Насколько я знаю, захоронения в лесу, случавшиеся при Греде Стэмосе, прекратились. И вряд ли кому-нибудь ломали кости и выбивали глаза. Но это не значит, что Нортон трогательно заботился о благополучии вверенных ему людей. Карцер был все также популярен, и люди теряли зубы не под ударами охранников, а от частого пребывания в одиночке на хлебе и воде. Это стали называть «диетой Нортона».
Этот человек был самым грязным ханжой, которого я когда-либо видел в правящей верхушке. Мошенничество, о котором я рассказывал раньше, продолжало процветать, и Сэм Нортон даже прибавил кое-что от себя. Энди был в курсе всех его дел, и поскольку к тому времени мы стали верными друзьями, о многом мне рассказывал. При этом на его лице появлялось чуть брезгливое выражение, как будто он описывал мне какое-то уродливое, отвратительное насекомое, все действия которого из-за его омерзительности скорее смешны, чем ужасны. Это был именно Нортон, кто придумал знаменитую программу «Путь к искуплению», о которой вы могли читать или слышать лет шестнадцать назад. Фото нашего коменданта было помещено даже в «Ньюсвик». В прессе программа освещалась, как образец истинной заботы о реабилитации заключенных и практическом использовании их труда. Она включала в себя использование заключенных в разных видах деятельности: обработка древесины, строительство дорог, овощехранилищ и прочего. Нортон назвал эту хреновину в своем характерном патетическом стиле «Путь к искуплению», и клубы «Ротейри» и «Кайванис» в Новой Англии приглашали его для выступлений, особенно после того, как фото Нортона было помещено в «Ньюсвик». Мы называли этот проект «Большая дорога», но что-то я не слышал, чтобы кого-нибудь из заключенных приглашали высказать свое мнение в клубе или газете. Нортон был тут и там, успевал поприсутствовать на строительстве автомагистралей и рытье канав со своими возвышенными речами и почетным значком баптиста. Есть сотни путей осуществлять все эти проекты – кадры, материалы, подбор всего необходимого… однако, Нортон оказался хитрее. И все строительные организации округа смертельно боялись его программы, потому что труд заключенных – рабский труд, и вы не станете этого отрицать. Итак, Сэм Нортон каждый день за время своего шестнадцатилетнего правления, получал изрядное количество заказов, просто заваливающих его стол с золотой табличкой «Христос мой спаситель». А потом он был волен ответить заказчику, что все его работники проходят «путь к искуплению» где-то в другом месте. Для меня всегда оставалось чудом, почему Нортона не нашли однажды утром в канаве с дюжиной пуль в голове.
В любом случае, права старая песенка, в которой говорится: «Боже, как крутятся деньги». Мистер Нортон, похоже, разделяет точку зрения старых пуритан, что лучший способ проверить, является ли человек избранником божьим – заглянуть в его банковский счет.
Энди Дюфресн был правой рукой коменданта, его молчаливым помощником. Библиотека много значила для Энди, Нортон знал это и умело использовал. Энди говорил, что один из любимых афоризмов Нортона: «Рука руку моет». Итак, Энди давал ценные советы и вносил деловые предложения. Я не могу с уверенностью заявлять, что он продумал программу «Путь к искуплению», но уверен, что он сводил все счета, связанные с этой грязной махинацией и… сукин сын! Библиотека получила новый выпуск пособий по авторемонту, новое издание энциклопедии Гройлера… и, конечно, новый Гарднер и Луи Амур.
И я убежден, что то, что произошло, должно было произойти, потому что Нортон не хотел лишаться своей правой руки. Скажем больше: он боялся, что Энди слишком многое может рассказать о его делишках, если покинет Шенк.
Я узнавал эту историю на протяжении семи лет, немного здесь, немного там, кое-что от самого Энди, но далеко не все. Он не любил говорить об этом периоде своей жизни, и я его в этом не виню. Я собирал эту историю по частям из дюжины разных источников. Заключенные, как я уже отмечал, не более чем рабы. Возможно, поэтому им присуща рабская манера любопытствовать и пронюхивать все. Теперь я излагаю вам все последовательно, с начала до конца. И, возможно, вы поймете, отчего человек провел около десяти месяцев в жуткой депрессии. Я думаю, он не знал всей правды до 1963 года, пятнадцать лет после того, как он попал в эту забытую богом дыру. Я думаю, он не знал, как скверно это может оказаться.
Томми Вильямс поступил в Шоушенк в ноябре 1962 года. Томми считал себя уроженцем Массачусетса, но за свою двадцатисемилетнюю жизнь вдоволь попутешествовал по всей Новой Англии. Он был профессиональным вором. Томми был женат, и жена навещала его каждую неделю. Она вбила себе в голову, что Томми будет лучше – а уж ей и трехлетнему сынишке и подавно – если он получит аттестат. Она уговорила мужа, и Томми Вильямс начал регулярно посещать библиотеку.
