Он похож на большого ленивого медведя с коричневого цвета бородой и золотой сережкой в левом ухе — шесть футов ростом и покачивающейся походкой двухсот двадцати фунтов веса. Его обычная одежда состоит из черных провисших джинсов, желтых рабочих ботинок и клетчатой рубахи дровосека. Он нечасто меняет свое нательное белье. Он шумно ест. Ему не везет в сердечных отношениях. Изо всех занятий в его жизни, самое любимое — играть на ударных инструментах. Он был шумным ребенком, возмутителем спокойствия недисциплинированной жизнерадостностью и неловкой, внезапной агрессивностью; и когда его родители подарили ему барабан на двенадцатилетие, надеясь, что его разрушительные позывы примут другую форму, их желание сбылось. Семнадцать лет спустя, его коллекция выросла от стандартного набора (малый барабан, том-томы, боковой, бас-барабан, тарелки, хай-хэт) до двух десятков барабанов различных форм и размеров из разных частей мира — мурумба, бата, дарбука, окедо, калангу, роммелпот, бодрэн, дхола, ингунгу, коборо, нтенга и бубен. В зависимости от инструмента он играет палочками, молоточками или руками. Его склад перкусии забит установками колокольчиков, гонгов, буллроаров, кастаньет, клапперов, чаймс, стиральных досок и калимба, но ему приходится играть и с цепями, ложками, камнями, шлифовальной шкуркой и погремушками. Группа, в которой он играет, называется Власть Толпы; и они играют два-три раза в месяц, в основном, в небольших барах и клубах Бруклина и нижнего Манхэттена. Если они начнут зарабатывать большие деньги, он с радостью бросит все и проведет остаток жизни в концертном туре с ними по всему миру, но сейчас они с трудом покрывают свои затраты. Ему нравится резкий, диссонансный, импровизационный звук их игры — продирающий фанк, он называет это — и у них есть их верные поклонники. Но их не так много, совсем немного, оттого ему приходится проводить утро и день в Больнице Для Сломанных Вещей, вставляя плакаты и картины в рамки и починяя реликвии, сделанные во времена, когда наши деды были еще детьми.
Когда Эллен Брайс рассказала ему о том доме в Сансет Парк прошедшим летом, он увидел в этом возможность проверить свои идеи на прочность, выйти за пределы его невидимых, одиночных атак на систему и перейти к общим действиям. Это самый смелый шаг, когда-либо предпринятый им; и он отдает себе отчет в том, что их притязания на этот дом незаконны. Наступили тяжелые времена для всех, и покосившееся опустевшее деревянное здание в этом районе выглядит как объявление для всех вандалов и поджигателей-арсонистов, приглашение, чтобы кто угодно влез туда и разгромил его, вызов окружающему благополучному соседству. Занимая этот дом, он и его друзья заботятся о безопасности всех вокруг и о том, чтобы жизнь тех была более спокойна. Сейчас — начало декабря; они живут здесь почти четыре месяца. И потому, что идея переехать сюда принадлежит ему, и потому, что это был он, кто выбрал солдат в свою небольшую армию, и потому, что только он знает что-то о ремонте помещений, сантехники и электропроводки, он — их неофициальный лидер группы. Не общепризнанный лидер, скорее всего, но вынужденный; и эксперимент, знают они, не удался бы без его присутствия.
Эллен была первой, кого он решил выбрать. Без нее он никогда не решился бы войти в Сансет Парк и открыть для себя этот дом, и потому он предоставил ей право первого отказа. Он знал ее, когда они еще были детьми и впервые встретились в начальной школе в Аппер Уэст Сайд, но затем они потеряли друг друга из виду, чтобы обнаружить семь месяцев тому назад, что они — оба живут в Бруклине, и к тому же довольно близкие соседи в районе Парк Слоуп. Она зашла в его Больницу, чтобы поместить что-то в рамку, и, хоть он и не узнал ее с первого взгляда (кто бы смог распознать в двадцатидевятилетней женщине девочку двенадцати лет?), когда он написал ее фамилию на заказе, то тут же понял, что это была Эллен Брайс, которую он знал в детстве. Странная маленькая Эллен Брайс, теперь взрослая, работающая агентом по продаже недвижимости фирмы, расположенной на пересечении Седьмой Авеню и Девятой Стрит, художница в свое свободное время, как и он — музыкант в свое; но при этом его хобби и работа как-то близки по духу, а у нее — нет. В тот день в мастерской он начал заваливать ее дружественными бестактными вопросами и вскоре узнал, что она была не замужем, что ее родители-пенсионеры живут в каком-то городке в Северной Каролине, и что ее сестра беременна двойняшкой мальчиков. Его встреча с Милли Грант состоится лишь через шесть недель после этого (та Милли, которую должен заменить Майлс Хеллер), и потому, что и он и Эллен были не связаны ничем, он предложил ей выпить с ним.
