Вскоре стало светлее, а еще несколько секунд спустя я с радостью увидел прямо перед собой ведущие наверх ступени и льющийся яркий дневной свет.
Осторожно я поднялся по ступеням и выглянул наружу. Прямо передо мной простиралась долина Футры с многочисленными сторожевыми башнями, сзади меня ровная местность с близлежащей грядой холмов. Мне здорово повезло -я попал на самую окраину города, и мои шансы на удачное бегство теперь выглядели совсем неплохо.
Первым моим намерением было спрятаться в туннеле и дождаться ночи, таков уж стереотип человеческого мышления. Но я вовремя вспомнил, что нахожусь в стране вечного полудня, и с улыбкой вышел на поверхность.
Вся долина Футры была покрыта высокой, до пояса, травой - замечательной цветущей травой Пеллюсидара. Каждая травинка заканчивалась миниатюрным пятилепестковым цветком, чьи разноцветные звездочки среди моря зелени придавали своеобразное очарование окружающему ландшафту. Но меня все же сильнее привлекали близлежащие холмы, к ним я и поспешил, варварски топча при этом столь редкостную красоту.
Перри утверждает, что сила тяжести во внутреннем мире меньше, чем во внешнем. Он даже как-то объяснял мне, почему, но я в таких делах никогда особенно не разбирался и большую часть его пояснений забыл. Помню только, что эта разница зависит в какой-то степени от силы притяжения со стороны внешней части земной коры, находящейся прямо напротив наблюдателя на другой стороне внутренней сферы. Но как бы то ни было, я всегда двигался с большей ловкостью во внутреннем мире, чем во внешнем, испытывая при этом божественное чувство легкости и безупречного владения всем телом. Нечто подобное иногда бывает во сне. Поэтому, мчась по долине Футры, я не просто бежал, а скорее летел. И все же, с каждым шагом к свободе, мысль о Перри все больше лишала привлекательности эту самую, едва обретенную волю. Я знал, что смогу считать себя свободным лишь в том случае, если выручу из беды и старика. Лишь надежда на то, что я принесу ему большую пользу, оказавшись на свободе, удержала меня от возвращения в Футру.
Чем можно было помочь Перри, я пока не представлял, но рассчитывал, что в будущем могут возникнуть какие-нибудь благоприятные обстоятельства для этого. Впрочем, уже тогда было очевидно, что ждать можно только чуда. Ну что я, голый и безоружный, мог предпринять в этом чужом мире? Я сомневался даже, что сумею вернуться в Футру, покинув равнину, а если и найду обратную дорогу, все равно не смогу прийти на помощь Перри.
Чем дольше я размышлял, тем безнадежнее казалось мне мое положение, но я упрямо двигался в направлении окружавших равнину холмов. Признаков погони у меня за спиной пока не наблюдалось, впереди тоже не было видно ни единого живого существа. Я шел словно по вымершей пустыне.
Само собой разумеется, я не имел представления, как долго брел по равнине, но наконец достиг холмов и углубился в них, следуя по красивейшему каньону, ведущему в сторону гор. По соседству журчал и веселился быстрый ручей. В его заводях я обнаружил множество рыб, на глаз четырех-пяти фунтов веса каждая. Наружностью они на удивление напоминали наших китов, отличаясь от них только расцветкой и размерами. Наблюдая за их повадками, я заметил, что они время от времени поднимаются на поверхность подышать воздухом и утолить голод местными водорослями и лишайником непривычной алой окраски, покрывавшим в изобилии камни над водой. Это позволило мне изловить одного из травоядных китообразных и с аппетитом утолить голод сырым, теплым мясом. К тому времени я уже привык питаться мясом в его естественном виде, брезгуя только внутренностями и глазами, к удовольствию Гака, которому я всегда отдавал подобные "деликатесы".
Потом я напился из прозрачной заводи, вымыл лицо и руки и продолжил свой путь. Добравшись до верховья ручья, я нашел что-то вроде подобия тропы, ведущей на гребень длинной скалистой гряды, за которой ступенчатый склон спускался к неподвижному внутреннему морю. На его поверхности можно было разглядеть несколько живописных островов.
Местность выглядела привлекательно, ни люди, ни хищники пока не покушались на мою вновь обретенную свободу. Я почти кувырком съехал по гладкому скользкому склону и очутился в чудесной долине, казавшейся единственным мирным пристанищем в этом жестоком мире.
Полого спускающийся к воде берег, по которому я шел, был усеян раковинами причудливых форм и расцветок. Одни из них были пусты, в других еще обитал тот или иной моллюск, которые во множестве разновидностей водились в прибрежных водах.
