– Кто сказал?
– Евгений Стальевич, владелец…
– Я знаю! – перебил меня рыжий.
Ну, разумеется, знает, они ведь со Стальевичем входят в элитную компанию рекламодателей ночного клуба «Переплетение». Владельцы подвального бара и мелкого магазина сувениров. Дают рекламу в клубе, в который неспособен прорваться директор Мальцев со всей своей охраной, связями в полиции, Следственном комитете, ФСБ и прокуратуре, со всеми своими деньгами, в конце концов. А эти двое оставляют в «Переплетении» свои визитки.
– Тебя Стальевич прислал?
– Нет, я сам по себе.
– Но он помог, – уточнил Ржавый.
– Рассказал, как тебя застать, – честно признался я.
– А зачем я тебе один?
– Задать вопросы.
– Полиция?
– Юрий Федра, частный детектив.
Особой радости мой ответ не вызвал, но и гнать меня бармен не стал: упоминание Стальевича подействовало на него самым благотворным образом. Интересно, что будет, если я прикроюсь старым хрычом в самом «Переплетении»?
Однако додумать интересную мысль мне не дали.
– Что ты расследуешь?
– Убийство Тины Мальцевой.
– Здесь она никогда не появлялась.
Ржавый ответил быстро. Очень быстро. Но не заученно и лживо, а спокойно, как будто знал Тину, понимаете? Не слышал о ней, не читал в газетах, а знал и потому не удивился моему визиту. Тина здесь не появлялась, хотя могла, – именно так прозвучал ответ бармена для тех, кто умеет слушать. Но как, скажите на милость, связана жена могущественного директора с дурацким баром в подвале? Общее прошлое? Нет. Ржавый не сказал: «перестала появляться», он сказал: «никогда не появлялась». Но Тина об этом баре знала, и, если бы зашла, никто не удивился бы.
Ну и как, скажите на милость, мне выстраивать дальнейший диалог?
– Я догадывался, что Тине здесь нечего делать.
– Тогда зачем пришёл?
– Потому что вы моя единственная зацепка. – После неудачной шутки насчёт двери я стал осторожен и поинтересовался: – Не обидитесь на мои следующие слова?
– Постараюсь, – проворчал бармен. И допил стакан.
А мне, между прочим, ничего не предложил. Даже за деньги.
– Моя единственная зацепка такова: мне рассказали, что Тина гуляла со «ржавым качком». Здесь бывают ржавые качки?
Хорошо, что я попросил разрешения говорить как есть. Поскольку то, что мелькнуло во взгляде бармена сразу после этого словосочетания, могло закончиться непредумышленным убийством.
А ответ я услышал, лишь досчитав до десяти.
– Так моих… моих друзей называют те, кто нас недолюбливает, – хмуро ответил Ржавый, вертя в руке пустой стакан. И как будто раздумывая: скормить его мне или не надо? – Так получилось, что среди нас много рыжих. Словно специально подобрались.
– Рыжие и крепкие?
– Да. – Бармен помолчал. – Тина сюда не приходила, но нашими парнями интересовалась. Ей нравились крепкие.
– И с Рудольфом она общалась?
Честное благородное слово: я выстрелил наугад. Неожиданно подумал, что иностранное имя прекрасно согласуется с псевдорыцарским антуражем, и тут же ляпнул.
И сорвал джекпот.
– Странно, что ты упомянул это имя, – ОЧЕНЬ медленно произнёс Ржавый, глядя на меня не мигая.
А у меня мурашки по спине побежали. Не от страха, от предвкушения.
– Почему?
– Потому что Руд исчез больше года назад, и Тину о нём расспрашивали.
Вот оно!!!
Какие мурашки? Я практически вспотел от напряжения. Я понял, что ухватился не за ниточку даже, а за толстенный канат, и боялся одного: что Ржавый замолчит.
– Как Рудольф исчез?
– Не прикидывайся кретином, – попросил бармен. – Если бы мы знали, что случилось, то нашли бы его. Руд просто исчез: вышел из дома и не вернулся. И мы, несмотря на все наши возможности, не смогли его отыскать.
– В полицию заявляли?
– Тебя действительно прислал Стальевич?
И я вспомнил: рекламодатели частного ночного клуба. Владельцы «Переплетения» плевать хотели на директора Мальцева, а значит, их возможности по-настоящему велики. Наверняка Ржавый обратился к ним.
– Мне очень жаль.
– Мы давно смирились. – Бармен налил себе ещё. Подумал, выставил второй стакан и угостил меня из своей личной бутылки. – За Руда! Где бы он сейчас ни был!
Мы выпили не чокаясь.
И я подумал, что необходимо прикупить пару бутылок этого ржавого пойла, сколько бы оно ни стоило.
