- Вот и отлично! - воскликнул Керенский, вскочив и потирая руки.
- Мы скажем тогда, что не могли сдержать общественного негодования, умоем руки и снимем с себя ответственность.
- (Но) первая кровь прольется ваша...
Керенский побледнел.
- Что же вы хотите, чтобы я сделал?
- Порвите с советом.
- Вы хотите, чтобы я быль изменником?
- Нет... Я желаю, чтобы вы подумали о России, а не о революции".
4. "Он выразительно добавил:
- Я уполномочен спросить вас, хотите ли вы включить в правительство новые элементы и обсуждать этот вопрос?
Я ответил:
- Перед тем как дать ответ, я должен знать, с кем я имею дело. Кто те, кого вы представляете и чего они желают?
- Они общественные деятели.
- Бывают разного сорта общественные деятели... Хорошо, допустим, я не имею поддержки. Какими же реальными силами вы располагаете?
Он возразил, что я введен в заблуждение, что они опираются на серьезные силы, которых нельзя игнорировать". 4. - Кто же это вы?
Союз георгиевских кавалеров? - саркастически улыбнулся Керенский.
- Это во первых конституционно - демократическая партия. Во вторых это торговопромышленники, в третьих это казачество, в четвертых - полковые части, наконец союз офицеров и многие другие.
- Что же вы хотите, чтобы я сделал?
- Протяните руку тем, которых вы от себя отталкиваете... Включите (в правительство) представителей правее кадет, с другой стороны пусть в нем будут социалисты-государственники, а не исключительно представители Совета.
- Ну все же нельзя обойтись без представителей Совета, - сказал Керенский.
- Я не спорю, пусть так".
5. "Конечно, я не дал ему никаких инструкций, никаких полномочий. Я считаю, что он, говоря от моего имени в Ставке так, как он это сделал, допустил "превышение полномочий". Это несомненно, так как ничего подобного я ему не говорил... Львов не окончил разговора. Он спросил:
- Вступите ли вы в переговоры, если я вам скажу. (От кого прислан)?
- Скажите более определенно, что вы желаете слышать от меня и для чего.
Он ответил:
- До свиданья! И ушел". 5. "Керенский был тронут.
- Хорошо, - сказал он. Я согласен уйти. Но поймите же, что я не могу бросить власть; я должен передать ее с рук на руки.
- Так дайте мне поручение, сказал я, войти в переговоры от вашего имени со всеми теми элементами, которые я сочту необходимым.
- Я даю вам это поручение, - сказал Керенский. - Только прошу вас все держать в секрете.
И крепко пожаль мне руку".
Предоставляя читателям разобраться в этих противоречиях, я не могу, однако, не указать, что диалог, изображенный на левой половине листа, в особенности в заключительной части своей, представляется чрезвычайно странным. Ясно чувствуется, что так нелепо закончиться он не мог. Хотя Керенский в своем показании усиленно подчеркивает, что разговору со Львовым он не придал никакого значения, но тут же рядом неоднократно заявляет, что вопрос - от чьего имени сделано было предложение и та таинственность, которой облек его Львов, в связи с имевшимися у премьера ранее сведениями о заговоре, "произвела большое впечатление"... Что касается меня, я убежден в правильности версии Львова и считаю, что в этот день, если не свершилось грехопадение Керенского перед лицом революционной демократии, то развернулась окончательно нить "великой провокации".
Львов, пройдя опять через все сомнительное чистилище корниловского окружения, попадает 24-го в Верховному. Их разговор, веденный в этот день и на следующий,"
в противоположность предыдущему, в сущности своей является совершенно установленными. У Керенского. У Львова.
Показание следственной комиссии. "Последние Новости" 1920 г. N 192.
1. "Войдя ко мне в кабинет Львов сразу заявил мне:
- Я от Керенского". 1. - Я от Керенского. - Глаза Корнилова сверкнули недобрым огнем".
2. В. Н. Львов заявил мне от имени Керенского, что если по моему мнению дальнейшее участие последнего в управлении страной не даст власти необходимой силы и твердости, то Керенский готов выйти из состава правительства. Если Керенский может рассчитывать на поддержку, то он готов продолжать работу. 2. - Я имею сделать вам предложение. Напрасно думают, что Керенский дорожит властью. Он готов уйти в отставку, если вам мешает. Но власть должна быть законно передана с рук на руки. Власть не может ни валяться, ни быть захваченной. Керенский идет на реорганизацию в части в том смысле, чтобы привлечь в правительство все общественные элементы. Вот вам мое предложение - это есть соглашение с Керенским".
