Только на пути очередная преграда, комната отдыха охранников, громкие голоса и гогот мужиков перебивали посапывание их товарища.
‒ Слушай, а ты заметил, как Марик на младшего смотрел? Чую, что-то неладное. Зачем он к камерам пошел? ‒ в каморке сидело трое мужчин, самый молодой из них, лет восемнадцати, выглядел настороженным.
‒ Зеленый ты еще, Касим. А Мару стресс скинуть надо, лучше уж на заключенных, чем к кому-то из нас с кулаками полезет. А малой все равно не жилец.
‒ Почему? ‒ удивился парень.
‒ За первую кражу десять плетей, ты думаешь, он выдержит? ‒ Устало вздохнул третий, уже седой ажан. ‒ И скидки на возраст не будет, голубую кровь, видите ли, оскорбили.
‒ Как же так? ‒ воскликнул юный страж порядка, а я практически потеряла сознание от ужаса, но взяла себя в руки и вылила остатки зелья в кувшин на столе, тихий бульк не был услышан. ‒ Я пойду, проверю, ‒ подорвался самый совестливый.
‒ Юнец... Сгорит он на этой работе, разливай, ‒ послышалось в след, но мне уже было не важно, я шла шаг в шаг за, возможно, единственным человеком способным мне помочь.
***
Мы шли вдоль камер, в некоторых спали люди, при свете тусклых кристаллов было практически не видно, вдруг мой навигатор ускорился.
‒ Не смей его трогать, ‒ висел на прутьях решетки Гаррет.
‒ Марик, ты что творишь? ‒ закричал он и я увидела то, отчего внутри начала расползаться тьма.
‒ Не твоего ума дело, сопляк, ‒ из камеры, к которой мы подбежали, обернувшись, смотрел огромный мужик, но самое страшное, он держал за волосы моего ребенка. Моего ребенка!
‒ Так нельзя, он же совсем ребенок! ‒ просипел, ужасаясь поступку сослуживца, молодой ажан. Он не мог пойти на сделку с совестью, но и понимал, что не выстоит против такого бугая. И я это понимала. Ярость, отчаяние и злость на собственное бессилие поглотили меня полностью. А потом вышли за пределы моего тела. Впервые я увидела собственный туман, но эмоции, бившие через край, вид моего малыша и горящая огнем грудь не дали обратить на это особого внимания. Но остальные меня увидели: поникший и пребывающий в бессознательном состоянии сын дернулся в руках извращенца, Гаррет слез с решетки, а оба ажана замерли от неожиданности.
‒ Мальчика отпусти, ‒ тихо произнесла я.
‒ Настя, он его бил! И наручники ему нацепил! ‒ вставил свои пять копеек Гарри, от чего дымка лишь быстрее начала разрастаться, заполняя собой коридор.
‒ Да кто ты такая? ‒ заорал тот, кто впервые в моей жизни пробудил во мне мысли об убийстве.
‒ Я? ‒ зло усмехнулась ему в ответ. ‒ Твоя смерть, ‒ думать о чем-то кроме как о состоянии Рони и долгой и мучительной кончине урода, что держал его, я не могла. Впрочем, как и сдвинуться с места. А туман, темнея на глазах, уже тянулся черными лентами к посмевшему притронуться к моему ребенку, но тот ничего не замечал.
‒ Какая смелая, ‒ расхохотался он. ‒ Это ты, Касим, привел ее? Сейчас покончу с этим сладким мальчиком и займусь тобой детка.
Я взревела, сжала кулаки, и в этот момент плеть тьмы затянулась на шее ублюдка, он захрипел, отпустил, тут же рухнувшего на пол Рона, и вцепился в туман, но через то, что было осязаемым для шеи, руки проходили как сквозь воздух.
Я повернулась к младшему охраннику.
‒ Открой! ‒ указала на дверь камеры Гаррета.
‒ Я не могу! ‒ замотал он головой, не отрывая взгляда от сипевшего на последнем издыхании Марика. ‒ Отпусти его.
‒ А этого не могу я, ‒ ответила ему ровным голосом, начиная осознавать, что именно мои желания и действия сейчас убивают человека. Хотя человеком этого монстра было сложно назвать. ‒ Представляешь, сколько жизней он искалечил и сколько еще людей пострадает от него, если он останется в живых?
‒ Они преступники!
