- Спасибо и на этом, - чуть слышно проговорила Репиха, кланяясь барину в ноги.
Глава IX
Имогена
Выйдя из заключения, Репа отправился прямо в корчму, а не домой. Что же, ведь известно, что всякий мужик с горя пьет. Из корчмы, движимый той же мыслью, что и жена, он пошел к Скорабевскому и, как оказалось, сделал большую глупость.
В пьяном виде он не понимал, что говорит, и был чересчур настойчив. Когда пан Скорабевский изложил ему свой "принцип невмешательства", Репа не только не понял этого в высшей степени дипломатического принципа, но и со всей грубостью, свойственной мужикам, весьма непочтительно выразился о нем, за что его Скорабевский вышвырнул за дверь.
Вернувшись домой, он сам рассказал жене:
- Был я у барина.
- Что же, без толку?
- Поджечь бы их, собачьих детей! - и он стукнул кулаком по столу.
- Тише ты! Лучше скажи, что тебе сказал барин?
- Отослал меня к начальнику... Чтоб его...
- Ну вот, видно, придется теперь ехать в Ословицы.
- И поеду! Или уж выше пана никого нет на свете?
Удивительное дело! После своего визита в усадьбу Репа даже о писаре и о войте не отзывался с такой страстной ненавистью, как о пане Скорабевском. Войт и писарь здорово ему навредили, но он понимал, что им это так и полагается. А вот пан - это другое дело, пан мог его спасти и не захотел.
- Я и поеду, - подхватил Репа, - я ему покажу, что мы и без него не пропадем.
- Нет, уж сиди ты, горемыка, дома, лучше я поеду. Ты, как выпьешь, так сейчас нагрубишь начальству и еще хуже сделаешь.
Репа сначала было не соглашался, но к вечеру пошел в корчму "заморить червячка", на другой день опять; тогда жена, не говоря ни слова, оставила все на волю божью и в среду, взяв с собой ребенка, отправилась в Ословицы.
Лошадь нужна была в хозяйстве, и баба решила идти пешком. Вышла она из дому еще до восхода солнца, так как до Ословиц было более двадцати верст. Она надеялась, что встретит по дороге добрых людей, которые ее подвезут, но не встретила никого. Часу в девятом утра, устав, она села отдохнуть на опушке леса, съела краюшку хлеба и пару яиц, которые захватила с собой в кошелке, и продолжала свой путь. Солнце начало сильно припекать, а потому Репиха, увидев арендатора Гершека из Вжецёндз, который вез гусей на продажу, стала его просить подвезти ее до города.
- Ступай себе с богом, - отвечал Гершек, - здесь такой песок, что конь и меня одного еле тащит. Хотя... дашь злотый, тогда подвезу.
Репиха только теперь вспомнила, что у нее в узелке была всего одна трехкопеечная монета; она было хотела дать ее Гершку, но он засмеялся:
- Три копейки? Это тоже на земле не валяется, это тоже деньги. Ну-ну!
С этими словами он стегнул лошадь и поехал дальше. Между тем становилось все жарче, пот градом катился по лицу Репихи, но она, собрав все силы, продолжала идти и через час была в Ословицах.
Всякому, кто хорошо знает географию, известно, что, въезжая в Ословицы со стороны Бараньей Головы, нужно проехать мимо реформатской церкви, в которой раньше была чудотворная икона божьей матери и возле которой еще и поныне каждое воскресенье собирается целая вереница нищих, горланящих что есть мочи. Репиха пришла в будни и застала возле церкви всего лишь одного нищего; он высунул из-под лохмотьев голую ногу без пальцев, вытянул ее во всю длину и, держа в руке банку от ваксы, пел молитву пресвятой богородице.
Завидев прохожего, он переставал петь, но вытягивал дальше свою беспалую ногу и кричал так, словно с него кожу сдирали:
- Добрые люди! Подайте несчастному калеке! Дай вам бог доброго здоровья!
Разглядев его, Репиха развязала свой узелок и, вынув оттуда монету, подала ее нищему со словами:
- Найдешь пять грошей сдачи?
Она собиралась дать ему только грош, но нищий, почувствовав в своей руке деньги, не захотел уж с ними расставаться и давай ругаться:
- Для бога пожалела! Смотри, и он тебе пожалеет счастья. Убирайся ты к лешему, пока цела!
Репиха подумала: "Пусть уж берет во славу божию!" - и пошла дальше.
Придя на рынок, она испугалась. Легко попасть в Ословицы, но заблудиться в них еще легче. Шутка ли, такой город! В незнакомую деревню придешь - и то приходится спрашивать, где кто живет, что же говорить об Ословицах?
"Ох, заблужусь я тут, как в лесу", - подумала Репиха. Но ей ничего иного не оставалось, как спрашивать у прохожих. Про комиссара она скоро расспросила, но, подойдя к его дому, узнала, что тот уехал в губернию. Что же касается начальника, то ей сказали, что надо его искать в присутствии. А где же это присутствие?