Для Энди все это было рутинным занятием. Он видел, как Томми набирал изрядное количество тестов высшей школы. Он хотел освежить в памяти предметы, которые когда-то проходил – таковых было немного – а затем пройти тесты. Он также получил по почте большое количество курсов по предметам, которые он провалил или просто пропустил без внимания в школе.
Томми явно не был хорошим учеником, и я не знаю, получил ли он свидетельство об окончании высшей школы, да это и не важно для моего рассказа. Важно, что он очень привязался к Энди, как большинство людей, которые сколько-либо долго с ним общались.
Пару раз он спрашивал Энди: «Что такой продувной парень, как ты, забыл в тюряге?» – вопрос, который звучит как грубый эквивалент светской любезности: «Что такая милая девушка, как Вы, делает в таком месте, как здесь?». Но Энди ничего не отвечал, только улыбался и переводил разговор на другую тему. Естественно, Томми стал спрашивать окружающих, и когда он получил ответ, он был шокирован до глубины души.
Человек, который рассказал ему, почему Энди в тюрьме, был его партнером на гладильной машине в прачечной. Мы называли эту машину мясорубкой, и вы можете себе представить, что случилось бы с человеком, работающем на ней, если бы он ослабил свою бдительность. Партнером Томми был Чарли Лафроб, который отбывал свои двенадцать лет за убийство. Он с наслаждением принялся пересказывать все подробности истории Дюфресна; замечательным развлечением для нас, старых обитателей тюрьмы, было введение новичков в курс всех наших дел. Чарли дошел уже до того места, как присяжные, придя с обеда, объявили Энди виновным, как вдруг послышался неожиданный свист, и мясорубка остановилась. В тот день машина обрабатывала свежевыстиранные сорочки для приюта Элиот. Они выскакивали из машины сухими и выглаженными со скоростью штука в секунду. Томми и Чарли должны были подхватывать их и складывать в тележку, выстеленную чистой бумагой.
Но Томми Вильямс продолжал стоять, открыв рот и тупо уставившись на Чарли. Он был завален грудой рубашек, которые падали на липкий грязный пол прачечной.
В тот день за прачечной присматривал Хомер Джесуб, и он уже спешил к машине, громко ругаясь на ходу. Томми даже не повернулся к нему. Он спросил Чарли, будто старина Хомер, который проломил за свою жизнь больше черепов, чем он мог сосчитать, и вовсе отсутствовал.
– Как ты сказал, как звали того инструктора из гольфклуба?
– Квентин, – произнес смущенный и почти напуганный Чарли. Он рассказывал потом, что мальчишка был бледен, как полотно. – Кажется, Глен Квентин. Или что-то вроде этого, точно не помню…
– Эй, немедленно! – прорычал Хомер. Шея его налилась кровью. – Бросьте рубашки в холодную воду! Пошевеливайся, урод! Быстро, а то…
– Глен Квентин, о боже, – произнес Томми Вильямс, это были его последние слова, потому что Хомер Джесуб, этот образец гуманности, уже опустил свою дубинку на череп бедного парня. Томми упал на пол лицом вниз, при этом лишившись трех передних зубов. Очнулся он уже в одиночке, где и провел всю следующую неделю на диете Нортона. Плюс черная отметка в его карточке.
Было это в феврале 1963 года, и Томми Вильямс обошел шесть или семь долгосрочников, и услышал в точности ту же историю, что и от Чарли. Я знаю это, потому что был одним из них. Но когда я спросил Томми зачем ему это, вразумительного ответа не получил.
И вот в один прекрасный день Томми пришел в библиотеку и вывалил Энди разом всю информацию. В первый и последний раз, по крайней мере с тех пор, как он в смущении говорил со мной о Рите Хейворт, Энди потерял присущее ему самообладание… Только на этот раз в куда большей степени.
Я видел его на следующий день, он выглядел как человек, который наступил на грабли и получил хороший удар промеж глаз. Руки Энди дрожали, и когда я заговорил с ним, он не отвечал. После полудня он нашел Билли Хенлона, дежурного охранника, и договорился с ним об аудиенции у коменданта на следующий день. Позже Энди рассказывал, что в ту ночь он не спал ни минуты. Он прислушивался к завываниям холодного зимнего ветра, смотрел на длинные колеблющиеся тени на цементном полу камеры, которую он называл домом с тех пор, как Трумен стал президентом, и пытался все спокойно обдумать. Он говорил, что Томми принес ключ, который подходил к клетке, находящейся где-то в глубине его сознания. К такой же клетке, как его собственная камера, только вместо человека в ней был тигр. Тигр по имени надежда. Вильямс принес ключ, который открыл дверцу, и тигр вырвался на волю разгуливать по его сознанию. Четырьмя годами раньше Томми Вильямс был арестован в районе Роуд Айленд, когда он вел краденую машину, набитую краденым товаром. Томми признался в своем преступлении, и ему смягчили приговор: два с небольшим года лишения свободы. Прошло одиннадцать месяцев, и сокамерник Томми вышел на свободу, а его место занял некий Элвуд Блейч. Блейч отбывал наказание за кражу со взломом.
