в свои ряды попавших под горячую руку собратьев.
Спецподразделения, дислоцировавшиеся непосредственно в столице, первыми оказались в районе Алтуфьево. Несмотря на то, что в их распоряжении были лучшие в стране профессионалы, не только наземные, но и воздушные силы, уничтожить сразу или хотя бы блокировать лиц, осуществивших дерзкое покушение на главу государства, у них не получилось. Группа террористов в составе не менее двадцати, судя по огневым точкам, членов, умело рассредоточившись на большой заводской территории, оказывала активное и весьма результативное сопротивление силам правопорядка.
Поэтому не справившимся сходу с поставленной задачей командирам спецподразделений ничего не оставалось делать, как приостановить штурм. Решено было приступить к немедленной эвакуации гражданских лиц, оказавшихся по необходимости, работавших или проживавших в районе боевых действий. Для блокирования террористов решено было стянуть в район боя значительно большее количество военнослужащих, единиц штурмовой техники и специальных технических средств. Необходимо было также провести разведку местности, как следует оценить силы противника и подготовить план дальнейших действий в зависимости от вариантов развития событий, самым желанным из которых было начать переговоры с террористами и склонить их к сдаче оружия.
Подразделения Росгвардии, поднятые по тревоге сразу после расстрела президентского кортежа, разделились на две основные колонны и выдвинулись из места своей дислокации в подмосковной Балашихе к месту сражения. Первую колонну бросили на Алтушку с севера через МКАД. Вторая колонна, на которую наткнулись Ропотов с Ольгой, была направлена по шоссе Энтузиастов на юг Алтуфьевского шоссе. Вскоре она разделилась ещё на две: одна пошла по Северо-Восточной хорде, другая — через проспект Будённого, набережные Яузы, Ростокинский проезд и Ботаническую улицу. Одновременно, минуя московские пробки, напрямую к эпицентру событий понесли на себе подкрепление живой силой транспортные вертолёты национальной гвардии.
Алексей высадил Ольгу у подъезда её дома в полвосьмого вечера. Больше семи часов длился их путь до первой остановки. Ночь постепенно опускалась на встревоженный город. Вовсю уже горели уличные фонари. Школьники заканчивали с домашним заданием, малышей купали, читали им сказки на ночь.
Выйдя из машины, Ольга молча посмотрела на Алексея своими красными, заплаканными глазами. Ни грамма былой утренней игривости в них уже не было. Чувство тревоги и неуверенности в завтрашнем дне и отголоски ужаса от увиденного сегодня днём — всё, что передалось от неё Ропотову.
Алексей, обняв Ольгу и сухо поцеловав её в голову, попытался успокоить:
— Оля, не бойся! С нами такого больше не случится.
Забудь всё! Как сон, забудь.
— Этого уже не забудешь никогда… Спасибо, что подвёз… Хотя лучше бы уж я на метро… — она пошла прочь, не оборачиваясь.
Не заглушив двигатель после остановки машины, он снова вернулся в неё, дождался, как и прежде, когда Ольга скроется в подъезде, и зажгутся её окна на четвертом этаже, и только потом продолжил свой путь домой.
В течение всего дня, пока они пытались вырваться из плена пробок, он несколько раз разговаривал по телефону с женой. Лена звонила ему каждый час. Она очень беспокоилась за мужа, узнав о теракте, так же, как и большинство москвичей, из новостей. Она первой позвонила Ропотову, с тревогой в голосе выясняя, что с ним и где он. Потом уже звонила ему, сверяясь с картой, и уточняла, где он в тот момент ехал.
Алексей, конечно же, умолчал, что был в машине не один. Зачем ему сейчас лишние вопросы, зачем опять бередить едва затянувшуюся рану на сердце жены, зачем давать ей повод для волнения и неудобных для себя вопросов. Не подавала звуков и Ольга во время этих телефонных переговоров. По-женски она понимала Лену, и в такой же ситуации, но без своего участия в ней, конечно же, приняла бы сторону обманутой жены, матери детей своего увлёкшегося на стороне мужа. Но в том-то и дело, что муж этой женщины увлёкся тогда ни кем-то ещё, а именно ею, Ольгой. И это всё меняло в её собственных глазах. Людям всегда просто судить других по совершённым теми преступлениям, ошибкам или прегрешениям. Но стоит только им самим совершить что-то такое случайно или по недомыслию, или, как в случае Ольги, повинуясь одному только чувству, как они сразу находят себе оправдание, а все вокруг, тыкающие пальцем и хором твердящие: «Виновен!», становятся злейшими врагами, и обвинительный их мотив безапелляционно отвергается.
Когда Ропотов, наконец, открыл входную дверь в свою квартиру, Лена бросилась к нему, уткнулась лицом в грудь и крепко обняла. Так, молча, стояли они в дверях какое-то время, пока она не посмотрела на него и не вымолвила:
— Как же я волновалась за тебя!.. Ну, заходи же, раздевайся скорее. Иди поешь, я приготовила. Твой любимый борщ, только что разогрела ещё раз, пока горячий. Хочешь, выпей — я налью.
— Спасибо, любимая! Как же я рад, наконец, тебя видеть!.. Дети уже спят?
— Да, уложила их.
Лена сидела напротив него за столом в кухне, сложив руки, как школьница. Приглушенный свет падал на её лицо, подчеркивая красоту утомленных глаз. Они смотрели на мужа по-собачьи преданно, пока он отхлебывал из тарелки ложку за ложкой. Рука его — та, что держала ложку, всё время дрожала. Но Лена ничего не спрашивала, хорошо понимая причины этой дрожи и этого напряжения. Алексей выпил три рюмки водки, пока ел борщ, съел пару зубчиков чеснока. Такого вкусного борща он, казалось, никогда раньше не ел. Водка расслабила его, и дрожь ушла.
Утолив голод и сняв стресс после выпитого спиртного, Алексей, не торопясь, поведал Лене обо всём, что он сегодня увидел, что пережил, умолчав только об Ольге. После рассказа мужа о водителе «жигулей» она тоже не удержалась и, хотя не любила это дело, налила в его рюмку водки и залпом, как делал это он, опрокинула содержимое внутрь себя. Лицо её поморщилось, рука потянулась к ломтю хлеба, и слёзы сочувствия и одновременно радости за живого и невредимого мужа проступили на её глазах.
— Бедный мой Алёша! Я ведь могла тебя потерять сегодня, — только и промолвила она.
Уже засыпая под шум падающей в душе воды и, и вспоминая мокрое обнаженное тело своей жены, её плечи и длинные русые волосы, Алексей ещё раз пересматривал закрытыми глазами картину увиденного сегодня. Почти в дымке он видел, как дергалась спина Ольги, когда та плакала у него в машине, как смотрела она на него у своего подъезда, прощаясь, и как смотрела на него потом Лена, слушая его пересказ долгой-долгой и опасной дороги домой.
«Какая же у меня замечательная жена!.. И какая сволочь её муж…», — подумал он
