«Плохо дело», – подумала я, в свете уличного фонаря увидев ее напряженно застывшее лицо. Что в таких случаях надо говорить? Какие слова?
В конце концов я решила просто поздороваться, хотя сейчас сделать это было непросто:
– Добрый вечер.
Пожилая женщина тихо кивнула мне в ответ, совсем как ее дочь, и слабо улыбнулась.
Я сразу вспомнила маму после смерти Маю. Тогда в ней тоже чувствовалась эта напряженность, окаменелость.
Мы молча разошлись.
Подождав немного, я обернулась и увидела, что пожилая женщина все также бесшумно бредет дальше по ночной улице. При одном только взгляде на то, как она движется, становилось ясно, что она не вполне осознает происходящее. Думаю, она меня не узнала. Куда она шла? Не знаю. Наверное, просто не могла больше оставаться в доме, наполненном призраками прошлого.
Эта ночь, в которой было место и месяцу, и фонарю, и темноте, и соседскому коту, пробежавшему сейчас мимо меня, и спящим домам, – эта ночь стала достойным завершением сегодняшнего дня. Мне было странно думать о том, что сегодня все началось с Миямото и закончилось ею же. Не самая достойная мысль, но что поделаешь.
… Кажется, я ничего не забываю. События одно за другим падают в копилку моей памяти, чтобы храниться там вечно.
3. Мама и ее мучительное здоровье
Моя мама необычный человек.
Уже больше двадцати лет мы живем вместе, но я до сих пор не до конца ее понимаю.
У мамы смуглая кожа, миндалевидные глаза и маленькая изящная фигура. Она ужасно похожа на уменьшенную Кикко Мацуока (если кто не знает, была такая актриса). Правда, маме жутко не нравится, когда ей об этом говорят.
Мама чуть красивее среднестатистической японки средних лет. Чаще всего она пребывает в состоянии мучительного колебания, легко может впасть в истерику из-за какой-нибудь ерунды, но иногда выражает свое мнение очень решительно и однозначно.
И, как ни странно, ей это удается лучше всего.
В такие моменты мама, устремив глаза прямо на меня, четко – почти по слогам – произносит единственно возможные, словно с неба данные, слова. И в ее чистом, незамутненном голосе слышна непоколебимая уверенность. Этот дар перешел от нее ко мне – вместе с той любовью, с которой она меня растила. Я тоже храню в себе неисчерпаемую силу сердца, в котором нет места надменности и слабости.
Если когда-нибудь я уеду далеко, куда-нибудь за границу, уеду на месяц или больше и там, под чужим небом, стану вспоминать свою маму, что же, интересно, я вспомню?
Мне легче сказать о том, чего я не вспомню: я не вспомню ее улыбку, не вспомню ее доброту… Маме много чего выпало в жизни. Гораздо больше, чем другим женщинам. Она родила меня, родила Маю, похоронила первого мужа, вышла замуж во второй раз, родила Ёшио, развелась, похоронила Маю… Нет смысла печалиться и роптать на жизнь, но в мамином сосредоточенном взгляде мне чудится нечто, что можно назвать «праведным гневом». В бездонном космосе ее зрачков я ловлю отблески гнева – гнева на судьбу, и к этим отблескам примешивается всплывшая из самых глубин женская гордость…
Вот что я вспомню, подумав о маме.
А когда я вернусь, мама встретит меня, поблагодарит за подарки, расскажет, подробно и пространно, миллион скучнейших историй о том, что произошло за время моего отсутствия, будет громко и неприлично хохотать – короче, окажется самой обычной пошлой теткой. Но как бы то ни было, в сердце моем хранится совсем другой образ.
При взгляде со стороны кажется, что в маме есть какой-то секрет.
Отец, наверное, тоже чувствовал что-то похожее. Да и вообще все мамины мужчины, должно быть, чувствовали эту скрытую в ней тайну.
Первое, что пришло в мою сонную голову этим утром, – мысль о маме, а все потому, что, едва проснувшись, я выглянула в окно и увидела, как она удаляется от дома, выстукивая каблучками незатейливую мелодию. Мамины волосы, отливающие на солнце медью, разлетались в такт ее шагам.
Мой младший раз брат Ёшио уже несколько дней прогуливал школу, и сегодня утром мама должна была идти к директору.
Из школы позвонили в четверг.
– Не пришел? – сказала мама каким-то странным голосом.
Было около двух часов дня. Я уже встала и тупо сидела на кухне перед включенным телевизором. Мамин голос привел меня в чувство. Сонливость как рукой сняло, нескольких фраз хватило, чтобы я поняла – разговор идет о Ёшио.
«Вот идиот!» – подумала я. Прогуливать надо с умом, чтобы в школе не догадались. А он просто не появлялся ни на одном уроке, и все.
