— Южное здание принадлежит мне, — рассеянно сообщил Д.Б. — Но туда мы, пожалуй, не пойдем.
Именно в этот момент Сейдж поняла: все, что говорили ей о Д.Б., не преувеличение, и он по-настоящему богат.
Они вышли из самолета и оказались на открытой всем ветрам посадочной площадке, которая — словно гриб к стволу дерева — прилепилась к стене северной башни. От сумасшедшей высоты у Сейдж захватило дух. Небоскребы на противоположном берегу залива казались игрушечными, а гавань в обрамлении живописных гор пестрела крошечными точками — то были огромные суда, пришедшие со всех концов света. Она бы смотрела и смотрела на эту красоту, но Гансу явно не нравилось, что Сейдж стоит так близко к краю площадки, и в конце концов она вслед за Д.Б. вошла внутрь башни.
Метрдотель усадил их за столик у окна, откуда тоже открывался чудесный вид, но Д.Б. оставался сердитым и замкнутым до тех пор, пока они не распили целую бутылку «пино нуар». Только тогда он стряхнул с себя угрюмое настроение и спросил, как прошел ее день.
— Да вот, хотела у тебя поинтересоваться, знает ли некоронованный король информационного рынка, что Лев Троцкий исчез из коллективной памяти человечества? — спросила Сейдж. Д.Б. упорно придерживался фамильярной интонации, и она решила ответить тем же.
— Гм-м, — пробормотал Д.Б. — Знаешь, у меня тоже был не самый легкий день.
— Неужели тебе все равно? — удивилась Сейдж.
— Ты о Троцком? — Он пожал плечами. — Троцкий был частью массива информации, которую общество отвергло еще в прошлом столетии. Но ты, наверное, хочешь знать, почему это произошло?
— Почему? — обреченно спросила Сейдж.
— Потому что эти сведения не обладали развлекательным потенциалом, — объяснил Д.Б. — А развлечения — тот необходимый минимум, которого люди ожидают от тех, кто ими правит. Как только всем стало ясно, что классовая борьба закончена и что от нее остались только пятилетние планы, люди тотчас сообразили, какая же это скукотища, и постарались как можно скорее о ней забыть.
Сейдж немного помолчала, стараясь как-то примирить этот ответ со своими представлениями о Д.Б.
— Ты хочешь сказать, что у вас больше нет трудовых конфликтов? — спросила она наконец.
— Трудовых конфликтов? — искренне удивился Д.Б. — Но, дорогая моя, ведь информацию производят не на фабриках!
— Но чтобы ее произвести, по-прежнему необходим труд.
— Да, конечно, но я ведь говорил тебе — я не нанимаю тех, кто занимается добычей информации. Журналисты, исследователи — это самые скверные наемные работники, каких только можно себе представить. Человек, придерживающийся хотя бы минимальных профессиональных стандартов или, если угодно, цеховых правил, по определению не может быть полностью лоялен по отношению к компании-нанимателю. Поэтому я только покупаю их продукт, а им оставляю их смешные понятия о профессиональной чести.
— И финансовый риск, — добавила Сейдж. — Иными словами, вся ваша экономика основывается на эксплуатации производителей информации, которые к тому же лишены права распоряжаться результатами своего труда.
— Таковы условия игры, Сейдж. В конце концов, у нас серьезный бизнес, а не дружеская вечеринка.
— Ты мыслишь категориями прошлого века!..
— Прошу прощения, но это ты явилась из прошлого, а не я.
— К тому же ты самый настоящий махинатор и вообще сукин сын!
— Не так я представлял себе романтический ужин вдвоем! — усмехнулся Д.Б.
Но Сейдж уже чувствовала приятное опьянение и не собиралась и дальше выяснять с ним отношения. Бордо к ужину и превосходный коньяк на десерт временно примирили ее со всеми разочарованиями, которые она пережила сегодня. Будут и другие дни, рассуждала Сейдж; может, завтра или послезавтра ей представится иная возможность разоблачить его.
Когда ужин подошел к концу, медно-красное солнце уже опускалось за мыс, и внизу один за другим вспыхивали огни большого города.
— Я не хочу уезжать! — заявила Сейдж. — Мне нужно немного постоять на земле, иначе я не смогу сказать, что была здесь!
Д.Б. кивнул в ответ, и они спустились на лифте с прозрачными кабинами на площадь между башнями. Вспугивая стаи откормленных голубей, они вместе подошли к центру площади, где высилась какая-то абстрактная скульптура. Прислонившись к ее нагретому обливному боку, Сейдж подняла глаза и невольно залюбовалась небом, которое играло и переливалось неоново-желтыми, оранжевыми и розовыми красками заката. Голова мягко кружилась. Теплый, влажный воздух был насыщен ароматами экзотических цветов, восточных пряностей и запахами близкого моря. И, разумеется, она испытывала приятное волнение от близости человека, который запросто мог купить половину Солнечной системы и еще оставить чаевые.