Ничего толкового из этой выпивки не вышло, и из ужина, на который он пригласил ее через три дня, потому что отсутствие какой-либо связи с ними в детстве перешло и во взрослую жизнь. Они оба не были связаны никакими обязательствами; и, хоть никакой роман между ними не маячил на горизонте, они стали встречаться иногда друг с другом, и между ними начались складываться добрые дружественные отношения. Ему не было никакого дела до того, что ей не понравился концерт Власти Толпы (громкий хаос их музыки был не для каждого), и то, что ему крайне не понравились ее скучные рисунки и картины (со множеством деталей, отлично прорисованные пейзажи и виды города, как ему казалось, лишенные живости и оригинальности). Что было важным — это то, что ей, похоже, нравилось слушать его, и то, что она никогда не отказывалась, когда он просил ее о чем-нибудь. Что-то в нем было созвучно чувству одиночества, обволакивавшего ее, и он был тронут ее тихой добротой и беззащитностью в ее взгляде; и все же, чем крепче становилась их дружба, тем меньше он понимал, как относиться к ней. Эллен не была безобразной. У нее было стройное тело, ее лицо — приятно глазу, но вся она излучала ауру беспокойства и покорности; и, глядя на ее очень бледную кожу и прямые, безжизненные волосы, он задавался вопросом — может, она погружена в какую-то депрессию, влача свои дни в подвале Отеля Меланхолия. Когда он виделся с ней, он делал что угодно, лишь бы рассмешить ее — с разными результатами.
В начале лета, в тот же самый день, когда Пилар Санчез переехала жить к Майлсу Хеллеру в южной Флориде, разразился скандал здесь, на севере. Договор на использование площади для Больницы подошел к концу, и хозяин выдвинул условие поднятия стоимости рента на двадцать процентов. Он сказал, что не сможет заплатить тому, что дополнительные траты разорят его, но стервец даже и не поморщился. Единственным решением было съехать с квартиры и найти где-нибудь другое место для житья, подешевле. Эллен, занимавшаяся подыскиванием клиентов для съема жилья в компании на Седьмой Авеню, рассказала ему о Сансет Парк. Это было неспокойное место, сказала она, но совсем недалеко от того, где он жил сейчас, а цена рента была почти наполовину меньше подобного рента в Слоуп Парк. Ближайшим воскресеньем они пошли посмотреть на эту территорию между Пятнадцатой и Шестьдесят Пятой Стрит в восточном Бруклине.
Эллен показала ему шесть-семь адресов в тот день, и ни один из них не понравился ему; и потом, когда они шли мимо кладбища, они случайно повернули, чтобы пройти насквозь один блок зданий между Четвертой и Пятой Авеню, и увидели дом, неприметное небольшое двух-этажное деревянное строение с крытой верандой на входе, выглядящее здесь так, будто кто-то стащил это здание с фермы миннесотских прерий и воткнул случайно в середину Нью Йорка. Оно находилось между замусоренным пустырем с каркасом автомобиля посередине и металлическим скелетом наполовину выстроенного дома, чье строительство застопорилось больше года тому назад. Кладбище было как раз напротив этого дома, отчего не было ни одного жилого дома на этой улице, что, в общем-то, означало — заброшенный дом был невидим в этом почти необитаемом блоке. Он спросил Эллен, что она знает об этом доме. Хозяева умерли, сказала она, а их дети отказались выплатить налоговые задолженности родителей, и теперь этот дом принадлежит городу.
Месяц спустя, когда он окончательно решился на прежде невозможное для него, — рискнуть всем, чтобы жить в бесплатном доме, пока город не обнаружит его и не вышвырнет на улицу — он был поражен тем, что Эллен приняла его приглашение на переезд. Он пытался отговорить ее, рассказав о всех трудностях и возможных проблемах, с которыми им придется встретиться, но она не поддалась, говоря, что да — означает да, и зачем нужно было спрашивать ее, если хотел услышать нет?
Ночью они зашли в этот дом и обнаружили там четыре спальни — три на верхнем этаже и одна побольше внизу, приделанная позже к задней части дома. Место было в очень жалком виде — вся поверхность покрыта пылью и сажей, водяные пятна растекались по стене вокруг кухонной раковины, потрескавшийся линолеум, расколотые плашки пола, мыши и белки устраивали гонки под крышей, сломанный стол, безногие стулья, паучьи сети в углах, но, ко всеобщему удивлению, ни одного разбитого окна, и, хоть вода из крана была настолько коричневой, что могла сойти за чай, канализация и водопровод были в полном порядке. Чуть-чуть испачкаться, сказала Эллен. Только и всего, что нужно. Неделя-две чистки и покраски, и все будет нормально.