– Как видишь, Юра, твоя зацепка оказалась ошибкой, – с участием произнес Ржавый. – Кто был её нынешним любовником, я не знаю, но точно никто из наших: в последний раз ею хвастались месяца три назад, не меньше.
Мне повезло, что бармен мыслил достаточно прямолинейно и не знал о появившейся на чердаке надписи. Я молча кивнул, признавая его правоту: версия и впрямь оказалась ошибочной, – сделал ещё глоток чудесного пойла и попросил рассказать о Рудольфе. В данных обстоятельствах это выглядело как проявление сочувствия, и Ржавый повёлся.
Только не считайте меня циничной скотиной, ладно? Мне действительно было жаль молодого парня, и я не виноват, что проявление сочувствия к его судьбе стало способом разведения бармена на интересующую меня информацию.
Так получилось.
– Это печальная история, – предупредил Ржавый, повторно наполняя наши стаканы. Чёрт! Если он расщедрится на третью, я потребую, чтобы он меня усыновил! Таинственный ликёр был самым вкусным из всего крепкого, что я когда-либо пил. – Жил в… Москве молодой и подающий надежду… воин.
– Офицер?
– Младший. Потому что молодой. Но у парня были задатки, был талант, его отец гордился им. А мать… Его мать умерла лет двадцать назад. И за парня отвечал только отец. Винсент Шарге.
– А парня звали Рудольфом?
– В честь дедушки, – подтвердил бармен. – Винсент мечтал увидеть парня… генералом, и Руд старался, оправдывал авансы. Работал, тренировался, даже повоевать успел…
Из-за постоянных пауз казалось, что Ржавый подбирает правильные слова, но мне его запинания не мешали. Вы, возможно, удивитесь, но слушать я умею гораздо лучше, чем говорить.
– Догадываешься, в чём Руд ни капельки не разбирался?
– В женщинах, – протянул я, припомнив, что разговор начался с Тины.
– Совершенно верно, – кивнул бармен. – Парень, конечно, знал, как к ним подступиться с точки зрения физиологии, но общаться не умел. И не понимал их. Мы с Винсентом видели, что Руд немного стеснителен, но надеялись, что его вот-вот приберёт к рукам правильная, мудрая женщина.
– Тина?
– Самое плохое, что могло с ним случиться, – отрезал Ржавый. – Целеустремленная стерва, думающая только о деньгах и удовольствиях.
– Как Рудольф познакомился с нею?
– Понятия не имею.
– Они были любовниками?
– Нет, Спящий тебя забудь, он ей стихи писал. – Бармен посмотрел на меня, как на идиота. – Конечно, они были любовниками.
Припал к богатой стерве из-за денег? Почему нет? Но как это связано с его исчезновением? Неужели Мальцев устранил любовника молодой жены?
– Почему вы решили, что Тина могла быть причастна к исчезновению Рудольфа?
Как ни странно, я опять ляпнул не то, потому что взгляд Ржавого не изменился.
– С чего ты взял, чел? Ведьма с ним играла, но и только, она ведь по другой части: ноги раздвигать. А на той неделе, когда он исчез, на город накатил довольно крупный отряд отмороженных Луминаров, так что все подумали на них. – Он замер с открытым ртом как человек, сообразивший, что сморозил очень много лишнего, выдержал паузу в несколько секунд и закончил: – Никто не рискнет связываться со ржавыми качками.
И резко допил свой стакан. И убрал его со стойки. И бутылку тоже спрятал, жадина.
Я кивнул, в очередной раз соглашаясь с утверждением собеседника, и осведомился:
– Я могу поговорить с отцом Рудольфа?
– Только если веришь в загробную жизнь, – не глядя на меня, ответил бармен. – Винсент умер три месяца назад.
* * *
Вообще-то я не собирался проводить в тот день третью встречу: первые две показались мне достаточно продуктивными, дали массу пищи для размышлений, и впереди меня ожидал чарующий вечер с самым прекрасным на свете следователем. Куда ж тут ещё работать, помилуйте! Так что, выходя из «Ржавого топора», я планировал ехать домой, домой и только домой – готовиться к ужину. Но планы, как это часто бывает, оказались нарушены самым бесцеремонным образом. Бесцеремонных образов было два, в каждом по шесть с лишним футов роста, по триста фунтов веса, а силы хватило бы на пару боевых быков. Так мне показалось, во всяком случае. Это я насчет силы. А ещё они были рыжими, как Топор, в смысле как Ржавый бармен, и такими же кареглазыми.
Эти двое взяли меня у края тротуара, куда я вышел, дабы поймать такси. Подобрались бесшумно, очень профессионально придавили, предложили не трепыхаться, не привлекать внимания окружающих и нежно, буквально на руках внесли на заднее сиденье подъехавшего лимузина. Один остался снаружи, а второй плюхнулся рядом и чуть меня приобнял, делом доказывая, что главная на свете добродетель звучит: «Не рыпайся!»