3. "Я очертил общее положение страны и армии, заявил что по моему глубокому убеждению единственным выходом из тяжелого положения является установление военной диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении. 3. - Передайте Керенскому, что...
дальше медлить нельзя... Необходимо, чтобы Петроград быль введен в сферу военных действий и подчинен военным законам, а все тыловые и фронтовые части подчинены Верховному главнокомандующему... В виду грозной опасности, угрожающей России, я не вижу иного выхода, как немедленная передача власти Верховным правительством в руки Верховного главнокомандующего.
Я перебил Корнилова:
- Передача одной военной власти или также гражданской?
- И военной, и гражданской.
- Быть может лучше просто совмещение должности Верховного главнокомандующего с должностью председателя совета министров? - вставил я.
- Пожалуй, можно и по вашей схеме... Конечно все это (только) до Учредительного Собрания.
4. "Я заявил, что не стремлюсь к власти и готов немедленно подчиниться тому, кому будут вручены диктаторские Полномочия - будь то сам Керенский,*40 ген. Алексеев, ген. Каледин или другое лицо.
Львов заявил, что не исключается возможность такого решения, что в виду тяжелого положения страны, Временное правительство, в его нынешнем составе, само придет к сознанию необходимости установления диктатуры и, весьма возможно, предложить мне обязанности диктатора.
Я заявил, что если бы так случилось, ...я от такого предложения не отказался бы". 4. "Корнилов продолжал:
- Кто будет Верховным главнокомандующим, меня не касается, лишь бы власть ему была передана Временным правительством.
Я сказал Корнилову:
- Раз дело идет о военной диктатуре, то кому же быть диктатором, как не вам".
5. "Я просил Львова передать Керенскому, что, независимо от моих взглядов на его свойства, его характер и его отношения ко мне, я считаю участие в управлении страной самого Керенского и Савинкова безусловно необходимым". 5. " - Я не верю больше Керенскому... и Савинкову я не верю... Впрочем, - продолжал Корнилов - я могу предложить Савинкову портфель военного министра, а Керенскому портфель министра юстиции"...
6. "Я просил передать Керенскому, что по имеющимся у меня сведениям в Петрограде в ближайшие дни готовится выступление большевиков и на Керенского готовится покушение; поэтому я прошу Керенского приехать в Ставку, чтобы договориться с ним окончательно. Я просил передать ему, что честным словом гарантирую его полную безопасность в Ставке". 6. " - Затем - продолжал он - предупредите Керенского и Савинкова, что я за их жизнь нигде не ручаюсь, а потому пусть они приедут в Ставку, где я их личную безопасность возьму под свою охрану".
Таким образом, предложения Корнилова ультимативного требования не носили, тем более, что вопрос о личности диктатора в случае возможности сговора, оставлялся открытым. На другой день уже, 26-го, Корнилов в беседе с Филоненко, Завойко и Аладьиным допускает возможность коллективной диктатуры, в виде Совета народной обороны, с участием Верховного главнокомандующего в качестве председателя.
Корнилов не имел ни малейшего основания не верить Львову. Он знал, что Львов пользуется репутацией человека - не серьезного, путаника, но честного. Сущность же всего разговора была настолько определенна, что не допускала невольного искажения его передачи. Наконец, Львов был ведь недавно министром в правительстве Керенского!
Перед Корниловым в первый раз встали реальные перспективы мирного, легального разрешения вопроса о реорганизации власти, по крайней мере, в первой стадии его, так как в дальнейшем несомненно предстояла решительная и жестокая борьба с советами.
Первый, самый важный вопрос был близок к разрешению, и это обстоятельство меняло весь характер борьбы, ставя ее в легальные рамки.
После разговора с Корниловым Львов опять попал в "чистилище". Оглушенный всей этой хлестаковщиной корниловского "политического окружения", всеми "тысячью курьеров", он совершенно потерял масштаб в оценке веса, значения и роли своих собеседников. Добрынский*41, могущий "по первому сигналу выставить до 40 тысяч горцев и направить их куда пожелает" - Аладьин, якобы посылающий корниловскую телеграмму Донскому атаману Каледину с приказом начать движение на Москву и от имени Верховного и офицерского союза требующий, чтобы ни один министерский пост не замещался без ведома Ставки... Завойко, назначающий министров и "собирающийся созвать Земский собор". Профессор Яковлев, разрешающий каким-то неслыханным способом аграрную проблему...