на ней нет. Дети — это Божья воля. Я вообще слышал, будто старица София добровольно постриглась. Что долго и слезно молила царя, чтобы отпустил ее за него Богу молиться, а он не соглашался. А когда все же решился, золота пропасть в этот монастырь вбухал, чтобы жена его любимая ни в чем нужды не ощущала.
— Вот-вот, дома говорили, государь Соломонии после развода подарил богатое село Вышеславское, чтобы та кормилась с него и нужды не знала, — кивнул Томило.
— Да уж, Андрей Михайлович33 здесь чего-то того, перемудрил. Сказал, как в лужу пернул. Не зря его наш государь не любит. — Ждан сделал губами неприличный звук, опричники расхохотались.
— Мне нянька рассказывала, будто бы, когда Соломонию из кельи той первой выгнали, одна из бывших с нею баб на царевых слуг кидаться стала и будто бы кто-то толкнул ее несильно, а та упала и о печку голову себе расшибла, — произнес таинственным шепотом Брага.
— Ага, точно. И мне нянька говорила, нам обоим говорила, будто бы ее там, в келье той страшной, так и заперли, полуживую, — поддержал брата нетерпеливый Ждан. — И уж потом она там очнулась и кричала, и плакала. Да только никто дверь уже не распечатал. Потому как приказ такой был, чтобы не открывать. Так до сих пор лежит она без отпевания, без погребения и в полночь…
— Полно глупости молоть, — оборвал их Волков. — Как же, мертвое тело в закрытой келье. Оно же небось воняло бы на весь монастырь.
— Нянька сказывала. — Брага почесал в затылке. — Но бывает ведь такое, что в стенах замуровывают, в подвалах, а потом, через много лет, находят…
— В подвалах обычно люди не живут. А тут не подвал, тут жилая часть монастыря, думать надо!
— А что как правда? — не унимался Брага. — А что коли войдем, а на полу кости, попомните тогда, что мы с братом вам рассказывали, как предупреждали.
— Что же, келью старицы Софии мы скоро сами увидим. — Какое-то время Волков перечитывал документ. Опричники молчали. — Вывод. Ни одному из данных свидетельств нельзя полностью верить. А кому тогда можно? Задачка. Ладно. В монастыре попробуем отыскать, кто еще помнит Соломонию, так что разделимся. Часть со мной пойдет, а часть… — Он снова задумался. — В деле имеются две свидетельницы, утверждающие, будто бы великая княгиня сообщила им о своей беременности, это, — он заглянул в бумагу, — жены казнохранителя Георгия Малого и постельничего Якова Мазура.
— Настасья Мазура — бабка моя родная, жива старушка, с отцом моим и матерью в имении проживает. Чудит только в последние годы, — просиял Булыга Рогов. — Временами видит себя красной девицей.
Опричники прыснули.
— Ага. Тогда прихорашивается, просит яркую ленту в косу ей заплести и сарафан пошить, чтобы на синем фоне алые цветики, как у какой-то ее подружки, у этой, как ее, — Таньки Кречетовой. Я и не слышал про такую. Смех один. Я того, могу съездить и расспросить.
— Сам съезжу, а ты проводишь. Про супружницу Малого хорошо бы выяснить, если, конечно, кто-то еще помнит такую. Жива ли? А коли померла, придется родных расспросить, может, говорила чего о том времени, когда самой царице прислуживала. Такое ведь не забывается. После монастыря поеду с тобой, Булыга, с бабушкой твоей переговорю. А пока в Покровском будем, постарайся там выяснить, кто Соломонии служил, и список составь. А ты, Митка, в Москву поедешь, про этого, как его, Сигизмунда фон Герберштейна порасспросишь. И еще были такие Николай Немчин и Максим Грек. Про них тоже не забудь справиться. В помощь кого дать?
Митка пожал плечами и покосился на сидящего рядом Васку.
— Добре. Вместе поедете. Так и порешим.
Глава 4
КЕЛЬЯ ВЕЛИКОЙ КНЯГИНИ
После того все поели и немного отдохнули. Волков и сам был бы не против поваляться часок-другой после обеда, но государь торопил, а зимний день, как известно, недолог, чуть недоглядишь — и ехать придется в кромешной тьме. Рассчитывая, что дотемна ребята доберутся до деревни Михайловки — вотчины Холоповых — и там заночуют, дабы продолжить путь с рассветом, Волков торопил их как мог. Шутка ли сказать: одни, без охраны, — в лесу же и волки могут напасть, и шатун из берлоги на беду вылезти, да и разбойнички нет-нет да и пошаливали, нападая на одиноких путников. Одно счастье, Митка вырос в этих краях, каждую тропинку знает, не пропадет.
Проводив побратимов до ворот, Волков еще раз предложил послать с ними охрану, но оба опричника только весело отмахнулись от его заботы. Понятное дело, дома у Митки сестра-красавица, а Васка хоть и не вышел лицом али ростом, зато сердце золотое имеет, с таким мужем девка как у бога за пазухой заживет. Да и денег на царской службе худо-бедно женишок подкопил, в своей деревеньке в прошлом годе дом обустроил с погребом, коров рыжих, с Литовского княжества пригнанных, на ярмарке приобрел да всякой мелкой живности — курочек, уточек; говорят, даже кроликов выращивать стал по совету ученого немца из Риги. В общем, не просто так Митка везет друга к себе домой. И посторонние им там только помехой будут. Не ровен час, капризная Василиса начнет сравнивать неказистого Васку с кем-нибудь из сопровождающих их хлопцев, и сравнение окажется не в пользу жениха. Тогда всем Миткиным планам каюк, а Васка от горя, поди, запьет.
Говорят, зимой лес и поле спят и сны видят, жизнь замирает и даже лешаки ходят на цыпочках, дабы не потревожить священного сна. Что снится лесу? Красные от спелых ягод поляны ароматной земляники, богато обвешанные синеватыми ягодами кустики голубики, заросли сладкой лесной малины… грибы белые и подберезовики, подосиновики и грузди, нарядные рыжие лисички и розовые, похожие на немецкие тарелки волнушки. Что снится лесу? А что приснится, то и народится. И с полем так же, поле видит сияющие на солнце золотые колосья и подсолнухи, что поворачивают голову вслед за светилом, словно боятся отвести от него влюбленных глаз. Что снится полю…
В монастырь Волков отправился в сопровождении восьмерых побратимов, одетых, как это было принято в опричном войске, в черное, но да Юрий Сигизмундович и не собирался маскироваться. Как раз наоборот, говорят, в чужой монастырь со своим уставом не ездят, Волков же отправлялся туда не с уставом, а с приказом царя, а потому действовать следовало уверенно и быстро, не давая возможности опомниться.
Конечно, если игуменья или кто-то еще решил стереть следы в келье, украсть улики или добавить новые, за сорок