Ох, и глупая же баба! Да здесь, в Ословицах, где же еще? И она пошла искать присутствие в Ословицах. Долго она его искала, смотрит: стоит зеленый дворец, громадный - просто страх берет, с орлом на воротах, а перед ним видимо-невидимо экипажей, бричек и тележек. Репиха подумала, что здесь ярмарка.
- А где же тут присутствие? - спросила она какого-то господина во фраке и низенько поклонилась ему.
- Ты ведь стоишь перед ним.
Она собралась с духом и вошла в здание. Смотрит: везде коридоры, а в них налево двери, направо двери и впереди двери, еще и еще, и на каждой какие-то буквы. Репиха перекрестилась и, робко отворив первую дверь, очутилась в громадной комнате, разделенной перегородками, как костел.
За перегородкой сидел какой-то господин во фраке с золотыми пуговицами и с пером за ухом, а перед ним толпилась целая куча господ. Господа все платили, платили, а тот, во фраке, только курил папиросы и писал квитанции, которые и отдавал господам. Как кто получит такую квитанцию, так сразу и уходит. Репиха подумала, что здесь, наверно, нужно платить, и пожалела о своих трех копейках, а затем с робостью подошла к загородке.
Но там никто на нее и не взглянул. Репиха стоит уже час; одни уходят, другие приходят, часы за перегородкой тикают, а она все стоит. Понемногу народу становилось все меньше, и, наконец, все разошлись. Чиновник сел за стол и начал писать. Тогда Репиха осмелилась и чуть слышно проговорила:
- Слава Иисусу.
- Чего тебе?
- Господин начальник!..
- Здесь касса.
- Господин начальник!..
- Говорят тебе, здесь касса.
- А начальник-то где?
Чиновник указал другим концом пера на дверь и пробормотал:
- Там.
Репиха снова очутилась в коридоре. Там... но где же, где же это "там"? Дверей всюду не сочтешь, а в какую идти? Народу множество, все снуют взад и вперед; наконец, видит: стоит в этой толпе мужик с кнутом, Репиха к нему:
- Отец!
- Чего тебе?
- Откуда вы?
- Из Вепжовиск, а что?
- Где тут начальник?
- Кто его знает!
Потом она спросила еще кого-то, с золотыми пуговицами, но уже не во фраке, а с продранными локтями. Тот даже не выслушал ее, а только буркнул:
- Некогда мне.
Репиха опять пошла в первую попавшуюся дверь; не знала она, бедняжка, что на этой двери было написано: "Вход посторонним воспрещается". К числу служащих она не относилась, а надписи, как я уже упомянул, не читала.
Она отворила потихоньку дверь - смотрит: пустая комната, под окном скамейка, на скамейке сидит какой-то человек и дремлет. Дальше дверь в другую комнату, а там расхаживают какие-то господа во фраках и мундирах.
Репиха подошла к тому, который дремал на скамейке. Его она меньше боялась: он ей показался попроще, да к тому же она заметила, что сапоги на нем были рваные.
Репиха дернула его за рукав.
Он вскочил и, только взглянув на нее, как крикнет:
- Нельзя! Пошла вон!
Бабенка - бежать, а он дал ей пинка и с силой захлопнул за ней дверь. Репиха в третий раз очутилась в том же самом коридоре.
Она села возле какой-то двери и с истинно крестьянским терпением решила здесь сидеть до конца света. "Может, кто и спросит меня", - думала она. Репиха не плакала, но поминутно терла глаза, потому что они у нее чесались, а коридор со всеми дверьми начал перед ней Кружиться.
Между тем люди мелькали мимо нее то направо, то налево, хлопали дверьми, громко разговаривали - словом, шум и гам был такой, как на ярмарке.
Наконец, господь все же смилостивился над ней. Мимо нее из дверей вышел степенный шляхтич, которого она не раз видела в костеле во Вжецёндзах. Наткнувшись на нее, он спросил:
- Ты что здесь сидишь, а?
- Я к начальнику.
- Так здесь же судебный пристав, а не начальник.
Шляхтич указал ей на дверь в глубине коридора.
- Вот там, где зеленая дощечка, поняла? Но теперь не ходи к нему: он занят. Поняла? Подожди лучше здесь, он должен пройти мимо.
И шляхтич пошел дальше, а Репиха посмотрела ему вслед, словно это был ее ангел-хранитель.
Однако ей пришлось еще долго ждать. Наконец, дверь с зеленой дощечкой с треском распахнулась, из нее вышел немолодой военный и быстро, шумно зашагал по коридору. Ох, вот уж по нем сразу можно было узнать, что это начальник, потому что за ним вприпрыжку семенило несколько просителей, забегая то с одной, то с другой стороны, причем до ушей Репихи долетали восклицания: "Господин начальник! Господин начальник, одно только словечко! Будьте так добры!" Но он их не слушал и шел дальше. У Репихи в глазах потемнело при виде его. "Да будет воля господня!" - промелькнуло у нее в голове; она вышла на середину коридора и, упав на колени, загородила ему дорогу.