Внезапно Д.Б. как-то весь подался вперед и неумело чмокнул ее в щеку. Сейдж удивленно повернулась к нему. Что это — он действительно покраснел или это просто отблеск заката упал на его лицо?
— Ты сделал это для репортеров? — осведомилась она.
— Н-нет, — смущенно ответил Д.Б. — Для себя. Прости…
Его непритворное замешательство показалось Сейдж очаровательным и милым.
— Это не поцелуй, — сообщила она. — Вот как надо!..
И, сжав руками голову Д.Б., Сейдж наградила его долгим, крепким поцелуем в губы. Это был самый настоящий поцелуй, без дураков.
Когда она наконец выпустила Д.Б., оказалось, что его очки запотели, и он неловко попытался протереть их.
Сейдж звонко расхохоталась.
— Ну-ка, кто быстрее добежит до лифта!
И она бросилась бежать. На полпути через площадь у нее соскочила туфля, но, несмотря на это, она все равно была у лифта раньше Д.Б. Задыхаясь от смеха и быстрого бега, Сейдж повернулась, чтобы подобрать туфлю, но Д.Б. схватил ее за руку и удержал.
— Оставь, — сказал он. — Быть может, какой-нибудь принц найдет твою туфельку и явится за тобой.
— На что мне принц? Что я буду с ним делать?
— Ну, не знаю. Может быть, ты его поцелуешь. Оконфузишь, как меня.
И Сейдж стало ясно, что он не шутит.
Молча они вернулись к самолету. Когда он взлетел, в небе уже гасли последние отблески заката. Д.Б. сидел совершенно неподвижно, уставившись в иллюминатор и не замечая, что Сейдж пристально за ним наблюдает. Лицо его выражало неудовлетворенность, печаль и какое-то страстное желание. Казалось просто невероятным, что такой человек, как он, может чего-то так отчаянно хотеть.
— У меня появилась идея, Сейдж, — сказал наконец Д.Б., поворачиваясь к ней. — Давай полетим в Париж и еще раз полюбуемся закатом.
Она улыбнулась.
— Не стоит летать вокруг земли, гоняясь за закатом, Д.Б.
— Но почему?
— Потому что… Потому что мы уже взрослые, и у каждого из нас есть свои дела. Особенно у тебя.
Д.Б. резко отвернулся и снова стал смотреть в окно. Теребя подлокотник кресла, он сказал:
— Ты подала мне великолепную идею…
— Людям она известна уже довольно давно.
— Наверное… — Д.Б. немного помолчал. — Скажи, ведь это была просто игра, притворство, не так ли?
А Сейдж не знала, что ему сказать. Неожиданно ей стало ясно: она сама не уверена в своих мыслях и чувствах.
— Да… — проговорила она наконец. — Если для тебя это была просто игра, значит, для меня тоже.
Вызванное вином беззаботное и игривое настроение внезапно испарилось, и Сейдж стало клонить в сон. Откинув спинку сиденья, она вытянулась во весь рост и вскоре задремала под ровный гул турбин. В какой-то момент Сейдж снова ненадолго открыла глаза и увидела, что Д.Б. пристально смотрит на нее, но выражение его лица было слишком сложным, чтобы она могла понять, что оно означает.
На следующее утро Сейдж проснулась в своей постели. Было уже довольно поздно, к тому же с похмелья у нее сильно болела голова. Включив экран на потолке, она с неудовольствием обнаружила свое лицо буквально во всех выпусках электронных газет-таблоидов. Одна из веб-страниц была целиком посвящена их поцелую на площади в Гонконге, мастерски запечатленному с помощью мощного телеобъектива. На другой странице продавалась за несколько тысяч долларов ее потерянная туфля.
— Черт! — выругалась Сейдж и позвонила Пэтти.
— Кто разрешил публиковать эти снимки? — раздраженно спросила она, потирая ноющие виски.
— Я, — ответила Пэтти таким жизнерадостным тоном, каким обычно рекламируют средство от запора. В ее волосах появились новые предметы — крошечный зонтик для коктейлей и статуя Венеры Милосской. — Не волнуйтесь, я обо всем позабочусь.
— Я не хотела, чтобы эти снимки попали в Сеть, — проворчала Сейдж. — Они… они носят слишком личный характер.
— Если вы мечтаете о личной жизни, Сейдж, в таком случае вы выбрали не ту планету. И не того человека.
Дав отбой, Сейдж долго сидела неподвижно и размышляла. Покуда она остается частью созданной «Метамемом» псевдореальности, ей вряд ли удастся стать собой. Даже самые искренние ее слова и поступки могли быть превратно истолкованы и использованы для обмана.