Необыкновенная тишина и красота нетронутой первобытной природы невольно наводили на мысль об Эдеме. Я чувствовал себя новым Адамом, в одиночестве отыскивающим свою Еву в дебрях юного мира. При одной этой мысли перед глазами вновь всплыли безупречные черты прекрасного лица в ореоле распущенных волос цвета воронова крыла.
Шагая по берегу, я больше смотрел под ноги, чем по сторонам. Неожиданная находка вмиг рассеяла мои романтические мечтания об одиночестве и покое в этом райском уголке, единственным властелином которого я себя ощутил, увы, на короткое время. Прямо передо мной на берегу лежала грубо выдолбленная из цельного ствола дерева пирога. На дне ее валялось примитивное весло.
Вернувшись к прозаической действительности, я немедленно осознал, что по-прежнему нахожусь в опасности, подстерегающей меня на каждом шагу. Очень скоро мне пришлось в этом убедиться. Со стороны склона донесся шум скатывающихся камней, а обернувшись в том направлении, я увидел и виновника этого шума - здоровенного меднокожего воина, со всех ног бегущего ко мне.
В поспешности, с которой он стремился сократить разделяющее нас расстояние, уже таилась угроза, поэтому поднятое над головой копье и зверски перекошенная физиономия ничего нового о его намерениях мне не сообщили. Осталось решить только один вопрос - куда бежать?
Краснокожий парень несся так быстро, что я сразу отбросил мысль соревноваться с ним в беге по пустынному пляжу. Оставался единственный выход пирога. Со скоростью, едва не превосходящей резвость моего противника, я столкнул ее в воду и прыгнул в нее.
Хозяин лодки разразился яростным криком, а секунду спустя, тяжелое копье с каменным наконечником, слегка задев мое плечо, глубоко вонзилось в корму. Но я уже схватил весло и лихорадочно заработал им, уводя пирогу как можно дальше от берега.
Оглянувшись назад, я увидел, что мой преследователь бросился в воду и поплыл за мной. Его могучие гребки сулили очень скоро сократить дистанцию между нами; как я ни старался, незнакомое в управлении судно упорно не желало меня слушаться и двигалось во все стороны, кроме той, которая была мне нужна. Все мои силы уходили на поддерживание курса.
Когда мы удалились от берега на несколько сот ярдов, мне стало ясно, что через полдюжины гребков мой соперник сможет ухватиться за корму пироги. В отчаянии, я с удвоенной энергией заработал этим прадедушкой всех весел, но ограбленный воин все равно неуклонно продолжал настигать меня.
Его рука уже нависла над кормой, когда из глубины поднялось гладкое гибкое тело. Он заметил его, а ужас, появившийся в его глазах, и исказившееся в смертельном испуге лицо уверили меня, что с его стороны мне больше опасаться нечего.
Вскипела вода, и вокруг тела воина обвились скользкие кольца ужасного чудовища - доисторического морского змея. Он раскрыл пасть с острыми клыками и длинным раздвоенным языком. Глаза выпукло сидели на страшной голове, покрытой костяными наростами, образующими подобие рогов.
Следя за этой безнадежной схваткой, я поймал на себе взгляд обреченного и готов был поклясться, что прочел в нем немую мольбу о помощи. Меня вдруг охватила волна сострадания к несчастному. В конце концов, он был таким же человеком, как и я, а то, что еще минуту назад он с удовольствием прикончил бы меня, стало не главным перед лицом угрожающей ему опасности.
Бессознательно я перестал грести, как только из воды показалось чудовище, и теперь пирога покачивалась на волнах в непосредственной близости от сплетенных тел. Змей, казалось, забавлялся с жертвой, прежде чем сомкнуть свои челюсти и увлечь добычу на дно. Массивное змеиное тело то расслабляло, то снова сжимало стальные кольца вокруг воина. Уродливая, широко раскрытая пасть угрожающе нависала над лицом человека, а раздвоенный язык то и дело касался медной кожи, молниеносно вылетая из-за острых клыков.
Обвитый змеем великан упорно сражался за свою жизнь. Каменным топором он наносил удары по роговой броне, покрывающей все тело животного, но с таким же успехом он мог бы стучать по ней кулаком.
Я не мог больше сидеть в бездействии и смотреть, как мой ближний становится добычей ужасной рептилии. В корме лодки все еще торчало вонзившееся в нее копье, пущенное тем, кого мне предстояло спасти. Сильным рывком я выдернул копье, с трудом поднялся на ноги в раскачивающейся пироге и изо всех сил вогнал его глубоко в раскрытую пасть морского змея. С громким шипением он отпустил свою жертву и бросился в мою сторону, но копье, застрявшее в горле, помешало ему схватить меня, хотя в попытке сделать это он чуть не перевернул лодку.