Мама разговаривала по телефону. Я не прислушивалась специально, но слышала практически каждое ее слово, хотя она говорила очень тихо. От вкрадчивого звука маминого голоса я вдруг вспомнила один давно забытый эпизод из своей прошлой жизни.
Я училась классе в восьмом и впервые сознательно прогуливала школу – отправилась на свидание со старшеклассником. Этот случай совершенно вылетел у меня из головы, и теперь, как я ни старалась, я не могла вспомнить лицо этого мальчика.
Разумеется, до этого мне случалось прогуливать уроки, но все происходило как-то само собой, не запланировано. Однако на этот раз я впервые в жизни продумала все заранее: не только место встречи, но и подробный план действий, вплоть до переодевания в туалете.
Мы с мальчиком пошли в кино. Во время анонсов новых фильмов мы целовались, потом крепко держали друг друга за руку, так что даже вспотели ладони. После фильма мы пошли в кафе – стекляшку и долго сидели там вдвоем. Я вспомнила красивый столик и тонкую серебряную ложку. Вспомнила запотевший стакан с холодной водой, едва уловимый лимонный аромат, крепкий кофе – эспрессо и сладкое пирожное.
Мы разговаривали, глядя на улицу. Напротив кафе располагался зал игровых автоматов, неоновые огни которого не выключались даже днем. Казалось, характерный шум с той стороны улицы проникает сквозь толстые стекла кафе.
И я вдруг поняла, что игровые автоматы для меня гораздо привлекательнее, чем это свидание. «Мне еще рано», – подумала я про себя. Мне еще рано целоваться, рано переодеваться в туалете.
Я вдруг пережила все это заново, хотя буквально несколько мгновений назад даже не помнила об этом случае.
Я не могу похвастаться своей памятью – зачастую не помню, что было со мной вчера, что я чувствовала, о чем думала. Но иногда я вдруг вспоминаю события из далекого прошлого, как будто это происходит прямо сейчас. Воспоминание становится реальным, осязаемым, приобретает тяжесть и плотность: я вдыхаю тот воздух, переживаю те ощущения, нахожусь в том пейзаже…
Реальность воспоминания мучительна.
Все такое… такое яркое, сочное, что я теряюсь и перестаю понимать, где я нахожусь – все еще в настоящем или уже в прошлом.
Встречи с друзьями помогают мне получить некую целостную картину, – мы сидим и вспоминаем наше общее прошлое, и мне удастся почувствовать себя нынешнюю более настоящей, реальной… Пусть всего лишь в контексте этих отрывочных воспоминаний, но какое же это облегчение! Однако именно поэтому момент расставания стал для меня невыносимым испытанием. Почва буквально уходит у меня из-под ног, и мне кажется, что я вот-вот сойду с ума.
Совсем недавно я встречалась с одной своей давней знакомой. Мы ужинали в ресторане и вспоминали всякие случаи из прошлого, а потом я вдруг так испугалась, что она уйдет, и я останусь совсем одна, наедине с этими ожившими воспоминаниями… В общем, ей пришлось провожать меня до дома.
Мы стояли перед рестораном, уже сказав друг другу обычное «ну пока, не пропадай», как вдруг, оглянувшись на тонущий в сумерках город, на подсвеченные лучами заходящего солнца темные силуэты небоскребов, на ползущую вдоль вечерних витрин необъятную толпу, я поняла, что не знаю, куда идти, не знаю, куда возвращаться.
Домой? А вдруг я что-то напутала? Может, мне надо на работу? А если все-таки домой, то кто меня там ждет? Почему дом, из которого я ушла сегодня утром, сейчас кажется мне таким далеким?
Я окончательно запуталась и испугалась. Окружающий мир был далек, как полузабытый сон. В пространстве моей реальности не было никого, кроме меня. Одна я застряла в никогда и нигде на равном удалении от всего чего бы то ни было…
Такое случалось со мной довольно часто. Обычно это длилось несколько мгновений, потом проходило, и, сообразив, куда мне нужно идти, я в конце концов всегда добиралась до места.
Но в тот раз, расставаясь с подругой, я вдруг непроизвольно всхлипнула, как будто расставалась с самым дорогим для меня человеком, и она испуганно спросила:
– Что с тобой? Что-то случилось?
Я начала сбивчиво объяснять, и она, внимательно меня выслушав, сказала, что поедет со мной.
Добравшись до дома, мы поднялись ко мне, и там, в моей комнате, запивая вкуснейший чизкейк горячим кофе, она совсем необидно сказала:
– Может быть, стоит еще раз провериться у врача?
В ее голосе не было насмешки, и я действительно не обиделась. И даже подумала, что, наверное, она права и, может, действительно мне стоит показаться врачу. Но потом представила себе, как врач выслушивает меня и с умным видом выносит свой вердикт: «синдром такой-то». И ходи потом до самой смерти с этим ярлыком. Нет уж, спасибо!
