холодное северное море. — Что ж — рад! Я — команданте Ансельмо Каррадос.
— Андреас, — кивнув, молодой человек невольно усмехнулся. Команданте, надо же. Почти Че Гевара!
— Так вы сможете…
— Мы сделаем все! — твердо уверил Жауме.
Команданте махнул пистолетом:
— Тогда да поможет вам Бог и святая монтсерратская дева! Вперед, друзья мои. Помните — от вас сейчас зависит многое. Постойте! Возьмите с собой людей.
Со всех сторон, по всей крепости, уже давно слышались выстрелы, звон сабель и палашей, крики. Все вокруг бегали, вопили, ругались — торжествующие повстанцы, разбегающиеся солдаты гарнизона, освобожденные узники.
— Сеньор Андреас! — услыхал Громов за спиною.
Молодой человек обернулся:
— Жоакин! Ты жив еще?
— Жив, да, — обрадованно закивал парень. — Не успели-таки повесить, ага.
Темные глаза его сияли радостью и счастьем.
— Я с вами, сеньор Андреас.
— С нами может быть опасно.
— Где сейчас не опасно?
— В этом ты прав, парень. Пошли.
— Это кто еще? — уже на галерее обернулся Жауме Бальос.
Громов невольно рассмеялся:
— Один мой старый знакомец. С которым нам с тобой суждено было вместе висеть.
— Что ж, из него выйдет славный воин… ежели не убьют!
Пройдя по крепостной галерее, небольшой отряд повстанцев во главе с кузнецом оказался у дальней башни… и тут же лишился сразу троих — с башни выстрелили из мушкетов.
— Метко палят, сволочи, — укрывшись за крепостным зубцом, выругался Жауме. — Нам надо вышибить вот эту дверь, — он кивнул на небольшие воротца, ведущие в башню. — Вышибить — да. Правда, пока ума не приложу, как это сделать.
— Они будут стрелять, — предупредил Андрей. — И швырять сверху камни.
Кузнец отмахнулся:
— Знаю. И все же — мы должны ворваться внутрь. Нужен какой-нибудь таран…
— Тогда уж лучше пушка, — усмехнулся Громов. — Думаю, двенадцатифунтовка как раз подойдет. Правда, тащить ее сюда — умаемся.
— Ничего, притащим.
Сплюнув, Жауме обернулся к повстанцам и что-то им сказал, видать, то же самое, что — только что — Громову.
Да, пушка — это был бы выход. Ядро запросто вышибло бы дверь, а уж дальше — дальше все решил бы яростный и быстрый натиск.
Часть мятежников немедленно покинула галерею, отправившись за орудием, все остальные принялись ждать.
— Пушку надо подтащить незаметно, — задумчиво промолвил Андрей. — Поставить хотя бы во-он у того сарая. И выстрел будет — только один. Если не попадем — они могут успеть забаррикадироваться.
— Да-а, — кузнец прикинул предполагаемую траекторию. — Можем и не попасть, с первого-то выстрела. Ну а на второй подтащим оружие ближе, и уж тогда… Но ты прав — пока заряжаем, они вполне могут набросать у ворот всякого хлама — камней, ядер. Возьми их тогда! Никаких зарядов не хватит. Может, два орудия притащить?
— Заметят. Где мы второе-то спрячем?
Словно в ответ на мысли и слова мятежников с башни рявкнула пушка. Стреляли в сторону города, как раз по восставшим.
— Двенадцатифунтовка, — кто-то из повстанцев определил на звук. — Главные-то орудия у них на порт смотрят.
Ну ясно, что на порт — куда же еще-то? Отсюда, с горы Монтжуик, вся гавань как на ладони.
— А что это за оконце? — присмотревшись, Громов задумчиво показал рукой на высоту примерно третьего этажа.