‒ Нет, мальчик, они ‒ люди! Живые, кто-то даже попавший сюда случайно, например, мой сын, ‒ черные щупальца в этот момент уже подносили малыша ко мне. ‒ Как ты думаешь, что бы он сделал с моим маленьким, невиновным сыном? ‒ в моих словах снова засквозила ярость, лента сильнее затянулась на человеческой шее, и на одного охранника тюремного блока в Росдоле стало меньше. ‒ Я знаю, Касим, сложно идти на сделку с совестью, но я лучше возьму грех на душу и убью одного, зная, что спасу одну сотню и отомщу за другую.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
‒ Простите, ‒ парень закрыл глаза руками.
‒ За что? Ты передо мной ни в чем не виноват, но помочь можешь, ‒ я не дождалась, когда он откроет камеру с Гарретом, и тоненькое щупальце уже вовсю орудовало связкой.
‒ Чем? ‒ мне в руки опустился мой малыш, и одинокая слеза покатилась по щеке, порыв разрыдаться я сразу затолкала поглубже. Не время раскисать. Мне еще сбежать нужно со всеми детьми, привести в порядок, а потом когда мы будем в безопасности, можно хоть улиться слезами. Только смысла не будет. Я ласково погладила Рони по голове.
‒ Мама? Мамочка, это правда ты? ‒ прошептал он.
‒ Я мой хороший. Я же обещала, что не никогда тебя не брошу.
‒ Чем я помогу тебе? И зачем мне это делать? ‒ уже увереннее произнес ажан. Пришел в себя.
‒ Чтобы выжить, ‒ от ответа он дернулся, как от пощечины, а я в который раз удивилась своей хладнокровности, понимая, что готова убить его, если встанет у меня на пути. ‒ Ничего сложного, просто добеги до выхода, крича: «Тревога, заключенные сбежали». Все что от тебя требуется ‒ добежать до парадной и открыть дверь. Гаррет, бежать сможешь? ‒ подросток кивнул, смотря на меня не верящими глазами.
‒ Но как это вам поможет?
‒ Тебя это не должно волновать, ‒ я поудобней перехватила Рона, взяла за руку Гарри и укуталась в свою тьму. ‒ Беги! ‒ Касим от неожиданности подпрыгнул и с криками: «Тьма всемогущая» рванул по коридору.
Гнаться за ним было не так-то просто, все мальчишки пережили ужасный день, а я спотыкалась от каждого их стона, но все равно не теряла из виду охранника. Тот же, как оголтелый, кричал, что арестанты убили Марика и сбежали. А я в очередной раз убеждалась, что решение собрать вещи и подготовиться к побегу из города было верным решением. Вопрос только бежать сразу или отсидеться несколько дней?
Первым делом молодой ажан забежал в комнату отдыха и в ужасе застыл над заснувшими товарищами.
‒ Беги дальше, эти живы, ‒ сказала я ему. ‒ Тот, у решетки, тоже. Не переживай.
Тот выдохнул и побежал. Благодаря ему мы оказались у выхода меньше, чем через пятнадцать минут, хотя ажан останавливался объяснить коллегам, что случилось. Зато я не плутала с мальчишками в поисках дороги. И вот дверь Касим распахнул дверь пошире, подзывая караульных, а мы, вылетев в нее пулей, скрылись в переулке. Домой я притащила практически на себе обоих, пусть тьма, в которую перевоплотился мой туман и не тянул с детей энергию, они и так не держались на ногах.
Дверь распахнулась, причитающая Марта схватилась за голову, увидев сначала свалившегося на пол Гаррета, а потом и меня с Аароном на руках.
‒ Боги, что же с ними сделали? Настя, что с тобой? ‒ в её глазах читался неподдельный ужас.
‒ Неважно! Гарри бульон налей и чай, а Рони молока, я его сначала искупаю, ‒ соседка кивнула и закружилась вокруг подростка.
Я же отнесла ребенка в душевую, где уже стояли тазы с теплой водой. Аккуратно посадив сына на лавочку, вновь про себя отметила, что чувства бурлят, но будто где-то за стеклянной перегородкой, я знаю о них, знаю что испытываю, но держу себя в руках. Ульяна как-то рассказывала о кесаревом сечении с наркозом в позвоночник, что чувствуешь все, как разрезают, достают малыша, но при этом боли нет.
У меня были такие же ощущения, но ровно до того момента, как я встала на коленки рядом с Роном и он посмотрел мне в глаза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
‒ Мам, а у тебя глаза черные, и волосы, ‒ я схватила прядь и поняла, что ребенок не врет, кончик косы был иссиня-черным.
‒ Это я так переживала за тебя малыш, ‒ пришлось задушить истерику на корню, чтобы не пугать его. ‒ Давай снимем одежду и ополоснемся. Хорошо?
‒ Хорошо, мам, ‒ мы стянули грязные брюки и порванную рубашку, все тело было в синяках и ссадинах.
